Я никогда не думала, что у меня в замужестве не будет детей. И тем более не могла себе представить, что когда-нибудь откажусь от своего ребенка, когда он, наконец, появится. Но у каждого в жизни свои испытания, и венец их — радость. Если только мы с Богом…

Семь лет мы с мужем прожили в браке, а детей у нас все еще не было. Молясь о даровании деток, я просила, чтобы у меня родился ребенок, угодный Богу. Сама не знала, что вкладывала в эти слова, но мне хотелось, чтобы мой ребеночек был каким-то необыкновенным…

Беременность моя проходила очень легко — радостно и спокойно, и все анализы были хорошие. Такого мирного и счастливого состояния я не чувствовала ни до, ни после! Так что когда родился Владик, его диагноз — синдром Дауна — стал для меня полной неожиданностью…

Врачи настойчиво советовали мне отказаться от сына, оставить Владика в Доме ребенка. Говорили, что такие дети не умеют любить, что они даже не понимают, кто их мама или папа, и им лучше находиться в спецучреждении. Приводили и другие доводы: наше общество не принимает таких детей; я не смогу работать, ухаживая за ребенком; семьи, где появляются такие малыши, распадаются — муж не выдерживает, когда жена полностью поглощена проблемами больного ребенка.

Поразительнее всего, что когда в разговоре с врачами я пыталась улыбаться, как-то разрядить обстановку, они строго говорили: «Как ты можешь улыбаться? Как ты способна еще чему-то радоваться? Ты не понимаешь всей сложности своей ситуации!»

После такого давления, после долгих и мучительных раздумий и сомнений мы всей семьей приняли решение отказаться от ребенка. Остановились на том, что будем приходить его навещать…

Но когда мы приняли это решение, в моей душе наступил кромешный ад. Я именно тогда поняла, что такое душа! Душевная боль была всепоглощающая, невыносимая, я не могла этого выдерживать… Засыпала и просыпалась с этой болью. Мне казалось, что солнце больше для меня не светит — я действительно находилась в аду!

Так я мучилась несколько дней… А потом зашла в тот самый храм, где когда-то молилась о даровании ребенка. Все иконы как будто смотрели на меня с осуждением: «Ты просила — и Господь дал тебе ребеночка. Что же ты от него теперь отказалась?!»

Я подходила со своей болью ко всем — к священникам, к простым людям в храме. Меня все утешали, видя мое состояние. Но одна женщина, с которой я поделилась своим горем, сказала мне очень строго: «Какая же ты мать! Как ты смогла его оставить!» И тут я поняла: ведь если я заберу сына обратно, этой боли не будет! И мне сразу стало легче.

Мы с мужем быстро оформили все документы, и в 4 месяца Владик уже был дома.

После этого Господь дал мне почувствовать такую материнскую любовь, которая смогла покрыть все трудности, все страхи, связанные с воспитанием такого необычного ребенка. Я благодарила Бога за то, что он дал мне Владика, и за то, что благодаря сыну я сама стала другой.

Однажды ночью я обращалась с этими словами к Богу и вдруг почувствовала Его присутствие… На ум пришли такие слова, как будто Сам Господь вложил мне их в душу: «Ты теперь ощущаешь радость, потому что живешь с тем, что Я тебе дал — это райское состояние души. А вспомни ту боль, то адское состояние! Теперь не мучайся, не ломай голову, кто виноват и почему твой сын такой. Это Я дал его тебе!» Наутро, конечно, я стала сомневаться, было это на самом деле или нет. Посоветовалась со священником, и тот сказал, что так Господь открыл Свою волю обо мне, и это понимание Божьего замысла должно поддерживать меня в трудные времена.

С этого момента началось воцерковление нашей семьи. Уже потом, вспоминая о том периоде моей жизни, я, наконец, поняла, какую помощь посылал мне Господь! Насколько трудны испытания — настолько же мощную поддержку Он оказывает человеку.

Я почувствовала это на себе. У меня не было никаких знаний о синдроме Дауна — чего ожидать, чего опасаться. Но я постоянно встречала людей с такими же, как и у меня, детьми, общалась с ними, узнавала, как они живут. Причем родители рассказывали вещи, совсем противоположные тому, о чем предостерегали меня врачи: я узнавала, что эти дети умеют любить как никакие другие, и это было для меня большой поддержкой.

Помню, когда еще Владик был в Доме ребенка, врач сказала мне, что в газете «Таганрогская правда» год назад вышла статья о том, как заниматься с подобными детками, развивать их, ухаживать за ними. Очень захотелось прочитать ее. И вот однажды у входа в магазин я увидела такого же мальчика, как мой сын. Решила посмотреть, с кем он пришел. Из магазина вышла женщина — я подошла к ней, рассказала о себе, о Владике. И оказалось, она и есть автор той самой статьи в газете!

И такую помощь и поддержку я получала постоянно. Лишь только меня одолеют сомнения, уныние (например, я очень переживала, что в 8 месяцев Владик еще не сидел. «А будет ли он вообще ходить?» — думала я), тут же происходит какое-нибудь событие, встреча, которые приносят мне уверенность, дают импульс двигаться дальше.

Когда Владику исполнился год, я уже утвердилась в том, что это мой путь, моя жизнь. Я больше не нуждалась в постоянной поддержке, да уже и не искала ее. Зато я получила от Бога гораздо более важную поддержку — своего духовника. Произошло это так. На обратной дороге из паломнической поездки в Святогорскую лавру, переполненная впечатлениями, я делилась ими с попутчицами: «Какие батюшки в лавре! Как бы мне хотелось иметь духовника, чтобы всегда можно было с ним посоветоваться». «А ты приезжай к отцу Алексею Лысикову — он хороший батюшка!», — посоветовали они. По дороге в Николаевку, где тогда служил отец Алексей, в маршрутке я встретила врача Дома ребенка Татьяну Николаевну Прохожаеву. А она и говорит мне: «Отец Алексей — тот батюшка, который крестит наших деток, он и твоего Владика крестил!» Вот в тот момент я ясно поняла, что ничего случайного в нашей жизни не бывает, что на все воля Божья.

Когда отец Алексей увидел Владика впервые, он посоветовал мне почаще его причащать и соборовать. Этот совет я исполняла, и после каждого соборования у нас происходили изменения к лучшему. После первого — Владик научился фокусировать взгляд, после второго — встал на ножки… Я причащала сына каждое воскресенье, и его развитие шло намного интенсивнее и успешней, чем предсказывали доктора.

Сейчас Владику девять. Он занимается в коррекционной школе, но с большим удовольствием посещает воскресную школу Свято-Георгиевского храма, даже ходил в приходской лагерь.

А в прошлом году моему сыну назначили операцию, с которой связано одно необычайное событие в нашей жизни… Я очень люблю и почитаю святителя Луку (Войно-Ясенецкого), талантливейшего хирурга, профессора медицины. Его автобиографическая книга «Я полюбил страдание» потрясла меня до глубины души. Я часто молюсь ему, особенно когда Владик находится на лечении — а он постоянно нуждается во врачебной помощи.

Так было и в тот день: когда моего сына уже повезли в операционную, я не переставая молилась и просила святителя: «Батюшка Лука! Помоги врачам сделать операцию!» Так молясь, я просидела в коридоре более четырех часов, но на душе было так спокойно, будто все уже успешно завершилось. Волнения не было совсем. Операция закончилась, и мы благополучно вернулись домой.

Через какое-то время мы с Владиком зашли в наш храм и стали после службы прикладываться к иконам. Когда мы подошли к иконе святителя Луки — а она как раз в это время появилась в нашем храме — Владик сказал: «Он делал мне операцию!» Я спросила его: «А ты точно видел?» — «Видел!» Я уверена, что сын не мог этого придумать, и верю, что святой Лука нам помог.

Так мы и живем, с Божьей помощью. Господь благословил нас еще одним малышом…

Я поделилась здесь самым сокровенным в своей жизни для того, чтобы моя история послужила во славу Божью и в укрепление таких же мамочек, как я.

Галина Шевченко, Таганрог

Фото из архива автора

Таганрогский Центр семьи и молодежи (http://www.pravsemia.ru/)

Интервью с иереем Сергием Фейзулиным, священником подворья Троице-Сергиевой лавры

– Отец Сергий, наш сегодняшний разговор — о первой любви, о том событии, которое всегда влечет за собой грандиозное потрясение, глубочайший внутренний переворот. Для человека, который еще не стал взрослым, первая любовь — это встреча с иррациональным, когда не понимаешь до конца ни природы этого чувства, ни собственных побуждений. При этом первая любовь всегда сопровождается открытием нового мира, неузнаваемой метаморфозой бытия. Может ли первая любовь лишить юного человека опоры?

– Для меня, как человека верующего, любовь — это прежде всего Имя Божье и сила жизни, исходящая от Самого Господа. И поэтому, когда неопытная детская душа впервые сталкивается с проявлениями этого удивительного чувства — чувства подлинной жизни, доселе неведомой, таинственной, непостижимой, — то это не что иное, как первая встреча человека с Богом. Встреча с Богом лицом к лицу. Ибо если мы говорим о Любви, то обойти евангельское утверждение, что Бог есть Любовь, мы никак не можем. Ведь что испытывает человек, в котором живет подлинная любовь? Прежде всего, желание отдать всего себя, совершить какой-то поступок. Не уходить в себя, не замыкаться в переживаниях, а, наоборот, раскрыть свое сердце во всей полноте. Даже у самого робкого юноши вдруг появляется какое-то дерзновение, какая-то смелость и всегда — особая радость. В Новом Завете есть замечательные слова: «Боящийся не совершен в любви» (1 Иоан. 4:18). Здесь, конечно, идет речь не о страхе Божием, который возникает из опыта веры и духовного делания, а о страхе житейском. Любовь поднимает человека над жизнью и над собственными мелкими страхами и желаниями. И это, безусловно, святое чувство. В переводе с древнееврейского языка первое значение слова «святой» — «не от мира сего». «Будьте святы, ибо Я свят», — сказано в Священном Писании (Лев.11:44.). «Я не от мира сего», — говорит Христос. Вот эта неотмирность, самоотверженность как преодоление эгоизма и есть главное качество любви.

Я часто сталкивался с ситуациями, когда человек начинает бороться с этим чувством. Ведь с точки зрения мира сего, с точки зрения здравого смысла, переживания, которые человек испытывает в любви, кажутся смешными и нелепыми. Кроме того, они пугают своей непостижимостью, запредельностью, несоответствием привычному житейскому существованию «здесь и теперь». Именно потому так часто в состоянии любви рождается подлинное вдохновение, которое всегда есть стремление по ту сторону мира сего. И не случайно художники, поэты, творческие люди считают любовь формулой творчества, ее пружиной, ее пищей. Ведь именно любовь дает человеку творческую силу.

– Но с другой стороны, даже в состоянии влюбленности бывают и свои крайности, особенно в момент первой любви. Ведь такое сильное и незнакомое чувство подчас оборачивается ослеплением, потерей внутреннего равновесия и мудрости, а здесь недалеко и до ошибок. Как правильно вести себя родителям, наблюдающим своего ребенка в момент любовных переживаний?

– Безусловно, и здесь случаются крайности. Чтобы лучше понять ребенка, который впервые открыл для себя это чувство, можно вспомнить знаменитые эпизоды из русской литературы. Ведь большинство художественных коллизий вырастают именно из возникновения любви в человеческом сердце. И Наташа Ростова, и Татьяна Ларина пребывали в состоянии, когда «душа ждала кого-нибудь». Обе героини предощущали это событие, пребывали в состоянии готовности открыть свое сердце навстречу тому таинственному миру, приближение которого они только предчувствовали. И становится понятно, что чувство первой любви заложено в каждом сердце и уготовано каждой судьбе. И внезапный восторг, и обновление мира, и чудесное преображение внутреннего бытия (которые описываются и у Толстого, и у Пушкина) — человеческая душа ждет этих открытий, как пробуждения. Именно поэтому здесь так легко пойти по пути крайностей и ошибок, как это было в любовной истории Наташи и Анатоля Курагина. В неутоленной жажде долгожданной любви может родиться и ослепление, и страсть, и даже ненависть. И вот: самый близкий и родной человек для Наташи — Соня — оказывается предательницей, а родители — врагами. Такое грандиозное событие, как первая любовь, часто влечет за собой и жестокую внутреннюю борьбу, и тяжелые испытания. Человек верующий знает, что в такой непростой ситуации нельзя уповать ни на собственное разумение, ни на свои душевные побуждения. И если давать советы родителям, то самое главное в любой семье — это оставаться авторитетом для своих детей и воспитать в них потребность духовного общения — со священником, наставником, близкими людьми. Не всегда человек может разглядеть то, что видно духовным взглядом, и во всех тайных соблазнах и испытаниях любви, уверен, поможет разобраться священник. Ведь все благое в нашей жизни может происходить лишь с помощью Божией.

– Отец Сергий, вы говорили о любви как о чувстве «не от мира сего». Вместе с тем, мы живем именно в этом мире, полном искусов и соблазнов, в мире, где само понятие «любовь» давно потеряло свой подлинный смысл. Как научиться современному молодому человеку отличать истинное от ложного, светлое от темного, любовь от страсти? Тем более — в момент влюбленности, когда привычный мир теряет былые очертания и обретает новые краски?

– Молодой человек, как сказано в эпиграфе к «Евгению Онегину», всегда «и жить торопится, и чувствовать спешит». А что говорить о нашем времени, в котором жизнь не течет, а мчится в ускоренном ритме? Все происходит быстрее — и созревание, и вступление во взрослую жизнь. И как тут не потеряться в «половодье чувств», в котором не всегда разглядишь настоящее, неотмирное и святое? В каждой любви, даже если ее воспринимать в сугубо земной плоскости, есть частица святости, дарованной свыше. Иначе мы не могли бы существовать. Но мы не всегда осознаем этот дар, ставя под сомнение его божественную природу, искажая смысл любви как таковой. Воспевая «любовь», современная «культура» зачастую отрицает даже семью — основание, цель и плод любви.

Я думаю, что «испытание чувств» — это вечная тема, и человеку, заблудившемуся как в современных ценностях, так и в собственных переживаниях, прежде всего, необходимо научиться отделять чувство от чувственности.

Современная психиатрия свидетельствует, что часто человек чувствует глубокий трагизм существования, ощущая себя жертвой игры каких-то темных сил. Но об этом сказано еще у апостола Павла: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15). Получается, человек бессилен даже в собственных поступках. И только жизнь в вере расставляет те акценты, с помощью которых мы можем отделить свет от тьмы.

Верующий человек чувствует этот переход от спокойного, светлого состояния к темным, болезненным метаниям, разрушающим душу. Этот момент очень точно описан у Гоголя в «Вие», когда герой седлает Панночку-ведьму, — ужас от соприкосновения с нечистой силой.

А ведь совсем близко, почти на грани с этими страшными и разрушительными метаниями лежит чувство чистое и высокое, и здесь так опасно не разглядеть эту грань! Дурное всегда примешивается к святому, и неопытное сердце так легко может заблудиться в темных ухищрениях чувств! Тем более в среде современных стереотипов, навязанных сегодняшним кодексом поведения — с экранов телевизоров и с обложек глянцевых журналов. И везде, чуть ли не через слово, говорится о любви, которой сегодня объясняются все самые низкие и грязные мысли, побуждения, поступки.

Показательно, что раньше, на Руси, это слово почти не употреблялось в бытовой речи, настолько трепетным было отношение к этому чувству. Если простые люди описывали любовь в семье, то чаще употребляли слово «жалеть» вместо слова «любить». Ведь с любовью связывалась, прежде всего, любовь Божья — нечто святое, высокое, неземное. Увы, в современном мире такое понимание любви далеко ушло в прошлое, а традиционная патриархальная культура вытеснена вторжением чужой идеологии, наплывом искаженных норм и жизненных ориентиров. Происходит чудовищная подмена: чувства — чувственностью, любви — страстью. И здесь, повторяю, только Церковь, только жизнь в вере может уберечь человека от этого страшного натиска чужой «культуры».

Священное Писание говорит о семье как о «малой церкви». И самая главная задача родителей — это воспитать в ребенке чувство преемственности нашей евангельской традиции и ее понимания сущности семьи. «Тайна сия велика», — говорит апостол Павел (Еф. 5:32). Именно «тайна», а не бытовые семейные взаимоотношения.

Показательно, что, по церковным законам, самое страшное наказание — это отлучение от церковного общения. Часто ошибаются, думая, что этот закон означает отлучение от причастия: причастие — это таинство, которое является суточной кульминацией церковного богослужения. На самом деле отлученный человек не может даже находиться в церкви. Он — вне народа Божьего, вне любви, вне семьи. Таким образом Церковь дает понять человеку, что его грех делает его одиноким, отделенным от Христа, от людей, от церковной жизни. И это одиночество было самым страшным наказанием. И конечно, у отлученного от церковного общения человека возникала жажда вернуться в Семью — в дом Божий, в лоно народа Божьего. Сейчас, в сознании современного человека, этот страх — страх оказаться одному, наедине со своим грехом — утрачен, как забыта и главная сущность семьи, ее тайна. Поэтому родительское воспитание должно зиждиться на евангельском понимании смысла семьи, на связи с духовной традицией. Причем церковные правила и предписания не должны становиться мертвой буквой закона, но всегда рождаться из чутких и трепетных отношений в семье. Иными словами — из животворящей Любви.

