Речь, произнесенная в церкви Московского Воспитательного дома 31 мая 1880 года выдающимся православным богословом, глубокомысленным проповедником, епископом Дмитровским Амвросием (Ключаревым) (1820-1901), ставшим впоследствии еще более известным в православном мире — архиепископом Харьковским и Ахтырским (1882-1901).

Читать далее

Сегодня мы поговорим о любви к ближним – чувстве, которое может наполнить каждый миг нашего бытия смыслом и радостью, и любую повседневную ситуацию общения сделать для нас духовным событием.

Вспомним случаи из жизни святых и подвижников: как они чувствовали любовь к ближним. Вот что рассказывает старец Силуан:

«Однажды на Пасху шел я с вечерни в Покровском Соборе к себе на мельницу, и на дороге стоял один рабочий. Когда я приблизился к нему, он попросил меня дать ему яйцо. У меня не было, и я вернулся в Монастырь, взял у духовника своего два яйца, а одно из них дал рабочему. Он говорит: «Нас двое». Я отдал ему и второе, и когда я отошел от него, то от жалости к бедному народу я заплакал, и стало мне жалко всю вселенную и всякую тварь.

Другой раз, тоже на Пасху, шел я из главного Монастырского пОрта в новый Преображенский корпус и вижу – бежит мне навстречу маленький мальчик, лет четырех, с радостным лицом, – благодать Божия веселит детей. У меня было яйцо, и я отдал это яйцо мальчику. Он обрадовался и побежал к отцу показать свой гостинец. И за эту мелочь я получил от Бога великую радость, и возлюбил я всякое создание Божие, и Дух Божий был слышен в душе. Придя к себе, от жалости к миру я много с плачем молился Богу. О, Душе Святый, обитай в нас всегда; с Тобою нам благо» [1].

Нечто подобное может переживать каждая из нас. Хотя у нас не принято дарить друг другу угощение илиЛюбовь землю делает раем какие-то вещи, но мы можем от всей души дарить услуги, в неограниченном количестве. Вот, например, мимо тебя по коридору проходит сестра с тяжелым ведром, и ты помогаешь ей донести. Через минуту другая сестра просит тебя принести ей из кельи книгу – бросаешься со всех ног и приносишь. Затем благочинная просит найти сестру на исповедь – ты обегаешь весь скит и находишь. И после этого непременно в душе появляется радостное и мирное чувство. Как говорит старец Силуан, «Дух Божий слышен в душе».

Теперь вспомним случай из жизни святителя Игнатия, который произошел с ним в то время, когда он был еще послушником:

«Сначала был я в послушании трапезного… Однажды ставил я блюдо с пищей на последний стол, за которым сидели послушники, и мыслию говорил: «Примите от меня, рабы Божии, это убогое служение». Внезапно в грудь мою впало такое утешение, что я даже пошатнулся; утешение продолжалось многие дни, около месяца. Другой раз случилось зайти в просфорню; не знаю с чего, по какому-то влечению, я поклонился братиям, трудившимся в просфорне, очень низко, – и, внезапно, так воздействовала во мне молитва, что я поспешил уйти в келию, и лег на постель по причине слабости, произведенной во всем теле молитвенным действием» [2].

И этот случай тоже подходит к нашей повседневной жизни. Когда мы изо всех сил понуждаем свое сердце к любви, тогда Господь посещает нас Своей благодатью. Думаю, хотя бы в некоторой степени все вы ощущали действие благодати во время искреннего служения ближним.

Видите, как любовь может сделать для нас значительной и прекрасной самую обыкновенную будничную ситуацию? И если в нашей душе чувство любви уже упрочилось, то вся наша жизнь становится радостной и полной смысла. И наоборот, если любви в нашем сердце мало, то жизнь наша уныла и скучна. Ведь что такое собственно наша повседневная жизнь? Это почти непрерывное общение с ближними в том или ином виде. В храме, на послушании, в келье, в трапезной – мы все время находимся в общении с другими людьми. С ближними мы трудимся, с ними беседуем, на них смотрим, они часто занимают наши помыслы. И если мы любим их, то в душе нашей всегда царит мир, что бы ни случилось. А если не любим – то нам постоянно плохо, ближние все время колеблют наш покой. Как говорит старец Емилиан: «Ближний – это самое осязаемое и реальное событие в нашей жизни». Как же нам сделать, чтобы это событие всегда было для нас радостным? Как нам полюбить ближних?