Вигилянская Александрина

Журнал для родителей «Виноград» (http://www.vinograd.su/)

Дети и интимная близость мужчины и женщины: что и как говорить детям? Сейчас в связи с всеобщей озабоченностью этими проблемами, распространением учебников по половому воспитанию, которые иногда поражают воображение, проблема звучит особенно актуально. Предлагаем вниманию родителей и заинтересованных взрослых некоторые мысли и советы святителя Луки (Войно-Ясенецкого), как вести разговор с ребенком на доверительные темы.

---

Блюдите, да не презрите единого от малых сих.
(Мф. 18, 10).

Однажды наступает день, в который ваш ребенок делает очень важное открытие. Оказывается, когда‑то его не было на белом свете. Он недоумевает: «Как это — не было? А где же я был? И откуда я взялся?..»

Иные родители боятся, что необычная информация может вызвать в ребенке нечистые мысли. Но это в значительной степени зависит от того, в какой форме ее сообщили. К тому же, если бы приходилось разрешать вопрос — что лучше: сейчас открыть ребенку тайну происхождения жизни или ждать до тех пор, пока он в состоянии будет самостоятельно постичь ее, — то на этот счет были бы возможны различные мнения. Но дело тут как раз не в этом. Вопрос, к сожалению, стоит иначе: должны ли мы посвятить ребенка в эту область человеческих отношений в «нейтральной» естественно-научной форме или лучше предоставить его опасности получить превратные, нечистые «разъяснения» с экранов телевизоров и прилавков порнографической литературы?..

Иногда разумнее даже рассказать своему ребенку правду на год раньше, чем он сможет воспринять, чтобы не доставить врагам нашего спасения возможности бросить вредоносное семя в его душу.

Как говорить об этом? Какими словами? Какой выбрать тон? Говорить ли о самом способе зачатия? О супружеской любви? Говорить ли о похоти («половом влечении»)? Насколько конкретны должны быть объяснения?

Решить это должна сама мать, которая лучше всех знает своего ребенка.

Иная мать и приоткрыла бы перед своим чадом завесу над этой тайной, но сама не знает, каким образом это можно сделать хорошо — так, чтобы и не солгать, и не уронить себя в глазах ребенка, и не потерять его любовь, и не нанести вреда его душе неос­торожным словом.

Когда ребенок начинает задумываться о тайне происхождения жизни и спрашивать, «откуда берутся дети», питать его пытливую душу сказочно-поэтическими описаниями было бы очень опасно.

Быть может, и остроумно придумано, что детей находят в капусте или их приносит людям аист, но не стоит выдавать это ребенку за действительность. Такие ответы возможны только в шутливой форме. Впрочем, они не смогут до конца удовлетворить ребенка.

И если он узнает, что его обманывали, выдавая сказку за действительность, это может иметь вредные последствия для детской души.

Одни дети не переживут особого потрясения, не обидятся и даже не удивятся, открыв обман. Наоборот, каким‑то образом осознают, что не скрыть правду тогда было невозможно и что, главное, они и сами не хотели бы узнать ее из маминых уст. Другие же могут пережить настоящее потрясение, почувствовать себя глубоко оскорбленными и испытать даже отвращение к родителям, которые занимаются «такими вещами» и лгут, притворяясь «хорошими».

В любом случае ложь остается ложью, а осторожное умолчание не всегда возможно.

Некоторые родители находят выход в полуправде. Например: «Братишку принес доктор» или «Ребеночка нам послал Господь, чтобы мы любили его и заботились о нем». Во втором объяснении нет ни слова лжи и лукавства, но все же в нем часто присутствует дополнительный посторонний мотив — желание отвлечь внимание малыша от неприличного вопроса и, насколько возможно, заставить его молчать. И чаще всего дитя прекрасно чувствует в словах матери некоторую недосказанность и еще глубже заинтересовывается тем, что всеми силами хотят от него скрыть.

Говоря о «тайне рождения», мы разумеем и рождение как таковое, и зачатие. Открыть ребенку, откуда он появился на свет, не самое трудное. Куда труднее рассказать, как именно он там оказался!

Эту часть разговора вполне можно отсрочить на пару лет (тем более что малыша на первое время вполне удовлетворит полуответ, вроде такого: «Ты там зародился…»), а потом уже не обойтись без рассказа о тычинках с пестиками, яйце и прочем.

Этот ответ не должен быть натуралистичен и раскрывать только внешнюю, плотскую сторону вопроса. Мы остановились на ней именно потому, что для родителей как раз этот физиологический, «плотской» момент представляет наибольшую сложность.

Несколько советов родителям перед беседой

1. Разъяснения должны даваться ребенку осторожно и целомудренно, но без робости и стыда, тогда, когда он начинает спрашивать об этом.

2. Не следует также называть брак и деторождение «самым прекрасным, что только есть в человеческой жизни», потому что это не согласуется с учением православной церкви. Но не надо и пугать «скверной» и «срамом».

3. Тон беседы не должен быть ни легкомысленно-шутливым, ни тем более таинственно-заговорщическим — желательно, чтобы он был в меру серьезным и спокойным. Где речь идет о «биологии» и «физиологии», там уместен настрой научно-популярной книги. В отдельных случаях можно и пошутить, чтобы разрядить напряжение (прежде всего свое собственное).

4. Наконец, не увлечься бы одной «плотской» стороной вопроса. Наоборот, давая научно-популярные объяснения, говорить с ребенком не только о творении (природе), но и о ее Премудром Творце.

5. Хочется предложить еще один совет. Не лучше ли в словосочетаниях «половая жизнь», «половые отношения», «отношения полов» слово «половой» заменить на «брачный» («брачные отношения» и т. д.), а «полы» — на «супругов»? Отношения мужчины и женщины в браке — вот наша тема, а то, что вне брака, есть грех и блуд, о чем можно позже побеседовать с подростком отдельно…

6. Важно также выбрать подходящее время для беседы. Было бы ошибкой, обрекающей беседу на «провал», прерывать детскую игру, брать ребенка «за шиворот» и усаживать рядом с собой: «Слушай!» Выслушивая «по обязанности», дитя вряд ли сможет воспринять рассказ.

7. Детские психологи полагают — да и сами родители убедились на опыте, — что наилучшее время для доверительных бесед с ребенком — это время болезни или перед сном, когда ребенок лежит в постели, но не хочет спать, а просит маму посидеть с ним и что‑нибудь рассказать. Плотское начало личности в это время смиряется, дневная суета отступает, и детская душа становится особенно восприимчивой. Удобное время можно найти и днем, но только если ребенок сам ищет доверительного разговора с матерью.

8. С подростком надо говорить по‑другому. Беседу с взрослеющим сыном лучше перепоручить отцу (если у них сохраняются доверительные отношения) или опытному священнику. Что касается девочки, то и она в подростковом возрасте (который наступает у нее несколько раньше) нуждается в разъяснениях и душеполезных наставлениях. Разговор с дочерью о функциях ее подрастающего организма даст матери возможность побеседовать с ней на самые серьезные темы, связанные с подготовкой к брачному периоду, чистотой и целомудрием…

9. И еще одно: родителям никогда не придет в голову дать своему ребенку в руки острый нож, не предупредив о грозящей опасности при обращении с ним. Им не придет в голову обвинять дитя и с негодованием отворачиваться от него, когда, не подозревая об опасности, оно порежется до крови. И ведь родители знают, что в их ребенке пробуждаются телесные, плотские силы, которые могут оказаться для него более опасными и роковыми, чем самый острый нож. Но все‑таки оставляют ребенка без всяких разъяснений, без всяких наставлений. Такой ли должна быть истинная родительская любовь?..

Тайна зачатия — вот что подсознательно интересует подрастающего ребенка, и от родителей во многом зависит то, какое представление сложится у него в будущем об отношениях мужчины и женщины.

Журнал для родителей «Виноград» (http://www.vinograd.su/)

В семье протоиерея Александра и матушки Марии Ильяшенко 12 детей и уже 15 внуков. Отец Александр – настоятель храма Всемилостивого Спаса в Москве, кроме того, он работает в секторе МВД Отдела Московского Патриархата по взаимодействию с вооруженными и правоохранительными органами, читает лекции в академии МВД, а также руководит работой портала “Православие и мир” – одного из крупнейших православных сайтов.

Мы попросили отца Александра рассказать о проблеме взаимоотношений отцов и детей.

– Отец Александр, расскажите пожалуйста, что такое почтение к старшим и как оно воспитывалось в прежние времена?

В старое доброе время уважение к старшим воспитывалось очень последовательно, решительно и грамотно. Одна пожилая женщина рассказывала о том, как ее воспитывал отец:

– Папочка, а можно, я в церковь пойду? – спрашивала она, тогда шестилетняя дочка.
– Нет, доченька, нельзя.
– А почему, папочка?
– А ты сегодня по улице шла?
– Шла, папочка.
– Старушку видела?
– Видела.
– А ты ей в пояс поклонилась?
– Нет, папочка.
– А почему? Она перед тобой уже свою жизнь прожила, она тебе дорожку проложила, а ты ей не поклонилась. Нет, доченька, в церковь ты сегодня не заслужила пойти.

Обратите внимание, как мягко, доброжелательно и, вместе с тем, строго ей отвечает отец, и с каким почтением, не помышляя “качать права”, говорит с ним его доченька. Вот так вот строго и одухотворенно воспитывали детей в крестьянских семьях, какое мы здесь видим удивительно уважительное и бережное отношение к ребенку!

Из других воспоминаний мы знаем, что отец мог и выпороть сына за то, что тот не поклонился старику. Авторитет старших поддерживался, но и сами старшие были такими, что их нельзя было не слушать и не уважать: это были люди с огромным жизненным, духовным и практическим опытом.

Сейчас семья разрушается, семья как основа народа уничтожена практически полностью. Уничтожено крестьянство, которому нет сейчас даже названия в русском языке, остались сельские жители, но это не крестьяне. В городах – деградация. Когда я был мальчишкой, было вполне естественно поднести пожилому человеку сумку, а сами пожилые люди обращались к молодым людям ласково: «сынок» или «доченька». Мы переживаем страшное разрушение нравственных устоев народной жизни, которое происходит из-за изменения миропонимания, утраты нравственных ценостей, потому что мы воспринимаем любую ерунду, вещаемую средствами массовой информации, поэтому нами так легко бывает управлять.

– Возможно ли сейчас так воспитывать детей? С трудом представляется, что современные дети смогут так же осмысленно обсудить с родителями причину того, что им не разрешают пойти в храм…

– К сожаланию, такое воспитание – прошлый век. Чтобы правильно воспитывать детей, нужно начать с воспитания взрослых. Сегодня часто можно увидеть, как ребеночек замахивается на мамочку. Это недопустимо, это нужно решительно и быстро пресечь! Не прекратив это, мать копит своему ребенку гнев на день гнева. В Священном Писании сказано не только «Чти отца и матерь и благо тебе будет», но и «Злословящий отца и матерь смертию да умрет». Если мамочка не пресекает такое поведение сразу, потому что у нее «такой ребеночек», значит, она сама подрывает свой авторитет в глазах ребенка, и не только свой, но и авторитет всех старших. Ребенок не виноват, он пока не понимает, что можно, а что нет, но родители должны сразу же твердо определить, что можно и что нельзя. Ребенка за такое нужно, образно говоря, в бараний рог скрутить, сделать так, чтобы он больше никогда такого не повторил.

– «Скрутить в бараний рог» значит, что ребенка надо отшлепать за такое поведение?

– Нет, совсем не обязательно. Вспомните знаменитое произведение Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон»: когда Карлсон прогонял грабителей, он приговаривал: «Я привидение дикое, но симпатичное! Сейчас я вас настигну, и нам всем будет весело!». Так и воспитатель должен себя вести, он должен быть добрым, веселым, но при этом он может быть и очень строгим. Ты ребеночка любишь всегда, даже когда сердишься, но такого поведения ты не допустишь. Твори, выдумывай, пробуй, добивайся, чтобы ребенок это уяснил.

Воспитание основано на постоянном повторении. Ребенок может не воспринять, может не запомнить, забыть, может устать – ничего страшного – нужно снова и снова повторить, стараясь это повторение сделать максимально эффективным. Может быть, талантливому педагогу и одного раза хватит, но нам надо быть готовыми, что повторять придется неоднократно.

Если хамский и грубый тон допустим в семье, то, значит, такая грубость – норма и для общества, поэтому и вырастает поколение людей, которое не имеет представления о том, как правильно и как неправильно себя вести. В какой-то мере это их беда, их так воспитали. Это хамство пронизывает всю нашу жизнь. Всем нам известна фраза «Я начальник, ты дурак». Ее произносят иногда серьезно, иногда в шутку. Эти слова демонстрируют пренебрежение элементарными правилами человеческого общения. Ведь в нормальном обществе, начальник должен тебя внимательно выслушать и, если ты прав, согласиться. Например, в русской армии военный совет начинали с младших офицеров, чтобы каждый, невзирая на мнение старших, мог свободно выразить свое мнение, а начальник говорил последним, выслушав всех, и его решение все воспринимали как окончательное. Великий русский юрист и правовед, Анатолий Федорович Кони, писал, что глупый от умного отличается не интеллектом, а несокрушимой уверенностью в своей правоте. Если некто, занимая какой-то пост, искренне считает, что он всегда прав, то он не начальник, а просто самодур.

– Взаимоотношения со старшими братьями и сестрами ведь тоже закладывают основы отношения к старшим?

– Безусловно. Младшие должны помогать старшим, а пока они еще маленькие, слушаться старших братьев или сестер. И в нашей семье мы стараемся поступать по Лермонтову. Помните, в «Песни… про купца Калашникова» есть такие строки: «Ты нам старший брат, нам второй отец». Старшего брата, надо слушать в отсутствие отца: при папе воспитывать его детей совершенно недопустимо! Безусловно, это относится и к матери.

Конечно, не надо старших братьев и сестер идеализировать, нам в семье, например, приходилось очень решительно бороться против дедовщины. Но авторитет старших детей, если он направлен в нужное русло, конечно, надо поддерживать.

– Ребенок растет, становится подростком. Меняются жизненные ориентиры, меняется отношение к родителям. Неизбежна ли переоценка ценностей в подростковом возрасте?

– Это совсем не обязательно, в нашей семье не все через это проходили, у девочек этот период более незаметный, чем у мальчиков. Многое зависит от характера и воспитания. Если родители с самого начала растили детей в разумной строгости, интересно, разносторонне, то, скорее всего, в трудный переходный возраст ребенок не будет обособляться, мнение родителей и их авторитет будут значительными, несмотря на такую серьезную мировоззренческую, и физическую перестройку, происходящую в ребенке.

Жизнь ребенка должна быть наполненной и трудной: если ему легко учиться, можно перевести в более сильную школу, отдать в кружок, в спортивную секцию. Многие сложности и беды, связанные с воспитанием детей начинаются, когда ребенок не может заставить себя заниматься чем-то серьезным, занимается ерундой, становится неуправляемым. Если найти то, что ему самому интересно, если ребенка увлечь, если детей учить чему-то важному и содержательному, то дети будут это воспринимать. Но для этого взрослые должны проводить сами над собой сложную напряженную работу, советоваться, читать книги о воспитании, искать то, чем можно увлечь ребенка.

Если время воспитания упущено, то нужно помнить: нет ничего непоправимого. Если человека испортили неправильным воспитанием, то воспитанием же его можно и исправить. Но если родители не научили своего ребенка почтительно относиться к старшим, значит, они позволяли себе не уважать окружающих и самих себя. Значит, начинать нужно с того, что внимательно и критически посмотреть на свой стереотип поведения и понять свои же ошибки. Если требовать от самих себя глубокого уважения к окружающим, то на примере родителей и дети будут учиться такому отношению, постепенно перестраивая свое привычное поведение.

Среди распространенных недостатков – излишняя мягкотелость. Воспитатель должен быть твердым, добрым, веселым, но в то же время спокойным, упорным, твердым. Можно привести классическое сравнение: у воспитателя должна быть железная рука в бархатной перчатке. Для этого ты должен твердо знать, чего хочешь, что хорошо, а что плохо. Зло нужно побеждать добром. Если подросток ведет себя по-хамски, нужно побеждать такое поведение активным мудрым добром. Различать добро и зло – плод духовных усилий. Если ты этого не знаешь – воспитателя из тебя не получится.

– Батюшка, а к чему же может привести такое неуважение к старшим, которые мы сегодня видим повсеместно?