Представьте себе, что любовь – это некий большой капитал, допустим, миллион. Как мы можем собрать этот миллион? Очень просто. На каждом шагу нам попадается копейка – то есть какая-нибудь мелкая житейская ситуация, в которой мы можем проявить любовь. Мы можем пренебрегать всеми этими копейками – говорить себе: ну что такое копейка, ведь почти совсем ничего! Но тогда мы навсегда останемся нищими. Мы можем подбирать некоторые копейки, когда нам не лень нагнуться – но тогда мы будем богатеть очень медленно. И наконец мы можем не пренебрегать ни одной копейкой – а ведь они попадаются буквально на каждом шагу, надо только нагибаться и подбирать – и тогда мы довольно скоро соберем наш миллион.

Наверно, главная трудность для нас – это увидеть все эти «копейки», то есть распознать те ситуации, в которых от нас требуется любовь. И вот сейчас мы и рассмотрим самые разные ситуации, читая поучения аввы Исайи Отшельника и прилагая к ним толкование старца Емилиана.

Итак, поучение первое, очень короткое:

«Не позволяйте себе вольничать».

Старец Емилиан говорит по поводу этого поучения:

«У вас не должно быть дерзости, не должно быть чувства, что ближний – ваша собственность, ваш друг, ваш брат, так что вы можете обращаться с ним грубо, бестактно».

Действительно, сложнее всего нам сохранять благоговение по отношению к самым близким людям. Нам кажется, будто с ними можно общаться невежливо, говорить грубости, насмехаться. Все это, конечно, делается в шутливом тоне, и даже считается, что это – признак дружелюбия. Особенно это распространено среди людей молодых. Но на самом деле так не должно быть. Вот что говорит об этом старец Иосиф Исихаст:

«Любовь «не бесчинствует». Это означает благоприличие, благопристойность, добропорядочность. Высший отличительный признак поведения – благородство, – когда-то составлявший предмет доблестного соперничества со всеми остальными добрыми качествами, ныне лежит в презрении у нашего теплохладного и безразличного поколения. При всем при том, благородство остается достопримечательной и ценной стороной любви. Неужели доброе поведение – не такое уж важное качество нашей личности? Разве мы с вами не удивляемся доброте, приятности, вежливости, когда видим эти качества в людях, встречающихся на нашем жизненном пути? Более того, мы все можем признать, что вежливое обращение с нами других людей влияет и на нас самих так, что смягчает нашу жестокость и враждебность. Так вот то, от чего смягчается сердце, и есть любовь, которая успокаивает всякую грубость, всякое возбуждение, одним словом, «не бесчинствует»» [3].

Действительно, с какими сестрами нам приятнее общаться? Разве, не с теми, которые разговаривают со всеми вежливо и почтительно? А если нам приятно, когда с нами так говорят, то постараемся и мы общаться с другими людьми деликатно, благоговейно – в этом проявится наша любовь.

Все вы помните случай из жития преподобного Макария Великого, как однажды он шел вместе со своим учеником в нитрийскую гору и попросил его идти впереди себя. Ученик, встретившись с идольским жрецом, сказал ему грубо: «Куда бежишь, демон?», за что тот жестоко избил его. А преподобный Макарий, увидев этого жреца, приветствовал его ласково и назвал трудолюбцем, и это очень умилило жреца, так что он затем обратился в христианство и принял монашество. И нужно сказать, что всегда слово пренебрежительное отталкивает ближнего и вносит разлад в отношения, а слово, сказанное с любовью, приветливым тоном, трогает сердце человека и сближает нас с ним.

Давайте прочитаем примеры того, как деликатно умели подвижники общаться с ближними, и я думаю, нам захочется вести себя так же. Сначала пример из воспоминаний об афонском подвижнике отце Аверкии:

«На всех нас производили впечатление кротость, доброта и мирное устроение отца Аверкия. Это в нем было очень ощутимо. Как трапезник он быстро и ловко раздавал братии продукты… Он раздавал продукты с таким благоговением, словно антидор. Он всех нас умиротворял!».