– Оно уже привело к тому, что современная молодежь стала источником агрессии: страшно вечером и выйти на улицу. Утрачена чистота нравов, человек сам себе господин и хозяин, он живет, относясь к жизни потребительски. Почтительным уважением к старшим, причем не только к родителям, мы воздаем долг благодарности их жизненному подвигу, их труду и заботе о нас. Но, если мы считаем, что заслужили это как некий дар, который можно принять готовым, то это означает проявить неблагодарность. Значит, и к нам в свое время будут относиться неблагодарно. Неблагодарность – это такой негативный заряд, который приводит к тому, что от жизни будет уже нечего ждать, и зло умножится, а доброе будет теряться перед таким напором зла.

Приведу такой пример: в Государственном историческом музее есть один интересный экспонат: модель железнодорожной станции, которую сделали ученики реального училища в подарок Государю Императору Николаю II ко дню коронации. Представьте себе: реальное училище – это современное ПТУ. Могут ли современные учащиеся ПТУ сделать не просто удивительной красоты модель, но такую тонкую, филигранную музейную работу? Утрата нравственных ценностей сказывается на всем, даже на мастерстве.

– Отец Александр, а верно ли, что забвение, небрежность и невнимание к истории во многом способствует развитию такого хамски-циничного отношения к старшим? Знакомые рассказывали леденящую кровь историю, о том, как ветерана Великой Отечественной войны обокрали: поскольку брать в доме было нечего, воры унесли только парадный пиджак старика, на котором были прикреплены все его боевые награды. Как он пережил это – не знаю, знаем только, что на Парад Победы на 9 мая он не пошел: стыдно перед однополчанами было без боевых наград появиться. Это уже не просто неуважение, это словно надругательство над всей нашей историей…

– Связь здесь прямая: историческая память выбита прочно, а этот провал не заполнен ничем. Недавно на лекциях в военном училище я спросил первокурсников, кто были современниками: Александр Невский, Батый или Дмитрий Донской. Один курсант робко ответил, что, наверное, Батый и Дмитрий Донской. Остальные промолчали. Это говорит о качестве образования в нашей средней школе, ведь первокурсники – это вчерашние школьники. Школа должна прививать гордость за свою историю, а сейчас в головах у школьников черная дыра, в которой витают отдельные разрозненные мифы.

Воспитание же на примерах исторических, на примерах доблести и отваги прошлого способно сформировать твердый характер и почтение к старшим.

– А что значит «отцы, не раздражайте детей ваших!»?

– Это значит, что каждый человек – личность, сотворенная по образу и подобию Божиему, поэтому в человеке, независимо от его возраста, нужно уважать личность. Ты можешь быть строгим, но если ты относишься с уважением, то ты не будешь провоцировать воспитанника, будешь стараться всеми силами его не раздражать, ведь и самые неприятные вещи можно говорить с уважением.

– Последний вопрос о взрослых детях, что делать, если родители слишком настойчиво и требовательно вмешиваются в жизнь уже выросших детей?

– Такие проблемы особенно отчетливы в тех семьях, где один ребенок и все внимание, все силы сосредоточены на нем. Конечно и в многодетных семьях могут возникнуть такие проблемы, многодетность – это не панацея от проблем, но конечно, такие проблемы преимущественно свойственны маленьким семьям. Инфантильность и эгоизм родителей, родивших одного ребенка, его собственный эгоизм – это то, с чем ребенок может не справиться. Если молодая семья живет вместе со старшими, то это обстоятельство, подчас, способствует возникновению конфликтов, которые нередко приводят к распаду еще не окрепшей семьи. Поэтому нужно всеми силами стремиться разъехаться. В этом не проявится никакого непочтения к родителям, которых обязательно нужно общаться и навещать, но жить молодой семье надо отдельно. На Руси молодой семье ставили новую избу: собственно, изба и приспособлена для жизни только одной семьи – это большая комната, несколько семей в ней едва ли смогут жить. В наше время жилищная проблема стоит очень остро, нужно искать возможности влиять на общественную жизнь, и законными способами добиваться, чтобы власти содействовали решению жилищных проблем.

Беседовала Анна Данилова

Православный журнал «Виноград» (http://www.vinograd.su/)

Протоиерей Павел Великанов о подростковых кризисах веры

В храме меньше всего именно подростков. Как бы ни старались родители вырастить детей в вере, но иногда наступает момент, когда взрослеющий ребенок отказывается идти в храм, исповедоваться и причащаться. Может, это специфика нашего времени, породившего православные семьи, сами не имеющие опыта церковного воспитания?

Или естественный возрастной и духовный кризис, который не просто неизбежен, но даже желателен? Так ли он страшен? И что могут сделать родители, чтобы минимизировать ущерб от разрыва их ребенка с Церковью?

Об этом беседуем с протоиереем Павлом Великановым, кандидатом богословия, настоятелем Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде.

ПЕРЕДАЕТСЯ ЛИ ВЕРА ПО НАСЛЕДСТВУ?

— Отец Павел, в том, что современные дети в подростковом возрасте могут уходить из Церкви, можно усмотреть специфику времени?

— Я думаю, однозначно можно. Могу предположить, что такой интенсивности церковной жизни, которая наблюдается последние 20-30 лет в России в отношении детей, никогда раньше в нашем государстве и в нашей Церкви не было. Нигде в письменных источниках мы не встречаем свидетельств о том, чтобы детей массово приводили в храм каждое воскресенье, чтобы они каждое воскресенье приступали к Святым Тайнам, участвовали в различных формах внебогослужебной деятельности на приходе, таких, как воскресные школы, кружки, занятия и так далее.

— Казалось бы, в результате всего этого ребенок как раз должен бы прочно укорениться в Церкви!

— Вот именно! А на практике мы видим, что одно с другим может быть особо и не связано. Почему-то количество детей пубертатного возраста в храме в разы меньше, чем других возрастных категорий.

Я думаю, одна из причин вот в чем. Мы, родители, часто хотим, чтобы дети механическим образом усвоили тот личный религиозный опыт, который мы сами получили в результате определенных жизненных исканий, ошибок, падений, обретений по пути в Церковь и который для нас бесконечно дорог. А наши дети оказываются в церковной ограде с младенчества, у них нет мучительного поиска смысла жизни, потому что им этот смысл «по умолчанию» уже передан! Мы наблюдаем своих детей, бьющих поклоны в церкви, исповедующихся, причащающихся, молящихся, и в этом видим некую тождественность тому, что с нами самими происходит. А ведь они просто подражают нам в том, что в них, возможно, еще не родилось, не созрело.

Поэтому ребенок должен отойти, немножко дистанцироваться от того, что принял «по умолчанию». Но для чего? Для того, чтобы вернуться к той христианской закваске, которая в него была заложена, но уже совершенно на новом уровне понимания и переживания. Как подросток не может обрести автономию, независимость и самостоятельность, если не разорвет «пуповину», связывающую его с родителями, от которых он абсолютно зависим, так и тут — ребенку надо от чего-то оттолкнуться. Поэтому мне кажется, что отдаление определенной от Церкви части девушек и юношей, начиная с 12-15 лет, вполне объяснимо. И, я бы не побоялся сказать, иногда даже желательно — особенно когда юный человек «застрял» на своем духовном пути, в его религиозной жизни всё совершается «по обычаю», а вовсе не по велению сердца. И если это с кем-то происходит, то не стоит ударяться в панику.

— Вы имеете в виду уход как переосмысление веры?

— Я говорю об отдалении от Церкви не как о решительном отказе от жизни по христианским заповедям, впадении в различного рода смертные грехи и деструктивный образ жизни. Нет, ни в коем случае! Я говорю о том, что ребенок должен определить сам меру и форму своей связи с Церковью. И главное, чтобы эта связь у него сохранялась.

Кроме того, в подростковом возрасте ребенка очень сильно привлекает то, что для него неизвестно, неизведанно, а если он вырос в церковной среде, для него таким особым интересом и привлекательностью будет обладать мир. Тех, кто с детства имеет иммунитет к жизни в миру, к его радостям и прелестям, — единицы. В большинстве же случаев ребенок таким иммунитетом не обладает. Поэтому, на мой взгляд, нет ничего страшного в том, что значимость Церкви для него в этот период будет ниже, нежели значимость молодежной среды, музыки, новых друзей, каких-то развлечений, приятного времяпрепровождения, хобби и так далее. Главное, чтобы эта значимость вообще сохранялась.

САНТЕХНИК ОТ БОГА

— Многие родители стремятся оградить ребенка от соблазнов, с детства делают все, чтоб мирское было ему неинтересно, вызывало отвращение…

— Тот опыт, который у меня накопился в отношении детей священников, моих друзей, позволяет сказать следующее: сознательная попытка оградить ребенка от светской жизни, от светских ценностей, создание для него такой полноценной оранжереи, в которой он бы вызревал, становился бы сильным, крепким, устойчивым к бушующим волнам этого греховного, страстного мира, не только не срабатывает, а нередко приводит к противоположным результатам. Чаще всего, чем жестче отсекались какие-то «мирские» вещи, тем большую устремленность к этим вещам, жажду — я бы даже сказал, какую-то патологическую жажду — человек потом начинал испытывать. И не мог ее удовлетворить, хотя, казалось бы, уже давно можно было бы остановиться — его прямо прорывало и несло!

И наоборот. В тех семьях священников, где родители прежде всего с большой ответственностью занимались всесторонним развитием своих детей — старались дать им хорошее образование, развить и музыкальные способности, и художественные, и спортивные, и интеллектуальные; где дети не ощущали себя ущербными по сравнению со своими одноклассниками, а в чем-то даже чувствовали себя более продвинутыми — потому что всё делалось с предельной ответственностью перед Богом! — подростки в этих семьях впоследствии не отдалялись от Церкви, а открывали ее для себя заново и потом становились священниками и даже монахами и монахинями. Период юношеского бунта проходил с минимальными потерями.

— Почему так? Высокий культурный уровень действует как прививка?

— Да, это своего рода прививка. К примеру, очень трудно удовлетворить хорошо развитый слух ребенка, окончившего музыкальную школу, дешевой попсой — для него это будет органически неприемлемо, потому что просто пóшло и низкопробно. Он пропитан другими ценностями, у него развит вкус. И такой подход, я думаю, можно перенести на всю область культуры: что ребенок читает, что он слушает, какие фильмы, спектакли, мюзиклы смотрит. Главное, чтó должны развить родители у ребенка, — вкус к настоящему, к красивому и какой-то внутренний иммунитет к пошлому, недостойному, каким бы раскрученным и привлекательным оно ни казалось. Конечно, здесь важно создать правильный культурный контекст жизни, наполненный подлинными ценностями и правильными смыслами: столь популярное сегодня «всеядие» категорически недопустимо. Тогда эти правильные культурные ценности станут для него определенными ориентирами, такими реперными точками, какими они являются и для верующего, и для светского человека.

— Другими словами, правильные ценности закладываются отнюдь не только сугубо православной литературой, православными спектаклями, православными фильмами?

— Совершенно верно. Я бы даже сказал, задача — привить детям настоящие ценности не с церковной обложкой, а, прежде всего, именно за пределами Церкви, для того, чтобы они могли, находясь в миру, чувствовать себя уверенно и всегда знали, на что могут опереться.

Родители должны создавать ребенку условия, наиболее созвучные его духовному устроению, психологическим особенностям и помогать ему развивать эти способности настолько, насколько это возможно. А мудрость заключается в том, что вектор такого развития должен быть, в конце концов, обращен к Богу. Нужно дать ребенку понять, что, по сути дела, любая его деятельность должна быть молитвой к Богу, и любое занятие внутри или вне церковной ограды — определенная форма его духовного служения, его делание и его мера ответственности перед Богом.

— Не могли бы вы привести пример?

— В моем доме работал в свое время один сантехник. Человек, в общем-то не сильно церковный. Но он заставил меня серьезно задуматься, и вот почему. Во-первых, он необычайно ответственно относился к любой мелочи! Там, где другой сделал бы работу за один день и получил бы свою зарплату, этот человек тщательно продумывал, какие последствия будут через такой-то срок эксплуатации, какой лучше соединительный узел поставить и так далее. И во-вторых, он брал за свою работу приблизительно в полтора раза меньше, чем любые непрофессиональные сантехники в нашем городе. При этом он постоянно ездил на разные выставки, был в курсе всех современных технических новинок, проходил какие-то курсы повышения квалификации. То есть человек жил целиком своим делом! И, знаете, столкнувшись с такой глубокой профессиональной порядочностью, я понял, что он, по сути, глубоко религиозный человек. Потому что мотивация его действий — не житейская, а идеальная. С точки зрения мирской выгоды ему надо было бы сделать все то же самое попроще, побыстрее, взять денег побольше и поскорее перекинуться на другой объект. А для него его работа — форма служения ближнему.

И я думаю, дети, которые так относятся к своей работе — пусть они выбрали самую простую профессию, — это счастье и благословение для своих родителей.

НЕТ КРИЗИСА — НЕТ РАЗВИТИЯ

— Вы затронули очень интересную тему: как человек приходит к Богу. Получается, для родителей вера — это выбор, а для детей — передаваемая традиция? Ни поиска, ни выбора, ни страданий? Но обязательно ли для обретения веры проходить через сложные поиски и испытания?

— Знаете, я думаю, духовные кризисы абсолютно неизбежны в жизни любого верующего. Потому что там, где нет кризиса, нет и преодоления. Где нет преодоления, нет и укрепления, развития. Я в своей жизни не встречал такого глубоко верующего человека, который мог бы искренне сказать, что никогда ни в чем не сомневался, никогда не проходил через кризис веры. Даже если он рос в совершенно здоровой, благочестивой, полноценной христианской семье.

Другое дело, что эти кризисы совершенно по-разному происходят внутри Церкви и вне Церкви. Кризисы внутрицерковной жизни — гораздо более тяжелые и острые, нежели когда человек находится в пространстве очевидного греха, неправедности и ненормальности и из него присматривается к Церкви. Проще выйти из греховного мира в Церковь, чем, уже будучи христианином, переживать кризис веры. И тут либо вера минимизируется, сводится к неким внешним проявлениям, которые обеспечивают нормальное существование человека в этой системе координат. Либо она существенным образом углубляется и приобретает другое качество, зачастую приводя к конфликту с реальной церковной жизнью, в которой человек живет.

— Если вера — результат собственного выбора, кризиса, переосмысления жизненных ценностей, то какую роль играет передача родителями детям своего личного религиозного опыта?

— Дело в том, что, как говорил один священник, все дети по природе язычники. В самом прямом смысле! Что такое язычество? Это та религия, которая наиболее понятна, удобна и исполнима с точки зрения человека в его нынешнем падшем, греховном состоянии, в котором мы все находимся. И в целом она ближе к ветхозаветной парадигме закона и воздаяния.

Например, детям говорят: «Надо молиться, потому что, если не будешь молиться, тебя Бог накажет»; «Не греши, потому что тебя Бог накажет, делай добрые дела, постись, трудись, и посмотришь — Господь тебя утешит, порадует». Вот такое «юридическое» выстраивание определенных договорных отношений между человеком и Богом — совершенно нормально для ребенка, понятно и исполнимо: надо причаститься, чтобы было хорошо; причащаться — это правильно. И ребенок спокойно, с радостью идет, выполняет все, что нужно, и действительно испытывает радость. Благодать на детское сердце действует совершенно по-другому, чем на взрослых, обремененных страстями и грехами…

Этот детский религиозный опыт, конечно, ни с чем не сравним. Его ни в коем случае нельзя подменять трансляцией взрослого религиозного опыта на детей. Взрослое восприятие кардинально отличается от детского: последнее — прежде всего позитивное. Для него радость быть с Богом — это нормально и естественно. А для взрослого это уже почти высший пилотаж, потому что нам есть в чем каяться, нам есть о чем жалеть, нам есть за что просить у Бога прощения. И самое ужас­ное, когда я вижу, как родители начинают эту модель своего религиозного переживания транслировать на детей. Заставлять их каяться в тех грехах, о которых они не имеют никакого понятия, из небольшого проступка ребенка устраивать драму мирового масштаба — это глубоко неправильно. Ну соврал ребенок, а кто не врал? Ты сам что-ли никогда не врал в своей жизни? И ребенок, которого таким образом воспитывают, моментально научится играть в «ролевые игры»: разыгрывать из себя кающегося грешника, исповедника, пропитанного мировой скорбью — а как только он выходит за порог храма, такая «броня праведности для родителей» быстро сбрасывается и он становится обычным, нормальным ребенком. И это — не худший вариант; гораздо опаснее, когда ребенок пропитывается насквозь подобными неадекватными его возрасту и сознанию искусственными переживаниями и поэтому начинает ощущать себя «исключительным», «не от мира сего», высокомерно дистанцироваться от сверстников — на радость свежевоцерковившимся родителям и на беду своему душевному здоровью.

— Допустим, закон можно передать как семейную традицию. А личное отношение ко Христу — можно?

— Открытие ребенком христианства как религии Христа — совершенно другое дело. Но для того чтобы он понял Христа как Спасителя и Искупителя, он должен понять, а от чего его, собственно говоря, надо спасать и что именно искупать. А ребенок до определенного возраста осознать этого просто не способен! Поэтому я не вижу большой опасности в том, что дети достаточно продолжительное время живут в пространстве во многом формального соблюдения внешних христианских предписаний, в такой ветхозаветной парадигме, где есть четкий закон, наказание и награда — но с четкой перспективной развития в направлении христианских ценностей.

— Разве в подростковом возрасте, когда человек исследует границы своей свободы, Бог страшный и наказующий и весь закон не будут вызывать протеста?

— Я скорее с Вами соглашусь. Но, если мы говорим о маленьких детях, иной подход будет означать размывание критериев. Грамотные, хорошие, опытные психологи рекомендуют выстраивать свои отношения с детьми так, чтобы те четко понимали, где пространство их свободы, где они условно ограничены и где они абсолютно ограничены, где находится «запретная зона». А если у ребенка этого нет, то он будет думать, в конце концов, что ему все позволено, если только родители не видят.

Понимание того, что правильное поведение — не попытка избежать наказания и заработать дивиденды в Царствии Небесном, а просто единственно нормальная модель поведения, единственно возможное проявление благодарности Христу за то, что Он для нас сделал, — должно в какой-то момент созреть в ребенке. И я думаю, как раз-таки юношеские кризисы — это и есть моменты вызревания этого понимания, как бы прорастание через эту ветхозаветную парадигму религиозной детскости — во что-то взрослое.

Где-то я читал о таком случае: в Великую Пятницу две девочки из воскресной школы, которые ходили в храм и были вполне интегрированы в церковную жизнь, вдруг встали перед Крестом, посмотрели на распятого на нем Христа, и одна другой с искреннем ужасом в глазах сказала: «Подожди, Его что, ради нас убили?» До этих детей вдруг дошло, что Евангелие — не какой-то миф, не какая-то поучительная история, давно случившаяся и никакого отношения конкретно к тебе не имеющая, а что это связано с тобой лично. Все, что они до того слышали о Христе, может быть, работало как некий фундамент, но до души не доходило.

У детей на самом деле своя логика. И у каждого ребенка (да и взрослого человека тоже — речь уже не о возрасте) очень по-разному происходит личная встреча со Христом. И момент, когда вспаханная всеми родительскими усилиями почва даст росток личного отношения ребенка и Бога, и в какой форме это будет — в форме благодарности, в форме преодоления какого-то острого кризиса, острой боли, скорби — от нас совершенно не зависит! Это дело Бога и ребенка.

— Что в таком случае от нас требуется?

— От нас требуется — не мешать, подготавливать условия, ребенка воспитывать, с одной стороны, в благочестии, но, с другой стороны, в здоровой, открытой атмосфере. А все остальное уже сам Господь управит. Мы здесь не должны выступать ни в качестве посредников, ни в качестве трансляторов — это Его дело.

СТРОГОСТЬ — ПРОПОРЦИОНАЛЬНО ВОЗРАСТУ

— Отец Павел, а как Ваши собственные дети относятся к храму?

— Моя старшая дочь живет в другом городе, отдельно от нас, и как раз находится в таком сложном подростковом периоде, но связи с Церковью не теряет — ходит на службы, участвует в таинствах. Не с такой, конечно, частотой и интенсивностью, как мне бы этого хотелось, но ходит. Соблюдает пост, опять-таки, в той мере, в какой это для нее сейчас приемлемо. Я не могу сказать, что абсолютно за нее спокоен, но понимаю, что у нее сейчас активный поиск самой себя. И тех форм поиска, которые бы вызывали у меня решительное неприятие или протест, я не вижу.

Остальные дети — все очень по-разному. Один из моих сыновей может с радостью всю службу отстоять в храме, причем не шелохнувшись, и с радостью, особо не отвлекаясь и выполняя все, что надо — пономарит, например. А другой сын постоит немного, а потом будет маяться, не знать, куда приткнуться, чем заняться, будет ходить из одного угла в другой, с кем-то разговаривать и так далее. Разные личности, разные характеры! Но в целом храм для них — место, куда они бегут с радостью. И пропуск богослужения — это нечто болезненное. Даже когда ребенок болеет, он может и заплакать, расстроиться, если ты его не возьмешь в храм. Думаю, помимо прочего это связано с тем, что у нас очень насыщенная детская программа на приходе: и мультипликационная студия, и уроки каллиграфии, и воскресная школа, и уроки музыки, где они разучивают песнопения, чтобы петь на детской Литургии (служба, на которой алтарничают, читают и поют на клиросе дети. — Ред.), и уроки так называемого практического естествознания, когда они изучают свойства разных материалов или делают открытки с механической или электрической «начинкой».

— Но говорят, что если детей с храмом связывает только тусовка, набор хобби, то подрастая, они все это оставят…

— Возможно, в этом есть определенная правда. Но в любом случае я думаю, гораз­до важнее то, как детьми воспринимается пространство храма. Если это пространство внимания и любви к тебе, а не территория закона и наказания, не столь важно, что именно там происходит. Дети чувствуют, что для них организуют какие-то мероприятия не для того, чтобы отправить в Патриархию отчет, а просто потому, что их любят.

— А насколько детям нужна именно церковная дисциплина? Обязательность молитв, обязательность похода в храм, поста?

— Дисциплинировать детей однозначно нужно. Дети должны жить в каком-то вполне очерченном, обозначенном пространстве, потому что ребенку это помогает структурировать жизнь. Другой вопрос — мера строгости этой дисциплины. Я думаю, она должна быть обратно пропорциональна возрасту ребенка. Чем ребенок младше, тем большая степень дисциплины должна быть. Речь не о том, чтобы принуждать ребенка, а просто в семье должно быть такое настроение: когда, скажем, все идут в храм, других вариантов у нас нет. Мы даже не задаем вопрос: ну что, идем в храм или не идем? Когда ребенок задаст вопрос: а почему по воскресеньям мы ходим в храм? — мы можем объяснить ему, почему.

— А если ребенок скажет: «Можно я в это воскресенье не пойду в храм?»

— Можно, например, сказать так: «Подожди, а куда ты собираешься? Ты будешь спать? Пожалуйста, поспи, а мы пойдем в храм и вернемся радостные и довольные». Я считаю, идеальная ситуация та, которую в свое время описал протоиерей Владимир Воробьев: когда в советское время в религиозных семьях поход в храм еще надо было заслужить! И вот у нас на приходе, я вижу, каким-то чудом выстроилась такая модель участия детей в богослужении и насыщенности приходской жизни, внебогослужебных мероприятий, что дети бегут в церковь. Для них это праздник, а не проблема, головная боль или «потерянное личное время». Не знаю, что будет дальше, когда детки подрастут. Посмотрим!

— Есть такая точка зрения: когда ребенок подрастает и начинает отделять себя от родителей, рядом должен быть значимый взрослый — крестный — который будет для него авторитетом. Что бы Вы на это сказали?

— Вы знаете, мое частное мнение таково: я пока мало верю в институт крестных. Потому что стать для ребенка авторитетом — это большая проблема. А уж стать авторитетом, так скажем, по принуждению, — проблема втройне. Далеко не всякий родитель для своего ребенка авторитет, а чужой человек, внешний человек, который не живет в семье, не общается постоянно с детьми — как он может заработать их доверие? В теории я могу такое допустить, но думаю, это, скорее, исключение, чем общая практика. Реальное воспитание может быть только тогда, когда ты вовлечен в семейную жизнь своего крестника: можешь хотя бы раз в неделю приходить в семью и общаться с ним, брать его погулять куда-нибудь (необязательно в храм). А роль человека, который раз в полгода появился в доме, сомнительна.

Другое дело, что в изменившихся обстоятельствах все может развернуться на 180 градусов. В подростковом возрасте, вполне возможно, ребенок потянется к крестному, захочет подружиться с ним, заручиться его поддержкой. Я бы не стал исключать совершенно возможность участия крестных в жизни своих подопечных в такие кризисные периоды. Но дай Бог чтобы хотя бы в каждой десятой семье оказался такой крестный, который сможет подхватить падающее знамя родительского авторитета и его нести. Я, к сожалению, таким не являюсь.

КИСЛОРОД ВЕЧНОСТИ

— А был ли у Вас кризис веры в подростковом возрасте?

— Меня как раз крестили в этом возрасте, в 17 лет — надо сказать, крестили без катехизации, без всякого объяснения, а просто в силу того, что я был очень болезненным ребенком. Но при этом у меня было какое-то внутреннее согласие на крещение. И через некоторое время я решил прийти в храм: раз я крещеный, православный, то надо узнать, а что же дальше-то делать? Так началась моя церковная жизнь.

Но у меня в этом возрасте уже был опыт жизни вне Церкви: я понимал, чтó останется, если убрать Церковь из жизни. А у детей, воспитанных в вере, такого понимания нет. И им зачастую надо увидеть эту разницу!

Самое страшное впечатление, которое может остаться в душе ребенка от посещения храма, — это жесткое, агрессивное, недоброжелательное отношение со стороны сотрудников храма, со стороны духовника и так далее. И когда ребенок в подростковом возрасте уходит в мир и там находит настоящее мужество, вовлеченность в какое-либо дело «с горящими глазами», подлинную жертвенность, любовь, реальную взаимопомощь, которых он не знал в церковной среде (причем эти качества могут быть даже искусственно выделены, это может быть воспринято сквозь «розовые очки» юношеского романтизма) — вот это самое страшное, что может быть! Потому что тогда у него внутри рождается четкое отвращение к Церкви, представление о том, что там все лживое. Как пел некогда Владимир Высоцкий: «Нет! И в Церкви все не так, все не так, как надо!» И вряд ли такой человек вернется…

А если ребенок «вырвался на свободу», видит, что в миру все круто, но холодно и пусто, и при этом сравнивает со своим предыдущим опытом и понимает, что в Церкви-то теплее, в Церкви почеловечнее, и люди так не говорят, такие подлости не делают друг другу, и ярости, ненависти, злобы такой не встретишь, то после знакомства с миром у него голова постепенно разворачивается обратно в сторону Церкви, и он думает: «Да, а лучше все-таки быть рядом с Церковью!»

Церковь, как в свое время говорил митрополит Филарет (Вахромеев), должна быть наполнена «кислородом вечности», но она должна быть и пространством огромной душевной доброты и тепла. Если в Церкви нет тепла, то я не знаю, что это. Что угодно, но это не Церковь как Живое Тело Христово.

— Получается, так или иначе, а призыв к родителям, к церковным служащим, прихожанам все тот же: следить, прежде всего, за собой?

— Да, но кто про себя может сказать: «Я хороший родитель, я всегда соответствую тому, что говорю»? Надо иметь мужество объяснять своим детям, что мы тоже несовершенны, мы тоже в состоянии борьбы, мы тоже в пути. Единственное родительское качество, в котором дети никогда не должны сомневаться, это родительская любовь. В том, что мама и папа принимают их, в том числе, вне зависимости от того, как они относятся к Церкви. Детские психологи всегда говорят: прежде всего ребенок должен понимать, что родители его принимают таким, какой он есть — и это самое главное! Они могут с чем-то в его жизни не соглашаться, спорить. Но ребенок должен не сомневаться в том, что мама с папой его любят вне зависимости от того, насколько его поведение хорошее или плохое. Любовь не выставляет какие-то свои требования и условия. И в этом-то и проявляется ее сила.

Журнал «Фома» (http://www.intelros.ru/readroom/foma/)

– Многие говорят о подростковом возрасте и сложностях, связанных с ним. Как вы видите эту проблему?

Священник смотрит на людей не холодным взором обозревателя, профессионального психолога, отмечающего интересные факты и случаи; он не скользит по лицам равнодушным глазом обывателя, но старается смотреть на подростков глазами их родителей, а стало быть, принимает к сердцу беды, драмы, трагедии человеческие. В отличие от обычного человека, ощущая за спиной «крылья священства», батюшка всегда помолится о приходящих к нему, либо о тех, за кого родственники просят пастыря помолиться и, если можно, вызволить из беды.

Нам, иереям, открываются судьбы подрастающего поколения под знаком вечности. «Жизнь – это миг между прошлым и будущим…». Земная жизнь – это выбор между светом и тьмой, вечной полнотой и радостью бытия, спасением во Христе и вечным мраком, умиранием, страданием, погибелью, в отчуждении от Источника жизни – Бога. Подростковая, юношеская пора включает в себя самые трудные, самые значительные вехи судьбы человеческой… Часто эти не искушенные, не утвержденные в добре души называют бутонами, которым либо суждено завянуть на корню, либо, укоренившись в почве доброй нравственности, раскрыть миру свои прекрасные соцветия. Это время поистине судьбоносно. Его можно назвать залогом, началом победы или поражения, в зависимости от того, что возобладает над душою: добро или зло, служение Богу и Отечеству, либо прислуживание, обслуживание собственных страстишек и порочных навыков. Таким образом, священник, общаясь с подростками, видит поле сражения и всеми силами души желает этих еще необученных солдатиков уберечь, обучив стратегии и тактике духовной жизни; вооружить верой, надеждой и любовью и, если потребуется, повести в атаку для взятия твердыни следующего этапа жизни, когда душе преимущественно должно будет отдавать, а не приобретать. Правда, священник как офицер духовной гвардии может счесть целесообразным вместе со своими питомцами обороняться, отстреливаться, открещиваться от вылазок дерзкого врага. Я разумею те искушения, соблазны и пороки, которые представляют сегодня главную опасность для подросткового возраста…

– Как вы считаете, почему у некоторых подростковый период проходит легко, у других же оборачивается жизненным переломом, даже революцией?

Наблюдая за школьниками светских и православных учебных заведений, за формированием личности наших приходских ребятишек, которых знаешь сызмальства, не рискнул бы сказать, что сегодня найдется хотя бы один отрок, который не испытал бы на себе тяжести и жесткости нашего времени. Есть даже характерное выражение – «болезни роста». Врачи-физиологи, терапевты назовут вам определенные признаки возрастания, созревания телесного организма, и мало-мальски опытный воспитатель может определить, по неуклюжей, угловатой, медвежачьей походке или каким-нибудь характерным прыщикам на лице, примерный возраст внезапно вытянувшейся каланчи, вчерашнего мальчика-с-пальчика. Если так обстоит дело на телесном уровне, то конечно же и душа, незаметно раскрывающая свои свойства (умственные способности, эмоции, волевое начало), в подростковом возрасте ведёт себя совсем не ровно. Однако ребенок, согретый полнотой родительского внимания, зиждущегося на православных принципах воспитания, вспоенный и вскормленный Матерью Церковью, окруженный единомысленными сверстниками, обретший в своей собственной семье все необходимое для его, подростка, становления, (а нынче такую семью встретишь не часто), конечно же гораздо спокойнее, мудрее и взвешеннее, я бы сказал, рассудительнее, будет воспринимать самые разнородные жизненные явления, реакции его будут сбалансированными, он не расстанется совершенно с той гармонией, мирным и радостным состоянием души, которое характерно бывает для чистых, хорошо воспитанных, согретых родительской любовью детей. Напротив, все, что не дополучил малыш в нежные годы, все скрытые язвы его души обязательно проявятся и обнажатся в полной мере в переходном возрасте.

Думаю, что особенно много мог бы сказать по этому поводу, делясь своими наблюдениями, православный врач-психолог. Сегодня большинство детей носят в сердце какую-то тайную драму, иногда невысказанную, невыплаканную, но загнанную глубоко внутрь трагедию. У кого-то это изначальная обида на равнодушный к нему мир взрослых, у кого-то — страх перед агрессивным и жестоким миром, не сулящим, не обещающим юному существу ничего, кроме новых напастей и отрицательных эмоций. У иного — разлом, разлад, раскол между умом и сердцем, по причине непрекращающихся столкновений между отцом и матерью, которых святой Феофилакт Болгарский, толкуя Новый Завет, называет «домашними божествами». Как часто сегодня дети становятся жертвой неумелого, сырого «благочестия», выражающегося более во внешнем стремлении родителей вырастить праведника, притом что внешние строгости и словесные табу, запреты часто находятся в отрыве от сердечности, радушия, умудренности, легкости сердца родительского, преимущественно свидетельствующего о духе Православия. Революция имеет место в тех случаях, когда пружина детской души была сдавливаема авторитарным обращением взрослых: выйдя из периода вынужденного послушания, личность юноши уподобляется жеребцу, уже не сдерживаемому никакими поводьями и привязями. Во всяком случае, мы, священники, педагоги, родители, воспитатели, должны заблаговременно составить понятие о болезненных исканиях подросткового возраста, представлять себе особенности телесного созревания, что прекрасно изложено в книгах православных антропологов, психологов, писателей. Мы должны приготовиться ко многим странностям, чудачествам, трудностям, несообразностям в поведении наших детей, едва лишь только они выйдут из счастливого и спокойного детства.

– Подросток часто легко поддается влиянию сверстников. Плодами такого влияния является курение, алкоголизм, наркомания. Как уберечь ребенка от этого?