Еще один пример деликатного общения:

«В давнее время и далеко от нас в один монастырь зашло два поклонника-монаха. Поклонившись святыне, они под вечер собрались в путь. Но так как им надо было проходить через пустыню и они не знали дороги в следующее место, куда они хотели идти, то им дали монаха проводника. Скоро по выходе их в дорогу наступила ночь, и ночь столь темная, что проводник сбился с дороги, и странники начали блуждать по пустыне. Шли, шли они, но дороги все не находили и к месту своему не приходили. Проводник, очевидно, был виноват и ему, надо полагать, было стыдно или неловко. Как же отнеслись к нему странники? Укорили его за это? Или по крайней мере высказали недовольство свое на него? О, нет! Они не только не укорили и не сказали ни одного неприятного слова, но даже притворились, будто они не замечают, что проводник их сбился с дороги. Один из странников притворился нездоровым и начал просить путников расположиться в пустыне на ночлег и оставаться там до утра. Другой странник с охотою согласился на это (хотя догадывался, что спутник его только притворяется нездоровым ради проводника), и братия оставались на месте до утра, пока не наступил день. С наступлением же дня проводник скоро отыскал дорогу, и все вместе благополучно прибыли туда, куда шли.

Вот как тихо, как спокойно должны обращаться мы с нашими ближними» [4].

И нам с вами нужно быть такими же деликатными в том смысле, чтобы следить за каждым своим словом, чтобы даже чуть-чуть не огорчить друг друга.

Теперь прочитаем следующее поучение аввы Исайи:

«Когда путешествуешь с братиями и будет между ними такой, к которому ты имеешь любовь Бога ради, не показывай особой к нему близости на виду тех; не нашелся бы между ними немощный и не умер бы от ревности – и ты понесешь грех его, потому что подал ему повод согрешить».

Эта ситуация тоже нередко имеет место у нас в обители. Бывает, что мы расположены к одним сестрам больше, чем к другим, и не скрываем этого. Вот только что мы говорили с одной сестрой приветливо и ласково, а потом подошла другая, и сразу наш тон меняется на сухой и холодный. Сестра, заметившая такую разницу, соблазняется и огорчается, а мы при этом несем ответственность за ее обиду. Старец Емилиан говорит:

«Причина [того, что ближний огорчился,] – в особенном расположении, которое ты проявил к другому.

Ты мне скажешь – он что, такой немощный? Да, таковы души человеческие. Я не могу требовать от ближнего, чтобы он был сильным. Я сам должен быть сильным. От ближнего я не могу ничего требовать. Я могу требовать только от себя. Итак, нужно быть внимательным, чтобы мое отношение было ко всем равным. Какое же нужно внимание, чтобы всем нам быть единым братством!»

Конечно, такова наша человеческая природа: мы поневоле любим одних сестер больше, чем других. Но мы не имеем права открыто проявлять эту особую любовь, потому что это может кого-то ранить. И нам нужно все же стараться полюбить и других сестер так же, как мы любим нескольких избранных.

Прошу вас обратить внимание еще на такой момент. Старец Емилиан говорит, что мы не можем требовать от ближних, чтобы они были сильными. А нам иногда кажется, что все, кто пришли в монастырь, обязаны всегда быть сильными, поэтому мы можем быть строги друг к другу. На самом деле, это неправильное отношение. У нас должно быть ясное ощущение, что монастырь – это не просто некое учреждение для подвига, но это наша семья. В хорошей семье люди очень бережно относятся друг к другу, принимают в расчет все немощи, не требуют друг от друга слишком много. Точно так же должно быть и у нас в обители. Один из замечательных примеров снисходительного отношения можно найти в Достопамятных сказаниях:

«До прихода аввы Пимена с учениками в Египет жил там один старец, который имел большую известность и был уважаем. Но люди оставили его и стали ходить к авве Пимену, когда он с братией пришел из скита. Это огорчило Пимена. Он сказал братьям: «Что нам делать с тем великим старцем? Прискорбно, что все оставили его и обратились к нам, людям ничтожным. Как бы нам утешить старца? Приготовьте снеди и возьмите меру вина, пойдем к старцу и разделим вместе с ним трапезу. Может быть, через это утешим его». Взяли пищу и отправились. Когда постучались в дверь к старцу, ученик его, услышав, спросил: «Кто вы?» Они отвечали: «Скажи авве, что Пимен желает принять благословение от него». Когда ученик сказал об этом старцу, тот отвечал: «Уходи, мне недосуг». Авва же Пимен и братия стояли на жаре и говорили: «Не уйдем отсюда, пока не удостоимся видеть старца». Старец умилился их смирению и терпению и отворил им свою келию. Они вошли и вместе пообедали. Во время обеда старец сказал им: «Истинно говорю вам, много я слышал о вас, но на деле вижу в вас во сто крат более». С того дня они подружились» [5].