Это глубокая тема, хорошо изученная специалистами, православными психологами и врачами. По определению святителя Василия Великого, человек – это животное общественное. Подростки как никто тяготеют к дружественности, общению со сверстниками. Оказавшись в подобной среде, каждый из юнцов пытается обрести в команде свое место, и мы, взрослые, должны бы заранее, общаясь с маленькими детьми, освящать их ум и сердце теми нравственными понятиями, на которых зиждется здоровое и полезное общение. Для христианина неприемлемо добиваться авторитета силой, а уважения (всегда мнимого) – посредством агрессии.

Православный отрок должен заблаговременно осмыслить такие темы, как «Богатство и бедность»; «Родительский авторитет» (который может носить совершенно внешний характер и основываться только на материальном благополучии). Если мальчик не очень развит физически, как важно заранее предохранить его от незавидной роли того мультипликационного шакала, который был неотвязной тенью Шерхана, подголоском этого царя джунглей. Действительно, личность ломается, уродуется подхалимажем, уступчивостью в отношении злой порочной инициативы, лицемерным одобрением безнравственных поступков так называемых неформальных лидеров. Психологи говорят, что детям страшно и неуютно быть белой вороной, а тем паче белой лебедью. Чувствуя давящую обезличивающую силу коллектива, настроенного не на мажор, не на спокойный и мирный аккорд, а на рваный, пугающий своей эксцентрикой ритм гордыни, злобы и похоти, маленький человечек поневоле хочет переменить окраску, слиться с окружающим миром, дабы не вызывать на себя огонь, не быть объектом постоянных насмешек, злобы, издевательства – ведь это жребий того, чей образ мысли и жизнь отличаются от окружающих. То, что под силу не всякому взрослому, оказывается непомерным подвигом для десятилетнего отрока! Вот почему оказывается справедливой пословица: «С кем поведешься, от того и наберешься». Поэтому мы можем сформулируем важное для нас педагогическое теоретическое положение: Среда не определяет, но влияет на человека, и иногда могущественным образом. Апостол Павел дает ценнейшее указание родителям и педагогам в отношении хрупкости нравственного устроения отдельно взятой личности: Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор, 15, 33). В этом смысле, «один в поле не воин»! Нужно обладать исключительной ясностью сознания, силой воли, незыблемыми нравственными основами бытия (а кто похвалится нынче из наших подростков таким богатством?), чтобы, противостоя своим нравственным примером темной упругой среде, выживать и укрепляться в этом противотоянии…

Какой же можно дать совет? Например, следующий: «Доверяй, но проверяй!». Часто священники сталкиваются с весьма интересными явлениями. Матери бывают излишне высокого суждения о нравственном состоянии собственных детей, особенно девушек, говоря: «Кто, кто, а моя девочка не способна ни на какие глупости или неприличности». Но зачастую оказывается, что это совсем не так, а потому приходится делать слишком позднее и потому неприятное открытие о зазорном поведении дочери. Заметим, что, прежде всего, личность самих родителей, образ их жизни являются определяющими в данном вопросе. Если сердце матери сроднилось с живой верой, жертвенной любовью, примеры которых с детских лет видят дети и которыми они бывают покорены, воодушевлены, воспринимая их как программу к действию, – это одно. Совсем другое – скрытые пороки, нажитые и неизжитые страсти, являющиеся для родителей своего рода отдыхом или, как говорят, способом расслабиться в нашей напряжённой жизни. Чему же удивляться? «Яблочко от яблони откатывается недалеко».

Сегодня окружающая среда, как никогда, враждебна в отношении милых детей. Помните, в книге Откровения есть образ багряного дракона, древнего змия, который притаился, готовясь пожрать младенца, рожденного таинственной Женою с крылами за спиной (см: Откр, 12). Вот почему родители ныне должны напоминать таких многоочитых херувимов, имеющих очи не только спереди, но и сзади и даже внутри них самих. Почему? Потому что сегодня никто и ничто не помогает нам в делах воспитания. Парадокс, но даже школа может быть в наши дни рассадником пороков, и притом, самых страшных. Счастлив ребенок, если он имеет старшим другом православного пастыря безупречной нравственности, если отрок с детских лет познал, ощутил, воспринял свет и тепло, исходящие от Матери Церкви, а храм стал ему отчим домом. Но, к сожалению, все перечисленное еще не дает гарантии, что отрок не совратится с прямых путей Господних. Вот почему совесть отца и матери подсказывает им ежедневно вверять своих чад покрову Пресвятой Девы Марии, призывать святых, и, прежде всего, чудотворца Николая, архангела Михаила, небесных покровителей, именем которых названы наши дети, на помощь, защиту, незримое участие в жизни подростков.

Всем известна поговорка: «У занятой пчелы нет времени для скорби». Не случайно же наш народ называет лень матерью всех пороков. Нам хотелось бы особенно похвалить тех родителей, которым удается умело спланировать режим дня своего ребенка, продумав его досуг так, чтобы было с ним по известным выражения: «Делу – время, потехе – час»; «Сделал дело – гуляй смело». Впрочем, сегодня вопрос о гулянии заслуживает особого внимания, ибо улица, открывающая доступ к подростку самых разных лиц, представляется нам мутным потоком, селем, который может и в буквальном, и в переносном смысле украсть нашего ребенка за горы — за долы…

– Что Вы посоветуете родителям, не знающим, как реагировать на выходки своего буйного и непокорного чада? Конечно, все индивидуально, но есть ли какие-то общие принципы?

Думаю, что истерики и эксцессы усваиваются ребенком в качестве средства достижения своих целей ещё в младенческом возрасте. Именно в это время родители должны вырабатывать мудрое отношение к подобным явлениям, не впадать в малодушие и панику, не трястись над своим чадом, которое, дрыгая ручками и ножками, выказывает сопротивление родительской воле, постепенно становясь невротиком, перекочевывая в разряд существ с осложненным психическим развитием. Если же отрок уже достиг возраста пресловутого «вождя краснокожих», то, по большому счету, поздновато начинать размышлять о предмете его выходок. Но ведь бывает и так, что благополучное дитя мало-помалу развинчивается, распоясывается, проявляя нежелательные для родителей черты характера, например, с криком и гвалтом отказывается идти в храм в воскресный день. Забрасывает совершенно чтение молитвослова, Евангелия, духовной литературы, принося все в жертву телевизору, приставкам, компьютеру, развлечениям. Что сказать об этих знакомых нам столь болезненных случаях? Оставить все как есть и отпустить вожжи? Очевидно, что это несообразно с православной педагогикой. Может быть, принуждать и каленым железом выжигать строптивость? Но принесет ли такая тактика желаемые плоды?

Из общих принципов хотелось бы назвать следующие:

1. родительское умение сохранять сердце свое в мире (ни в коем случае не выходить из себя, не кричать, не топать ногой, не хлопать дверью, не обзывать обидными кличками своё чадо, не поминать бесов, торжествующих над Митрофанушкой, ибо всем перечисленным родители показывают свою слабость и как бы признают свое поражение).

2. Не недооценивать силы родительского слова, обращенного к совести ребенка, даже если он затыкает в это время уши (я имею в виду не проклятие и не ультиматум: «Если не пойдешь в храм Божий, на Причастие, – ты мне больше не сын!». Это не метод воспитания; но от полноты любящего скорбного сердца нужно уметь сказать в такой нелёгкий час: «Неужели это мой сын?! Какую будущность ты себе готовишь, подымая пяту на любящих тебя?! Да вразумит тебя Бог, Который всех нас видит и слышит, но не нарушает нашей свободы! Подумай, хотел бы ты видеть своих детей, ведущими себя, как ты? Ведя себя подобным образом, ты думаешь, что поступаешь как настоящий мужчина, рыцарь, тот, на кого можно положиться, доверить себя? Не растеряешь ли ты, милый, всех своих друзей, вот так зарываясь, грубо и дерзко поступая с той, которая носила тебя под сердцем?».)

К сожалению, во время домашних перепалок нам более всего изменяет сердечное спокойствие и умение рассудительно и весомо сказать нечто, но жизненный опыт, а главное, внутренняя молитва, помогают родителям совершенствоваться. Мы, священники, знаем и помним рассказы молодых людей, вернувшихся самостоятельно к церковной жизни о их мудрых матерях, которые весьма часто прекращали споры, как бы предоставляли ребенку утвердиться в его противлении семейной традиции, оставляли его наедине с собственной глупостью, не переставая сердечно, с тайными слезами молиться о нем. Впрочем, не всякой глупости и дерзости подобает уступать, особенно, если речь идет о многодетной семье, где выходки одной «паршивой овцы» противопоставлены общему укладу поведения других детей. Безусловно, всего труднее сейчас воспитать в церковности детей матерям-одиночкам, не имеющим решительно никакой поддержки ни от родни, ни от школы, ни от друзей семьи.

– Как Церковь может помочь подростку в его бедах, проблемах, противоречиях?

Во-первых, сокровенным образом. Никто из нас не ведает, не в состоянии оценить, осознать, подметить, как Бог хранит Своих чад (разумеется сонм православных). Помните, как сказано в одном из псалмов царя Давида: Храняй младенцы Господь… (Пс. 114, 5). И не только их. Обычай часто приобщать детей Святых Христовых Таин прекрасен, несмотря на то, что иные из них через определенное время, вступая в отроческий возраст, теряют благоговение и расположение к Святыне. Христос, сокровенно пребывающий в сердцах мальчуганов и девчат, однако, не отымает в полноте Своей благодати, сокровенно от них самих действующей в их жизни. Острие кинжала, шальная пуля, шприц с наркотиками, разбитая бутылка в руке случайного прохожего… Сколько кошмарных призраков окружает сегодня жизнь подростков! Каждый из взрослых по памяти мог бы перечислить те случаи, когда крестное знамение, материнской рукой начертанное вслед уходящему из дома непокорному сыну, избавляло его от смерти, притом, неминуемой. Разве так просто существует не всем известная пословица: «Не мы носим крест, но он носит нас на себе»?

Говоря о благотворном влиянии Церкви, нужно, прежде всего, упомянуть исповедь, предполагающую внимательное отношение к подростку пастыря. Если такому пострелу посчастливится познакомиться с заинтересованным в его душе священником, то несмотря на фрагментарность подобного общения, эти встречи могут быть путеводными звездочками в жизни юного христианина. Речь идет не только о психологической помощи, ведь иные греховные привычки и страсти, отходят от человека в самый час их исповедания, открытия взору Божию у креста и Евангелия. Воровство и саморастление, привычка к грязным словам, срывы раздражительности и гнева, безотрадное состояние уныния и печали, кошмарные сны, навязчивые помыслы и желания — и не перечислить тех темных, демонических явлений, которые разрушает, истребляет и изживает чистосердечная исповедь.

Убеждён, что многие наши читатели знают: у современных подростков ослаблен жизненный тонус, иногда притуплен инстинкт самосохранения. Заметим, что некоторые разрушительные формы молодежного искусства даже навязывают культ самоубийства. По священническому опыту, скажу, что через исповедь Бог вливает в обезверенную, истосковавшуюся по миру и покою, радости и чистоте душу подростка живительную силу, возвращая юному исповеднику готовность жить, в надежде на лучшее будущее.

– Что интересного для подростков есть в вашей Воскресной школе?

Воскресная школа в Красном Селе предназначена преимущественно для маленьких. Там все интересно: и уроки, которые посещают трехлетние малыши, и непременные чаепития, и совместные игры, и общение родителей между собою. Что касается старших детей, то они учатся у нас в общеобразовательной церковно-приходской школе с полным набором обычных дисциплин и тех предметов, которые соответствуют профилю нашего учебного заведения.

У нас в школе много интересных для подростков кружков и специальных занятий: от балетных до навигационных. Знаю детей, которые очень любят наши уроки труда, столярных занятий. В этом отношении мы руководствуемся рекомендацией Святейшего Патриарха, который говорил, что сегодня приход должен заменить подростку-христианину дом пионеров. Можно поощрить стремление школьников прислуживать в алтаре. Хотя, признаться, нужно не спускать с них глаз, и все время соотносить их церковное служение с поведением в школе и вне храма. Очень много значит для этих юных алтарников благоговейное отношение к службе самого священства и руководство детьми со стороны старших алтарников.

Примечательно, что многие дети вместе с родителями регулярно посещают чаепития для взрослых, которые имеют место в нашей трапезной после праздничных всенощных. Устраиваемые в складчину чаепития интересны для прихожан не только возможностью подкрепиться и утолить жажду, но и пообщаться с батюшками по душам, задать вопросы, послушать рассказы, размышления пастырей, поучаствовать в обсуждении приходских дел, разделить общую радость праздника, почувствовать себя единой семьей, где все друг другу родные, независимо от возраста, звания и состояния. На мой взгляд, это весьма ценно для подростков, привыкающих участвовать самим своим присутствием в собеседовании взрослых, проявлять интерес к духовным предметам, — словом, жить одной жизнью с пастырями и пасомыми.

– Расскажите о себе как о подростке.

Что же, с удовольствием завершу этим рассказом размышление о подростковом возрасте. Прежде всего, отмечу, что нас у мамы было трое. А стало быть, никакого недостатка в общении я никогда не чувствовал. Это делало жизнь наполненной, интересной, живой. Не припомню, чтобы приходилось когда-либо скучать или «убивать» время; хотя телевизоры уже начинали входить в моду, но у нас его не было, а соседские не привлекали. От природы робкий и застенчивый, я несколько тяготился общением со сверстниками. Теперь вспоминаю опасности, которые грозили мне в среде мальчишек. Оговорюсь: наша семья не была воцерковлена и в храм я начал ходить самостоятельно уже студентом. Однако такие пороки, как сквернословие, курение, не говорю о худшем, к нам не прилипали, во многом благодаря бабушке, которая вкладывала в нас всю душу, стремилась возбудить в нас интерес к серьезным занятиям и чтению. Занятия музыкой стали неотъемлемой частью жизни. Несмотря на тяготение к природе, к гулянию на свежем воздухе, мы не росли шалопаями. Сейчас вижу, что любовь к животным, привитая бабушкой с нежного возраста, не дозволяла нам, близнецам, усваивать те грубые повадки, которые мы наблюдали в сверстниках. Откровенно говоря, мы предпочитали быть битыми, чем бить других. С детства я испытывал непреодолимые трудности в том, чтобы ударить человека. И сегодня подростковая жестокость всего больнее отзывается в моей душе как педагога и священника. Стремление заступиться за друга, вызволить братика из беды, готовность вместе в ним переживать и плакать по поводу какой-то неудачи, беды, наверное, оказались самыми важными для формирования моей души. Еще могу сказать, что мы привыкли делиться друг с другом самой простой едой, хотя никогда не голодали и не испытывали недостатка ни в чем; но лишь впоследствии я прочитал в Священном Писании слова: блаженнее давать, нежели принимать (Деян, 20, 35). А ведь с детства нас этому учили взрослые!

Определяющим для моего развития в подростковом возрасте было тяготение к чтению. Сейчас я вижу, что томики диккенсовских романов, сначала прочитанных бабушкой, потом — мной, содействовали развитию моего мышления и словарного запаса. Во всяком случае, уже в подростковом возрасте, как мне кажется, я мог свободно выразить всякую мысль, иногда даже в художественной форме. А это, несомненно, заслуга писателей, произведения которых зачитывались, как говорится, до дыр.

Сложности, с которыми приходилось сталкиваться в переходном возрасте? – Зависть к брату-близнецу, который был много талантливее и одареннее меня, особенно в музыке, впрочем, не до мучений. «Комплекс Сальери» был, по счастью, мне не знаком — присутствовало стремление догнать брата. Но разность наших способностей не повлекла за собой какого-то рокового разделения. Скорее, в юношеском возрасте она дошла до различия темпераментов и вкусов. Отмечу, что наши ссоры носили преимущественно мальчишеский и безобидный характер и никогда не доходили до кровавых сражений. В отношениях преобладали любовь и нужда друг во друге, желание совместно проводить время в отроческих забавах. А еще были страхи перед шпаной, как раньше называли дворовых мальчишек, которым доставляло удовольствие мучить слабых и беззащитных. Впрочем, дом был для нас крепостью, где мы отдыхали душой и быстро забывали все огорчения. Слава Богу, рядом с нами всегда оказывался старший брат, который иногда брал на себя роль защитника, отмщая нашим «гонителям-мучителям», сам, надо сказать, за это получая.

Что больше всего запомнилось? Трагических событий, может быть, не было, хотя опасные случаи, конечно, имели место… Мою душу потрясали те эпизоды, когда брату-близнецу угрожала явная опасность от иных сверстников. Не умея орудовать кулаками, я больше плакал и ныл, находясь неподалеку. И удивительно, мы всегда выходили «сухими из воды»! Теперь-то я знаю, что это было по молитвам бабушки, удивительной женщины, чья кончина была переломным моментом от отрочества к юности. Как сейчас, я помню ее большие глаза на исхудавшем от мучительной болезни лице. Госпиталь, казённая обстановка. Предсмертные слова, которые казались для нас завещанием. Взирая на любимых внуков, в которых она вложила всю себя, она сказала всего лишь одну фразу, но так, что и поныне (а ведь прошло 30 лет с той поры!) я слышу ее слова, звучащие в моей душе: «Мне бы хотелось, — сказала бабушка Любовь, чувствуя близость кончины, — чтобы вы выросли хорошими, добрыми людьми». Удивительное дело, вскоре после ее исхода из земной жизни, я, студент университета, комсомолец, впрочем, не самый идейный, собственными ногами пришел в тот храм, куда она безуспешно пыталась завести меня в моем пионерском возрасте. Думаю, что наше детство и отрочество были счастливыми потому, что нас согревала любовь взрослых; бабушка никогда не отдавала нас ни в какой пионерлагерь, а родители копили средства, чтобы на снятой где-нибудь у Оки или Москвы-реки дачке мы проводили три незабвенных летних месяца, общаясь с водой, воздухом, солнцем и набираясь сил, румянца для девятимесячного пребывания с городе.

Счастливым, полнокровным было отрочество, посвящённое серьёзным занятиям. Единственное, чего были мы лишены, так это сознательной, живой веры в Бога, хотя искорка благодати, видимо, тлела в наших детских душах. Как-то в первом классе, важно вышагивая сентябрьской порой по направлению к английской спецшколе, мы разговорились с братом-близнецом, и он спросил меня: «Тема, как ты думаешь, где Бог?» (еще раз оговорюсь, что бабушка никогда не говорила с нами на духовные темы). И я, посмотрев на желтые кленовые листья, устилавшие землю, на осеннее темно-голубое небо, залитое солнечными лучами, окинул братца любознательным взором и ответил ему: «Бог везде!». На этом и закончился наш первый философский разговор о духовных основах бытия…

Православие.ru (http://www.pravoslavie.ru/)

Использованы работы французского художника Paul Charles Chocarne-Moreau (1855-1931)

Анна Семенович — нейропсихолог, профессор кафедры клинической психологии ф-та психологического консультирования МГППУ. Автор более 200 книг, в том числе учебников «Введение в нейропсихологию детского возраста», «Нейропсихологическая коррекция в детском возрасте» и практических пособий, адресованных практическим психологам, педагогам и родителям.

Читать, писать и считать с трех лет: хорошо или плохо?

Категорически плохо. Есть нейрофизиологические законы развития мозга. Их никто не отменял и не отменит. Это базовая основа нашего мышления. Энергетический потенциал мозга ограничен в каждый момент времени, поэтому если мы тратим энергию на несвоевременное развитие какой-то психической функции, то возникает дефицит там, куда эта энергия должна была быть актуально направлена. Раз внешняя среда требует выполнения определенной задачи, мозг ее будет выполнять, но за счет каких-то других структур психики.

Два-три года — это период очень бурного развития сенсомоторной и эмоциональной сферы ребенка. А если вы начинаете его учить писать, читать, считать — нагружать его познавательные процессы — то вы отбираете энергию, в частности, у эмоций. И у маленького ребенка «полетят» все эмоциональные процессы и, скорее всего, сорвутся какие-то программы соматического (телесного) развития. Вполне вероятно проявление каких-то дисфункций, что-то может заболеть, и ребенка даже начнут лечить.

Последствия этого отбора энергии, кстати говоря, могут сказаться и не сразу, и тогда в 7 лет начинают удивляться, откуда «вдруг» берется энурез, откуда «вдруг» берутся страхи. Почему «вдруг» возникают эмоциональные срывы, никто не понимает, почему ребенок стал агрессивным или гиперактивным.

Надо готовить ребенка к школе?

Здесь вопрос такой: что значит готовить ребенка к школе? Приучение ребенка к элементарному распорядку дня является подготовкой к школе? Тогда это, безусловно, можно начинать с 2–3 лет. Ребенок приучается к тому, что завтрак у него тогда-то, обед тогда-то. В футбол он играет в этих штанишках, а в театр идет вот в этом костюмчике.

Готовить же к школе в смысле обучения чтению и счету, конечно же, надо, но позже. Испокон века это начиналось года в четыре, лучше в пять.

Почему-то все считают, что познавательные процессы развиваются только тогда, когда ребенок сел за стол и начал писать буквы. А ведь развитие познавательных процессов происходит и тогда, когда мама с ребенком идут в лес, и она спрашивает: «Смотри, вот ромашка. Она какая? Какие у нее лепесточки? Господь ее сотворил для тебя, для меня, для всех людей». И вместе с ребенком это проговаривает. А потом говорит: «А вот фиалка. Она какая?» А потом спрашивает: «Как тебе кажется, что похожего у них и что разного? Ведь это оба цветочки». Вот это и есть развитие познавательных процессов. Как нейропсихолог уверяю вас, что это самая лучшая «подготовка к школе» в 3-4 года.

То же самое можно сделать, когда ребенок сидит за столом, и мама спрашивает его: «Как тебе кажется, сейчас мы обедаем или завтракаем? А что на столе такого, чего не было за завтраком?» А еще лучше, если она его спрашивает до того, как накрывает на стол. Она может поинтересоваться: «А что мы с тобой поставим на стол, когда будем обедать? Мы будем ставить чашки или стаканы?» Это ведь тоже развитие познавательных процессов.

А когда бабушка читает ребенку вслух, и не обязательно только детскую Библию, разве это не развитие его познавательных способностей?

А что мы видим в нашей практике? Как правило, ребенка просто натаскивают. При этом он остается абсолютно неприспособлен с точки зрения нормальных, бытовых знаний. Опять же есть закон: любое развитие идет от наглядно-образного к абстрактно-логическому. Если мы в три года учим ребенка писать буквы и цифры, то мы этот закон переворачиваем наоборот. А законы психологии и развития должны так же неуклонно выполняться, они так же универсальны, как законы Ньютона. И нарушать их можно только на свой страх и риск.

Я здесь не говорю о детях, которые сами прекрасно в четыре года учатся читать. Но делать это универсальной программой развития, на мой взгляд, некорректно.

О группах раннего творческого развития

Пусть это будет творческое развитие типа «драмкружок, кружок по фото». Если родители с трех лет отдадут ребенка в гончарную мастерскую, или «в живопись», или пусть вышивает крестиком, лепит, слава Богу. Это прекрасно! Но пусть оставят в покое буквы и цифры.

Ни один человек не может ответить мне на вопрос: «Почему ребенок к концу второй четверти должен читать со скоростью 152 знака в минуту, а не 148?» И почему он должен делать это к 15 ноября, а не к 15 марта? Что за необходимость читать со скоростью 152 знака в минуту? Ведь это ничего не дает для развития интеллекта ребенка, не прибавляет ему знаний. К этому нельзя относиться иначе как к глупости. Есть индивидуальные психофизиологические особенности. Поэтому один ребенок с этим справится, а другой ребенок, возможно, никогда не научится этому.

К сожалению, сейчас в некоторые классы детей отбирают, в том числе, и по скорости чтения…

Эти люди не в курсе, что информация усваивается разными путями. Вполне возможно, что у части детей усвоение информации никоим образом не связано со скоростью чтения, а связано совершенно с другими факторами, которые у них могут быть развиты очень хорошо. А вот скорость чтения, как любые другие скоростные процессы, у них развита хуже. Есть же разные типы людей, и это напрямую касается скоростных процессов.

Более того, человек может читать с колоссальной скоростью, но при этом быть умственно отсталым. Кстати говоря, у гидроцефалов вообще может быть великолепная память, и мы знаем массу гидроцефалов, которые преуспевают в своей политической и профессиональной карьере просто потому, что они с дикой скоростью говорят и цитируют. Только это не имеет абсолютно никакого отношения к интеллекту.

Отдавать ребенка в школу в шесть лет или подождать?

Я бы отдавала в семь лет, раз так природа захотела. Потому что нейрофизиологически именно в семь лет формируется произвольное внимание и многие другие мозговые механизмы, которые позволяют ребенку быть успешным в обучении. Иначе говоря, мозг готов к тому, чтобы ребенок просто высидел эти 45 минут.

Мне, как человеку, знакомому с законами развития мозга, очевидно, что опережение так же пагубно, как задержка. «Всему свое время», говорил премудрый Экклезиаст. Так что те, кто говорит об опережении, пусть перечитают его книгу, тогда все будет нормально. Природа ничего нового за две тысячи лет не придумала.

Я бы пожелала родителям не прятать голову в песок и иногда относиться к своему ребенку, как к чужому, то есть смотреть на него со стороны. И если родитель хоть на минуту «выйдет» из роли и представит, что его ребенок не самый гениальный, то он может увидеть какие-то вещи, о которых у другого ребенка он бы сказал: «Боже мой, какой ужас!»

Я не пугаю родителей, а наоборот, хочу поставить их в позицию нормального взрослого, наблюдающего за своим ребенком. Не закрывать на все глаза, а потом спохватываться: «Все плохие, учителя плохие!» Я призываю беспристрастно оценить: «Вот ваш ребенок, посмотрите, почему он не контактирует с другими ребятами, почему он агрессивен?»

Нужно уметь относиться к своему ребенку отстраненно, не объяснять его особенности только необыкновенностью.

Двадцать лет назад, когда еще был институт бабушек, институт нормального воспитания, происходило сглаживание многих острых углов. Сейчас же этого нет и нет ничего адекватного взамен. Поэтому в совокупности с ориентацией на раннее интеллектуальное развитие можно уже сегодня вызвать эмоциональное выхолащивание детской популяции. Меня больше всего пугает именно это.

(http://hram-predtecha.ru/)

Вот и наступил период летних отпусков и каникул. Хочется использовать это время, чтобы наверстать упущенное в течение учебного года.

В таком вопросе довольно трудно дать подходящие всем рекомендации. Дети растут в очень разных условиях. У них отличаются требования в школах, финансовые возможности родителей, способности значимых взрослых находить с ними общий язык, и т.д. В результате пробелы в развитии, требующие внимания, у каждого свои.

Тем не менее, я назову несколько особенностей жизни городских современных детей, которые необходимо учитывать, чтобы организовать «полезное» лето.

Вдоволь наиграться

Как это ни странно, но многим детям для полноценного развития не хватает игр со сверстниками. Тому существует множество причин. Программы некоторых хороших детских садов чрезвычайно перегружены. Утром пение, после пения иностранный язык, после языка танцы, после танцев лепка. И так целый день! Иногда ситуация доходит до абсурда и в расписании занятий детского сада выделяются 20 минут в день на свободное общение малышей.

К тому же, в мегаполисе не так много мест, где можно оставить детей, не опасаясь за них. Нам привычна картина, в которой весь двор заставлен машинами, по нему ходят совершенно незнакомые люди, а площадка с качелями и песочницей усыпана бутылочным стеклом. Из-за этого мамы и папы часто боятся отпускать ребятишек гулять после школы на улицу. Дома братишки и сестрёнки тоже встречаются редко.

Для чего же детям так нужна совместная игра? В ходе неё развиваются важные психологические навыки. Как завести друзей, как найти своё место среди людей, как договариваться, соблюдать правила, распределять обязанности. Кроме того, «ролевые» игры в «дочки-матери», «магазин», «поликлинику», «школу» позволяют детям из разных семей поделиться полученным дома опытом и скорректировать его. Они помогают «сглаживать» старые и «разрабатывать» новые способы поведения, которые сами того не осознавая ребята будут применять в собственных будущих семьях.

Родители детей, лишённых спонтанного общения, бьют тревогу, когда их мальчикам и девочкам исполняется лет по 12-13. Тогда мамы и папы приходят к психологам и просят составить программу, призванную обучить навыкам коммуникации. Однако следует помнить, что никакие тренинги не способны в полной мере компенсировать то, что даёт детям обыкновенная игра.

Поэтому, самое полезное для городских детей – это получение шанса день за днём играть со своими сверстниками. Взрослым же стоит заранее продумать, будет ли их дочка или сын окружён достаточным количеством ребятишек, и обеспечить место и время для игр и веселья.

Мир, который можно потрогать

Для нормального развития ребёнку требуется разнообразное окружающее пространство. Ему необходим широкий спектр зрительных, слуховых, обонятельных и иных впечатлений. Более того, ему нужно иметь возможность дотрагиваться и держать в руках то, что он слышит и видит. Тогда у него складываются целостные представления о самом себе, внешнем мире и его свойствах.

Если недостаток слуховых и зрительных впечатлений с лихвой компенсируется телевизором и компьютером, то со всем, что связано с прикосновениями, дела обстоят сложнее. Дети живут в среде, в которой запрещено дотрагиваться до многого из того, что находится рядом с ними. Нельзя трогать воду в луже, покрытую плёнкой бензина, нельзя ковыряться в смешанной со стёклами земле, нельзя возиться со снегом, впитавшим в себя выхлопные газы и соль. Дома большинство предметов также не безопасны и не предназначены для малышей. Чаще всего они контактируют с гладкими пластмассовыми поверхностями, малособытийными для мозга.

Последствия пребывания в «неприкасаемой» обстановке не сразу очевидны, но они всегда есть. Для успешного формирования сложных психических процессов, таких как память, воображение, абстрактное мышление необходима информация, получаемая из взаимодействия с окружающим. Человек с хорошим абстрактным мышлением, но с отсутствием богатого опыта непосредственного восприятия мира начинает строить отношения с людьми и интерпретировать события собственной жизни на основе логических построений, а не фактов и ощущений.

Первичным в развитии человека должно быть взаимодействие с реальным физическим пространством. Знаки же: буквы, цифры, слова, используются только для его описания. При недостаточном опыте соприкосновения с миром детям трудно овладеть знаками, описывающими его. С этим же связаны и некоторые проблемы в усвоении школьной программы. Например, чтобы понять математические дроби, ребёнок должен наиграться с разными предметами, которые разламываются на части, а потом снова соединяются. А чтобы избежать ошибок в написании местоимений, ему нужно вначале держать в руках различные вещи, потом узнавать их названия, и только затем он будет способен понять, что вместо их имени он может поставить местоимение.

Так что было бы не плохо, если бы дети провели лето в естественных, безопасных и доступных для них условиях. Походы в лес за грибами и ягодами, лепка из песка замков и куличей, возня с землёй, травой, камушками, ракушками и веточками гораздо нужнее, чем кажутся на первый взгляд.

Отдых без голубых экранов

На страницах нашего журнала уже не раз обсуждалась проблема влияния компьютеров и телевизоров на физическое и психическое здоровье ребёнка. Об этом писали врачи, учителя и психологи. Очевидно, что провести хотя бы часть каникул не в виртуальном, а в реальном пространстве детям не повредит.

С этим утверждением все соглашаются, но затем ничего не меняется. Как и раньше мальчики и девочки продолжают сидеть перед голубыми экранами.

Дело в том, что видеотехника выполняет немало важных задач в жизни семьи. Телевизор применяется, чтобы отвлечь и успокоить детей. Он является наградой за хорошее поведение. Пока малыши смотрят фильмы и мультики, они не мешают старшим обсуждать важные дела и заниматься хозяйством. Он делает так, что подростки сидят дома в комнате, а не пропадают неизвестно где.

Необходимо найти способы успокаивать и договариваться с детьми, организовывать их время и общение с друзьями, решать семейные проблемы без того, чтобы завораживать их внимание мультяшными картинками. Мы должны продумать, чем занять ребёнка и как перестроить свое собственное поведение, когда он не будет полностью поглощён общением с виртуальными персонажами. Только в этом случае нам удастся оторвать детей от экранов.

Встреча с родственниками

В психотерапии существуют подходы, рассматривающие семью, как единую систему. В этой системе люди влияют друг на друга, даже если они никогда не виделись. С этой точки зрения стремление оградить себя и своего малыша от контакта с «нежелательными» родственниками невыполнимо. Их воздействие всё равно присутствует даже в том, что дети чувствуют попытку мамы или папы уберечь их от общения с «противными» бабушками, дедушками и тётушками.

Для осознания черт своей личности, понимания структуры собственной семьи и того, какова его собственная роль в ней, ребёнку чрезвычайно полезно встретиться и какое-то время провести с родными. Если по тем или иным причинам это общение вам лично не очень приятно, сделайте его непродолжительным. Но полностью исключать его не стоит.

В заключение

Я привела всего лишь несколько примеров того, как сделать лето полезным. Конечно же, вариантов этого гораздо больше. Как уже говорилось выше, у каждой семьи есть свои преимущества, недостатки, обстоятельства и ценности. Так что то, что требуется восполнить в развитии, всегда очень индивидуально.

Тем не менее, любому ребёнку из каждой семьи никогда не помешают радость и хорошее настроение его самого и его самых близких людей. Поэтому, лучший способ провести лето с пользой – наполнить его приятными, радостными и интересными событиями.

Мелешкова Н. О.

Образовательный портал «Слово» (http://www.portal-slovo.ru)

Использованы работы из цикла «Дети» художника Владимира Волегова

Слово к родителям

В последней половине XVIII столетия в Германии появилось много педагогов — учителей воспитания, которые называли себя высоким именем филантропистов, т. е. друзей человечества. Они хотели воспитывать детей, как они говорили, не христианами того или другого вероисповедания, но чистыми, натуральными людьми, и при этом они мечтали доставлять детям знания и воспитывать в них добрые качества самым приятным способом, без всякого принуждения и без слез, так сказать, играя. Само собой понятно, что при таком просвещенном искусстве телесные наказания и вообще наказания детей не могли быть признаны за воспитательные средства. К счастью, это направление в деле воспитания детей скоро было изменено и здравый разум снова вступил в свои права. Скоро заметили, что при воспитании детей, как всегда учила христианская педагогика, не всегда можно ограничиваться только лаской и добротой, но вместе с любовью необходимо употреблять при этом как полезное средство и строгость вместе с наградой, и наказание.

Вот и побеседуем об этом предмете и постараемся дать ответы на следующие вопросы:

За что нужно наказывать детей?
Как нужно наказывать?
И почему следует наказывать?

За что нужно наказывать?

Может быть, кто-либо из вас, слушатели, подумает сейчас: какой странный вопрос! За что же другое можно наказывать, как не за дурное? Прекрасно. Наказанию должно быть подвергаемо все дурное; но что же такое это дурное? Не все, что вы, может быть, разумеете под этим словом. Дурно только то, что греховно перед Богом, а отсюда вытекает следующий ответ на поставленный вопрос: наказывать следует только за то, что составляет грех перед Богом. Вдумайтесь, слушатели, в это основание и поглубже напечатлейте его в вашей памяти, чтобы сообразить с ним ваши действия. Дитя тогда только заслуживает наказания, когда оно сознательно и самовольно нарушило закон Божий, когда оно с сознанием и по своей собственной воле сделало что-либо запрещенное заповедью Божией или церковью.

Следовательно, дети никогда не должны быть наказываемы за совершение чего-нибудь доброго. Но кто же это сделает, спросите вы? Конечно, естественно желать, чтобы этого никогда не было, естественно и сомневаться в возможности такового наказания. Однако на деле, к сожалению, это бывает нередко. Здесь, например, дитя строго наказывается и даже подвергается побоям за то, что оно оказало услугу соседке, принесло ей что-либо по ее просьбе из лавки, или же за то, что посетило больное дитя соседа, с которым отец и мать живут во вражде. Там дитя навлекает на себя наказание тем, что не сумело солгать и сказало правду, чем поставило родителей в неловкое или затруднительное положение. В другом месте девочку наказывают за то, что она из любви к порядку и чистоте не хочет надеть худую, изорванную одежду или есть нечистой ложкой из немытой, запачканной тарелки. Далее: не случается ли детям подвергаться брани со стороны неблагоразумных и жестокосердных родителей за то, что они поделились чем-нибудь с бедными, оказали какую-нибудь услугу другому, не отомстили за понесенное оскорбление или за то, что обнаружили особенную скромность или застенчивость?

Точно так же дети не должны быть наказываемы за несовершенства и недостатки, которые они имеют от природы, за проступки, в которые они были вовлечены каким-нибудь несчастным случаем. Равным образом не должны они быть строго наказываемы за такие шалости и проступки, которые зависят более от юношеского легкомыслия и природной ветрености, чем обнаруживают в них злую волю. Поистине несправедливо и жестоко, например, наказывать ученика, малоспособного от природы, но трудолюбивого и прилежного, за то, что он не так скоро и не так хорошо приготовляет уроки и исполняет свои работы, как другие, более даровитые, дети. Еще более было бы грубым варварством, до дикости странным, обходиться сурово и наносить побои детям слабым, больным и увечным по причине этих только природных недостатков, в которых они нисколько не виноваты. На дурные привычки детей при вкушении пищи, сидении, походке и т. п., а также на отступление от правил приличия и нарушения так называемого хорошего тона, хотя и должно обращать внимание и исправлять их, но наказывать за них так же строго, как за явные грехи и пороки, например, за ложь, обман, клевету и кражу и т. п., было бы совершенно несправедливо и неблагоразумно. И однако, как часто случается это в наших так называемых образованных классах! Равным образом в великое заблуждение впадают родители, когда строгость наказания измеряют тем вредом или убытком, который нанесло дитя своим проступком. Если, например, дитя по неосторожности или по детской рассеянности разобьет окно, стакан, тарелку и т. п., то многие родители из скупости за этот проступок наказывают гораздо строже, чем за совершение какого-нибудь тяжкого греха, например, за кражу, за ложную божбу и т. п. Как это ни странно, а между тем бывает сказанное очень и очень нередко.

Показавши, за что следует и за что не следует наказывать детей, посмотрим теперь, как должно наказывать. Под этим «как» мы разумеем двоякое: во-первых, различные виды наказаний или средства, которые могут быть применяемы к детям, а во-вторых, род и способ, когда и как тот или другой из видов наказания может и должен быть применяем к делу.

Из видов и средств наказания прежде всего укажем на наказания телесные, которые издревле являются и самыми распространенными, и наиболее действенными, и особенно чувствительными. Об этом средстве и его благотворном влиянии, когда употребляется оно надлежащим образом и в добрых намерениях, говорится в самом Священном Писании устами мудрого Соломона: Язвы и обличения дают мудростъ: отрок же заблуждаяй срамляет родители своя (Притч. 29, 15). Об этом же говорит он и в другом месте: любяй сына своего участит ему раны, да возвеселится в последняя своя, наказуяй сына своего насладится о нем, и посреде знаемых о нем похвалится (Сир. 30, 1 — 2). Но телесные наказания — отнюдь не единственное средство наказания, как думают иногда некоторые родители и воспитатели, которые за все проступки детей наказывают одними побоями. Например, есть еще много средств к наказанию. Между таковыми укажем еще на временное лишение обеда или завтрака, заключение в отдельную комнату (карцер), лишение удовольствия и игр, стояние на коленях, внушение или выговор и угроза.

Но когда и как те или другие из поименованных видов наказания должны быть применяемы к делу? Телесное наказание есть как первое, так и последнее, т. е. самое строгое и чувствительное средство наказания, и потому должно быть употребляемо как можно реже и только при самых серьезных и важных проступках дитяти и притом тогда только, когда все другие средства оказались бесплодными. Но если оно употреблено, то оно должно быть таково, чтобы дитя почувствовало его и надолго запомнило. Главнейшее и необходимое условие для допущения этого средства — это его редкое и, так сказать, вынужденное употребление, ибо от частых телесных наказаний дети делаются, как справедливо замечено, жестокосердными.

В каких же теперь случаях должны быть употреблены телесные наказания? На этот вопрос дает нам правильный ответ Священное Писание, когда оно говорит: безумие висит на сердце юного; жезл же и наказание далече отгонит от него. Отсюда следует, что телесные наказания должно употреблять в тех случаях, когда проступки дитяти проистекают из упорства и злой воли, когда оно от греха и страсти теряет рассудок. Поэтому такого наказания заслуживает только то дитя, которое, допустив ложь, не хочет сознаться в своем проступке и упорно отвергает его, которое и после неоднократных и строгих внушений не оставляет предосудительного поведения, обманывает, крадет, не слушается своих родителей и употребляет по отношению к ним бранные слова или поднимает на них руку, дерзко восстает против их распоряжений и наказаний, топает ногами, сердито отталкивает предлагаемые ему вещи, жестоко поступает с более слабыми детьми или бедными животными и т. п.

В таких и только таких случаях допускайте телесное наказание. Тяжелое и нежелательное это средство. Но если до него дошло дело, то обдумайте, и долго, всесторонне обдумайте поступок, вызывающий его, ибо оно — средство крайнее, последнее и даже опасное; да и кроме него есть немало иных более мягких и не менее действенных наказаний. Например, весьма чувствительное средство есть временное лишение пищи. Лишение обеда, завтрака, отход ко сну с пустым желудком — особенно полезны против упрямства и лености.

В отношении к неуживчивым, наклонным к ссорам и мстительным детям приносило всегда добрые плоды отлучение от товарищей и заключение в отдельную комнату. Наказания, действующие на чувство стыда, следует употреблять с большой осторожностью и только в редких случаях, чтобы не притупить или совсем не убить в детях чувства чести и достоинства. Для благовоспитанных детей достаточно чувствительным наказанием бывает уже то одно, если родители по совершении ими проступка долгое время обходятся с ними холодно, не говорят с ними, показывают им серьезное выражение лица и т. п. Выговоры и внушения должны быть прежде всего кратки, точны и чужды многословия. Длинные рацеи и внушения делают детей глухими и малочувствительными.

Об употреблении угроз, наконец, следует заметить, что они в известных случаях должны быть и действительно приводимы в исполнение. Поэтому нерезонно и неблагоразумно — грозить таким наказанием, которое не может быть приведено в исполнение, потому что через это родители теряют доверие в глазах детей своих.

Наконец, ответим, почему и для чего следует наказывать детей.

Главным основанием наказания должна быть любовь, а единственной целью его — исправление дитяти. Отсюда следует, что наказание должно быть отеческим и никогда не должно переходить в жестокость; особенно оно не должно совершаться во гневе, ибо гнев человека, по выражению слова Божия, правды Божией не соделывает (Иак. 1, 20). Всегда нужно давать детям замечать, что вы неохотно прибегаете к наказанию, что вам больно браться за тело ребенка, и если беретесь, то потому, что вас вынуждает к тому родительская любовь, желающая их исправления. Раздраженный наказывает, чтобы отомстить, но христианские родители должны наказывать не из мести за причиненное им оскорбление, а потому что дитя совершило грех, оскорбило Бога и подвергло бы себя временной и вечной погибели, если бы не принимать никаких мер к его исправлению. Если ребенок рассердит тебя каким-нибудь проступком, отложи наказание, пока остынет первый гнев, но при этом ты не должен забывать пословицу, что отложенное не есть отмененное.

Я сказал, что наказание должно быть отеческим, а потому не должно переходить в жестокость и тиранство, а это нередко случается, когда приступают к наказанию в пылу гнева. Вот почему ты не должен браться за первую попавшуюся тебе палку и наносить ею удары, ибо это легко может иметь дурные последствия и есть варварская жестокость. Так как наказание всегда должно происходить из любви и иметь целью исправление наказываемого, то не следует другим позволять осмеивать наказываемого, ибо это увеличивает скорбь его и вредит цели наказания. Равным образом неправильно и неблагоразумно поступают родители, когда, наказав дитя, тотчас же начинают ласкать его, дают ему понять, что они жалеют и как бы раскаиваются в том, что подвергли его наказанию. Напротив, наказанному ребенку тогда только следует оказать ласку, когда он обнаружит раскаяние в своем проступке и искреннее желание исправиться.

Я дал вам, таким образом, ответ на вопросы: за что следует наказывать, как наказывать и почему? Делайте же, христианские родители, употребление из вашего права наказывать детей ваших по тем основаниям, которые вы сейчас слышали. Не наказывайте ваших детей ни за что, кроме того, что заслуживает наказания в очах Бога, что есть грех пред Ним. И наоборот, никогда не оставляйте дитяти без наказания, когда оно сознательно и непринужденно нарушает заповедь Божию. Но руководитесь при наказании ваших детей всегда только любовью, никогда не забывайте, что единственной целью наказания должно быть их исправление. Не бойтесь, что вы в случае строгого воспитания детей ваших, соединенного с нередкими наказаниями, охладите их и потеряете будто бы их любовь к вам. Нет, опыт учит совершенно противному. Ваши дети впоследствии будут вам благодарны за то, что вы строго их держали и добрым воспитанием положили прочное основание к их временному и вечному благу и спасению.

(http://predanie.ru/)

Жена в роли Пигмалиона

В современном обществе очень многое из того, что раньше давалось людям труда, теперь дается ценой немалых усилий. Скажем, раньше не составляло труда удержать детей от наркомании — во многих местах ее просто не было. А еще раньше дети в массе своей легко понимали, что надо уважать старших. Это было нормой, они с детства видели вокруг пример почтительного отношения к отцу и матери, к бабушкам и дедушкам. Кое-где в деревнях даже до недавнего времени мать с отцом принято было называть на «вы». Теперь же многие детско-подростковые журналы, книги, фильмы, старшие братья и сверстники дают нашим детям прямо противоположные образцы.

Аналогичная трансформация произошла и с образом отца. В традиционном обществе специально формировать образ отца было не нужно. Конечно, многое зависело от личных качеств мужчины, но все же, так сказать, каркас образа был задан заранее. К примеру, отец не по своей прихоти «назначал» себя на роль главы семьи, а становился главою в силу объективных причин: без него семья зачастую обрекалась на голодную смерть. Утрата кормильца в семье была одним из самых страшных несчастий. Теперь же прожить без отца материально трудно, но вполне возможно. Что доказывает высокий процент матерей-одиночек.

Или такой пример. В деревне, где живет подавляющее большинство членов традиционного общества, очень много тяжелых, «мужских» работ, и каждый мужчина приучался к ним сызмальства. Поэтому роль «сильной половины» тоже была для него вполне оправдана как внутренне, так и внешне, сложившимися обстоятельствами.

В наши дни, когда мужские и женские роли зачастую смешиваются и перепутываются, идеальный образ отца нужно создавать. Сам по себе он у ребенка может не сформироваться. И здесь очень многое зависит от жены. Ведь ребенок прислушивается прежде всего к мнению своей матери, именно ее отношение к папе он перенимает.

На что, как мне кажется, стоит обращать повышенное внимание жене, выступающей в роли нового Пигмалиона, а чем можно пренебречь?

Отец — опора и защита

Одно из главных чувств, необходимых, чтобы у ребенка сформировалась здоровая психика, это чувство защищенности. В младенчестве его создает, в основном, мать. Затем, когда ребенок начинает осваивать окружающий мир и осознает, что в мире много опасностей, с которыми женщине не справиться, в роли главного защитника начинает выступать отец. Маленькие мальчики недаром любят похваляться друг перед другом именно отцовской силой: она как бы придает сил и им самим, увеличивая их значимость в глазах окружающих.

Поэтому надо всячески поддерживать и укреплять в малыше уверенность в том, что папа — самая главная опора, самая главная защита вашей семьи. ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ!

Вы скажите: «Зачем? Ведь ребенок все равно увидит, что это не так.»

Однако взрослые сильно преувеличивают детскую проницательность. Мы часто приписываем детям «правильное», взрослое понимание событий и явлений, забывая о том, что ребенок в силу своей природы достаточно долго живет в мире, где очень много вымышленного, мифического, ирреального. Это особенность детского восприятия, пожалуй, наиболее ярко проявляется в увлечении сказками. Сплошь и рядом можно столкнуться с тем, что взрослый, пытаясь вернуть ребенка «с небес на землю», добивается обратного результата: малыш только лишний раз убеждается в правильности своих представлений и ошибочности представлений взрослых. Моя дочь, например, в три года никак не могла смириться с мыслью, что ее когда-то не было. Если мы с ее старшим братом начинали вспоминать события, происходившие до ее рождения, она впадала в ярость и, топая ножкой, повторяла: «Неправда! Я тогда была! Я всегда была!» Никаких доводов и объяснений ребенок просто не желал слушать.

И вот однажды, не зная, как ее унять, я ляпнула первое, что взбрело мне в голову: «Была, конечно, была! Только ты была на звезде.» И это произвело удивительный эффект. Подобно тому, как из осколков цветных стеклышек в калейдоскопе вдруг складывается красивый узор, у Кристинки мгновенно сложилась стройная картина прошлого, и она успокоилась.

В детях ярче проявлено коллективное бессознательное, они ближе к тому, что называется архетипическими, древними представлениями об основах бытия. А согласно этим архетипическим представлениям, отец как раз является опорой, защитой, главой семьи. Поэтому ваши слова о папиной силе падут на взрыхленную почву. И наоборот, доказательства обратного — даже самые веские — настолько нарушают архетипические представления о роли отца в семье, что будут только невротизировать ребенка. Ну, а в конечном итоге, рикошетом ударят по вам.

Кроме того, ребенку отец, какой бы он ни был, все равно кажется сильным, ведь маленький ребенок по определению гораздо слабее взрослых. Так что вы в любом случае не погрешите против истины, подчеркивая папину силу.

И потом, люди не любят, когда их прилюдно стыдят, постоянно указывают им на их недостатки. Пусть даже с самой благой воспитательной целью. Их это обижает, а обиженный человек цепляется за свою обиду и использует ее как щит, отгораживаясь ею от неприятной реальности. «Раз меня несправедливо обидели, значит, я не виноват, и задумываться мне не о чем», — вот логика обиженного человека.

Гораздо продуктивнее, на мой взгляд, пойти по другому пути: попробовать «назначить» человека хорошим. Не требуя, впрочем, от него невозможного. Скажем, от мужчины, физически не очень крепкого, несправедливо требовать подвигов Геракла. В конце концов, вы же видели, что он не «качок», когда выходили за него замуж! Но принести с рынка пять килограммов картошки, просверлить дрелью дырку в стене или передвинуть мебель могут (и делают!) почти все. Однако далеко не все жены это отмечают как достоинство при ребенке, а фиксируются лишь на том, что у мужа НЕ получается. В результате у мужчины возникает чувство неполноценности, а у ребенка отсутствует эталон мужского поведения.

К вопросу о «Профпригодности»

О работе отца надо говорить как можно чаще и уважительней (независимо от вашего реального к ней отношения!).

Причем делать упор не на заработке или каких-нибудь сопутствующих благах типа льготных путевок, а на содержании, смысле того, чем занимается муж. Поскольку для ребенка пока все в новинку, ему любая работа может казаться очень интересной и важной. Надо только уметь ее правильно преподнести.

Помимо укрепления уважения к отцу, рассказ о профессиях выполняет еще одну важнейшую воспитательную функцию: дети учатся видеть не только внешние, но и внутренние, содержательные признаки взрослости. А то какое впечатление о мужчинах складывается у нынешних ребят? Что можно почерпнуть из современной рекламы, телепередач, кинофильмов? — Взрослые дяди курят, пьют пиво и водку, имеют большие мускулы, забористо ругаются, обнимаются с красивыми тетями, а всем остальным чуть что — дают в челюсть или стреляют в лоб.

Что же касается прочих умений таких «взрослых дядь», то он обычно невелик: они умеют лихо водить машину, пользоваться компьютером, неизвестно где огребают кучу денег и с шиком их тратят.

Конечно, по сравнению со столь ярким художественным образом отец, работающий скромным научным сотрудником, да еще занимающийся каким-то совершенно непонятным делом типа исследования почв, будет проигрывать. Но если доходчиво рассказать ребенку, какие опыты он ставит, на какой сложной аппаратуре работает, какое важное направление науки разрабатывает и для чего это все нужно, ситуация в корне изменится. А если потом еще привести сына или дочь на работу и показать что-нибудь интересное! Такие вещи запоминаются на всю жизнь и оказывают огромное воспитательное воздействие.

Какие еще мужские качества важно подчеркивать, воспитывая у ребенка уважение к отцу?

Чтобы понять это, зададим себе вопрос: какие качества традиционно ценятся у нас в представителях мужского пола? Вопрос культурных традиций здесь очень важен. Скажем, в иудейской или протестанской культурах очень ценится бережливость, а в России такие мужчины не пользуются особой популярностью. Их считают скупыми. Или есть народы, высоко ценящие в мужчинах воинственный пыл, азарт, любовь к риску.

Вспомните кавказскую джигитовку — в ней ярко отражены именно эти представления.

У нас же в мужчинах ценились и ценятся до сих пор такие качества, как доброта и благородство в сочетании с мужеством, умение прощать обидчиков, ум и бескорыстие, готовность прийти на помощь другим, верность, стойкость, выносливость, неприхотливость в быту, трудолюбие, хозяйственность и в то же время наличие высших, духовных интересов. Естественно, многие из этих качеств котируются и у других народов. Тут дело в сочетаниях, в нюансах, которые определяют народный характер.

Да, конкретные люди часто бывают далеки от идеала, но, согласитесь, какие-то из этих черт можно найти у каждого мужа. И, указывая в беседах с сыном или дочкой на папины достоинства, очень важно подчеркивать, что это не просто его личные особенности, а качества настоящих мужчин. Тогда у детей постепенно сформируются представления, которые впоследствии помогут им и в устройстве личной жизни. А то современные юноши и девушки часто имеют лишь смутные, чисто внешние представления о том, какими им хотелось бы видеть своих спутников жизни. И потом быстро разочаровываются, убедившись, что жить приходится не с грудой бицепсов или набором косметики, но с человеком. А им в общем-то непонятно, каким должен быть человек, с которым они могли бы ужиться.

Должен ли ребенок бояться отца?

Разумеется, отец не должен быть этаким букой, которым пугают малых детишек. Когда ребенок боится отца до дрожи в коленках, в этом нет ничего хорошего. Помню, к нам на занятия ходил мальчик, который настолько был запуган отцом, что даже боялся его показать куклой на ширме.

Однако сейчас, пожалуй, чаще встречается другая крайность: отец ведет себя чересчур снисходительно, и ребенок его ни в грош не ставит. Причем матери даже порой считают это плюсом и с гордостью говорят: «У мужа с сыном прекрасные отношения. Знаете, муж у меня такой мягкий, покладистый, сын из него веревки вьет.»

Им кажется, что мальчик развивает свои лидерские наклонности, а на самом деле ребенок лишается психологической опоры в лице отца и может вырасти своенравным, неуравновешенным, истеричным. Такой человек неспособен не то, что стать настоящим лидером — он даже не приучен умерять свои капризы. И, конечно, при малейшем столкновении с реальностью за стенами своего дома будет страдать. В подростковом возрасте, привыкнув всегда настаивать на своем, своенравный ребенок вообще может пойти вразнос. Практически в каждой семье возникают ситуации, когда удержать подростка от опрометчивого шага можно только силой родительского — в первую очередь отцовского — авторитета. А если авторитета нет и не было?

Поэтому побаиваться отца ребенок, по-моему, должен. При самых теплых, дружеских, доверительных отношениях, к которым безусловно стоит стремиться, нужно, чтобы ребенок боялся отцовской грозы. Гроза же должна быть справедливой и разражаться не по пустякам, а только в крайних, критических случаях. Иначе она станет привычной.

Ребенку необходимо понимать, что на него, если он ведет себя плохо, есть управа. И лучше, если это родной, близкий человек, который наказывает любя. Ведь раньше или позже, но управа все равно найдется. Только она будет далеко не такой милостивой.

Должен отец ли играть с ребенком?

Многие жены считают это одной из важнейших отцовских обязанностей и выражают недовольство, если супруг норовит от нее уклониться. Однако мне такая постановка вопроса не кажется правильной. Начнем с того, что ребячьи игры — психологически нелегкое занятие для взрослых. Многим людям это настолько тяжело, что они предпочли бы полдня перетаскивать мешки с картошкой, чем полчаса перекатывать с места на места игрушечные машинки, загоняя их в гараж. Когда их заставляют эти заниматься, им становится так скучно, что они начинают на ходу засыпать.

Одна из мам, обратившихся ко мне за советом, страшно серчала на мужа, поскольку его игры с ребенком всегда заканчивались одним и тем же. Минут через десять муж разражался громким храпом, а ребенок — обиженным плачем. Жена считала, что муж делает ей назло, а он искренне хотел ей угодить, но — не мог. В развитии человека есть определенные стадии, и то, что легко выполняется на одном этапе, бывает сильно затруднено или вообще недостижимо на другом. Скажем, у двухлетнего ребенка еще нет абстрактного мышления, и его бессмысленно обучать решению математических задач. Когда же какая-то стадия развития пройдена, вернуться на нее тоже подчас невозможно.

Я в детстве обожала играть в прятки. Из всех коллективных игр это была, пожалуй, моя самая любимая. Тогда дети вообще больше играли на свежем воздухе, и в играх принимал участие весь двор, так что было очень весело. Потом мы подросли и уже предпочитали просто бродить по улицам или болтать, сидя на лавочке. Потом пошли кто работать, кто в институт, и стало совсем уже не до детских игр.

И вот однажды, на первом или на втором курсе мы с моими приятелями-студентами поехали на дачу. А там кто-то вдруг предложил «тряхнуть стариной» и поиграть в прятки. Все пришли в восторг, в том числе и я, быстро посчитались и разбежались кто куда. То, что произошло дальше (хотя вроде бы ничего особенного не произошло), я запомнила навсегда: со стороны дома доносился смех ребят, которых «застукал» водящий, в их голосах чувствовалось непритворное веселье, а я стояла в углу сада за яблоней и мне было безумно скучно. Я честно пыталась настроиться на веселый лад, напоминала себе, что я так любила играть в эту игру, но всколыхнуть в душе интерес никак не удавалось. Ощущение скуки не проходило. В жизни каждого человека бывает какой-то свой момент прощания с детством. Я, например, именно тогда поняла, что мое детство прошло окончательно.

С возрастом почти все люди утрачивают свежесть мировосприятия, присущую детям. Как правило, ее удается сохранить лишь талантливым людям искусства.

Примерно то же происходит и со способностью к детской игре. Обычно ее сохраняют те, в ком до конца жизни остается много ребяческого, кто любит дурачества, клоунаду, розыгрыши. Но вот незадача! Эти черты достаточно редко сочетаются с тем, чего ждут от мужей их требовательные жены: с серьезностью, основательностью, ответственностью.

Помню, администраторы одного детского центра были в полном восторге от папаши, который, не успев там появиться, принялся развлекать ребят всякими фокусами и даже, не долго думая, встал на голову.

«Надо же, какой отец!» — с нескрываемой завистью вздыхали они.

Но как раз с ролью отца Григорий справлялся из рук вон плохо. Он был ужасно хаотичный, все забывал, все терял, на него ни в чем нельзя было положиться, ни на какой работе он подолгу не задерживался, поскольку никто не желал долго терпеть его безответственности, и все в доме держалось на его старой, больной матери (жену Григорий выбрал по принципу «два сапога — пара», и она в один прекрасный день сбежала «искать себя» в другой город, оставив его с двумя маленькими детьми).

Так уж устроена жизнь, чем-то обязательно приходится поступаться. Либо отец — великий затейник и приводит в восторг всю окрестную детвору, либо он добытчик и надежная опора семьи. Порой, конечно, и за клоунаду платят деньги, но это, скорее, исключение из правил.

Очень точно связь серьезности, даже суровости, и хозяйственности уловил русский помещик А.Н. Энгельгард, хорошо знавший народную жизнь на Смоленщине. Рассказывая, какие качества в идеале должен иметь глава семьи, называемый «большаком», он писал: «Чем суровее большак, чем деспотичнее, чем нравственно сильнее, чем большим уважением пользуется от мира, тем больше хозяйственного порядка, тем зажиточнее двор. Суровым деспотом-хозяином может быть только сильная натура, которая умеет держать бразды правления силою своего ума, а такой умственно сильный человек непременно вместе с тем есть и хороший хозяин, который может, как выражаются мужики, все хорошо «загадать»; в хозяйстве же хороший «загад» — первое дело, потому что при хорошем загаде и работа идет скорее и результаты получаются хорошие.»

Конечно, раньше и жизнь была суровей. Небрежное ведение крестьянского хозяйства в средней полосе России без преувеличения было чревато для членов семьи голодной смертью, так что характер «большака» не на пустом месте сформировался. Сейчас жизнь существенно облегчилась (хотя мы считаем, что живем неимоверно трудно), и требования к главе семейства тоже смягчились. Однако общий принцип остался прежним.

Мне кажется, гораздо важнее, чтобы отец учил детей тому, чему не может научить мать, привлекал сыновей к мужским делам. А главное — разговаривал с детьми, выступал в роли мудрого наставника, к которому можно обратиться с самыми разными вопросами, который много знает и готов поделиться своими знаниями.

Вы скажете: «Да где ж такого взять?»

Но у любого взрослого, даже у самого необразованного, знаний больше, чем у ребенка. И больше жизненного опыта, который подчас ценнее книжных знаний. Только не надо требовать, чтобы его интересы совпадали с вашими. Это даже лучше, если вы, допустим, будете приобщать ребенка к театру, а муж — к технике, спорту, рыбалке. И, повторяю, хорошо, чтобы он ПОБОЛЬШЕ ГОВОРИЛ С РЕБЕНКОМ. Многие взрослые (не только отцы) вообще недостаточно беседуют с детьми, предпочитая изъясняться в форме инструкций и нравоучительных монологов.

А если и разговаривают, то, в основном, на бытовые темы: что ел, какие оценки получил в школе, что задали по такому-то предмету. Сперва им кажется, что дети слишком малы, а затем дети подрастают, но у них уже нет потребности разговаривать с родителями, они привыкли удовлетворять жажду общения на стороне. В результате люди живут «рядом, но не вместе», и возможность влиять на детей очень ограничена.

Жены часто считают своих мужей молчунами, и потому совет, чтобы мужья побольше разговаривали с детьми, кажется им невыполнимым. Но опыт показывает, что даже (а, может, особенно?) отъявленные молчуны оживляются и готовы говорить часами о том, что им интересно. Просто их интересы не совпадают с женскими, вот они и помалкивают.

Еще недавно в основе государственной политики лежал принцип: «Искусство не должно опускаться до уровня толпы; наоборот, толпу, массу нужно поднимать до уровня высокого искусства». И люди в массе своей читали не бульварные романы, а хорошую литературу, которая издавалась огромными тиражами, ездили из поселков в город, чтобы побывать в театре, посещали разные лекции, интересовались вещами, которыми в других странах интересуется лишь горстка высоколобых интеллектуалов. Теперь ориентиры переменились, и результат налицо. На улицах мат- перемат, а в вузах вынуждены вводить отдельным предметом русский язык, потому что даже выпускники престижных гимназий пишут с орфографическими ошибками (про пунктуацию и говорить нечего!).

Мне кажется, взаимоотношения детей с отцом должны строиться по тому же принципу равнения вверх. Не отцу надо опускаться на четвереньки и ползать вместе с малышом. Пусть лучше малыш становится на цыпочки, стремясь дотянуться до отца.

Я уж не говорю о том, что при повышенной конкурентности отца с сыном совместные игры просто вредны. Оба люди азартные, входят в раж, и дело практически всегда кончается ссорой. А поскольку в игре нет ни старших, не младших, там все равны — так уж устроен мир игры — и без того шаткий авторитет отца подрывается еще больше.

Вообще когда речь заходит о семейных ролях, очень полезно поинтересоваться традиционным раскладом: как было раньше. Ведь человечество существует не одну тысячу лет, и семьи до недавних времен отличались очень большой устойчивостью. Значит, и роли в семье не случайно распределялись определенным образом — правильность такого распределения подтверждалась многовековой практикой. Так вот, малые дети, конечно, играли всегда. На то они и малыши. Но руководили игрой тоже дети, только постарше. Никому и в голову не приходило привлекать к ребячьим забавам отца. У него имелись дела поважнее.

А если отец слабовольный?

Конечно, ситуация не из приятных. Но ведь жены часто сами стремятся верховодить, а когда мужчина уступает им бразды правления, начинают жаловаться. И потом, далеко не всегда то, что женщина считает слабоволием, действительно является таковым. Покладистый муж может в каких-то вопросах вдруг оказаться тверд, как кремень. Жена сочтет это блажью, ослиным упрямством, а дело-то совсем в другом. Дело в том, что она путает кротость со слабоволием. Кроткий человек уступает другим не из слабости, а наоборот, чувствуя свою силу. Он может возвыситься над множеством вещей, пренебречь самолюбием просто потому, что не считает это важным. Он избегает ссор, мирится первым, готов признать свою вину. Но если что-то для него принципиально, тут его никакими силами не сдвинешь с занятой позиции.

Мне вспоминается история одного знакомого. Жена считала его безвольным, потому что он никогда ей не перечил, покорно отдавал получку, ничего не предпринимал, не посоветовавшись с ней. В их доме все делалось под девизом «Как скажет Валечка». Но вот однажды у мужа тяжело заболела мать, жившая в другом городе, и он решил перевезти старушку к себе. И никакие протесты Валечки, никакие истерики не помогли.

Муж был готов скорее развестись и ухаживать за матерью в одиночку, чем предать ее (в иных категориях он сложившуюся ситуацию не рассматривал). Где же здесь слабоволие?

Кроме того, в последние годы некоторые женщины начали считать признаком безволия неумение зарабатывать деньги. Но ведь мужчины не виноваты, что государство поставило их в ситуацию, когда за честный труд платят гроши. На самом-то деле это гражданский подвиг — оставаться работать на оборонном предприятии, где люди порой годами не получают зарплату, потому что «оборонку» решили задавить. Или работать в НИИ, понимая, что если ты и твои товарищи уйдут в коммерцию, «двигать науку» просто будет некому. Да, конечно, семье приходится трудно. Но кто сказал, что быть хорошим человеком легко? И почему тогда детей мы нацеливаем на учебу, а не на воровство? Ведь воровать легче и прибыльней.

Самое главное, конечно, не заработок, а нравственный авторитет главы семьи. Сейчас как раз такое время, когда человеческие качества проходят серьезную проверку на прочность. И далеко не всегда люди, которые оказываются в наши дни на коне, могут служить детям хорошим примером.

Ну, и напоследок несколько слов о семейной солидарности. Думаю, вы со мной согласитесь, что жены склонны жаловаться чужим людям на своих мужей чаще, чем мужья на жен. Не знаю, с чем это связано. Наверное, со слабостью прекрасного пола. Хотя дети — а ведь они еще слабее — на родителей чужим почти не жалуются. Даже когда у них на то есть веские основания.

Во всяком случае, я давно заметила, что в семьях с более традиционным укладом жизни (например, у кавказцев) жена о муже слова худого чужаку не скажет. Даже если в семье кромешный ад. Специалистам, конечно, с такой семьей работать труднее, поскольку о многом приходится лишь догадываться, но для детей воспитательное значение такой семейной солидарности огромно. Ведь и у нас еще недавно считалось неприличным выносить сор из избы. А прежде чем обвинять мужа в слабоволии, пожалуй, имело бы смысл вспомнить другое мудрое изречение — насчет бревна в своем глазу и соринки в чужом.

Шишова Т. Л.

Образовательный портал «Слово» (http://www.portal-slovo.ru/)

Использованы работы художника Aldo Balding