Подумайте, авва Пимен мог бы более строго отнестись к этому подвижнику – ведь тот вроде бы сам был виноват в своем огорчении. Он поддавался тщеславию, потому и огорчался. Авва Пимен мог бы сказать: «Разве я виноват, что все стали ходить за советом ко мне? Пусть он борется со своей постыдной страстью, не обращайте на него внимания». Но он поступил иначе.

Примеры снисхождения мы находим и в жизни более близких к нам по времени подвижников, например, в житии преподобного Зосимы (Верховского). Вы, наверно, помните, как однажды он благословил своим сестрам молиться в лесу в ночное время и ради этого устроил для них кресты на ёлочках. Самая младшая из сестер, Маргарита, тоже загорелась желанием совершать ночные бдения, и старец благословил ее. Дальше я зачитаю:

«»Хорошо, – сказал он, – я тебе сделаю крест вот на этой елочке», – указывая на самую ближайшую к его келье; ибо он знал ее немощь, что она, как дитя, всего боялась: не только какие страхования, но и всякий шорох пугал ее. «Вот тебе елочка и крест на ней, недалеко от моей кельи, сюда приходи и молись», – сказал отец Зосима. И когда Маргарита приходила ночью молиться, старец тихонько, чтобы она не знала, выходил на крыльцо своей кельи и стоял издали, смотря на нее. И если который раз замечал, что она начинает робеть, тревожиться, осматриваться по сторонам, тогда он подавал ей голос, говоря: «Молись, молись – не бойся; я стою на крыльце». Такая любовь отеческая и попечение его, как ангела хранителя, еще больше одушевляли ее, как и остальных сестер, к молитве» [6].

И еще один пример из жизни старца:

«Как рачитель священного безмолвия, отец Зосима по временам удалялся от сестер и от всех попечений. Но и как любвеобильный отец, не оставлял надолго преданных ему учениц. Уходил только в свою келью на пять дней, из коих летом большую часть проводил в лесу. Все сестры, уважая его безмолвие, не беспокоили его в эти дни. Но две из них, по малодушию ли, или по горячей приверженности к нему, не могли переносить и пяти дней. Не смея же идти прямо к отцу своему, чтобы не нарушить его безмолвия и не подать повода другим сестрам, они всячески искали случая, дабы хотя издали увидать когда отца своего, или услышать голос его. И так иногда выходили на ту дорожку, по которой он возвращался из лесу в свою келью, и несколько издали кланяясь ему, просили благословения; и он не отвергал такого их усердия, останавливался с ними на несколько минут, являя отеческое расположение, и они в великом утешении возвращались. Иногда вечером, взявши дров, они приносили к его келье и полагая оные при дверях, нарочно производили стук, чтобы было слышно старцу, и он, услыша, спрашивал извнутри кельи: «Кто там?» – «Это мы, отче, принесли вам дров», – отвечали они; тогда с отеческою милостию, он, отворяя им дверь своей кельи, говорил: «Что мне с вами делать? Точно вы дети! Ну взойдите, взойдите»; и радость их была несказанная; и старец позволял иной раз побыть у него немного; а иногда, утешив их отеческою любовию и назидательным словом, немедленно отпускал с благословением» [7].

Вы знаете, всегда приятно слышать, когда на некоторых послушаниях находятся сестры, которые несут немощи других. Мы все с разными характерами, все со своими немощами: кто-то легко поддается гневу, кто-то впадает в уныние по всякому поводу. Но вот эти сестры ничем этим не соблазняются – вот что самое главное: не соблазняются – и сохраняют любовь к тем, кто проявляет немощь. Пусть даже рядом с ними человек, который, как порох, вспыхивает по малейшему поводу – своим мирным расположением они быстро угашают его вспышки. Благодаря этим сестрам на их послушаниях не происходит ссор, нет напряженной атмосферы, а главное сами они сохраняют в своей душе мир.

Прочитаем следующее поучение аввы Исайи:

«Если возьмешь у кого келию, чтобы пожить в ней несколько дней, ничего не разоряй и не устрояй в ней, не спросивши прежде у того, кто тебе ее дал, угодно ли ему то или неугодно, ибо это бессовестность».

У нас, правда, не бывает так, чтобы одна сестра пустила другую пожить в своей келье, мы не имеем такой возможности. Но у нас может быть, например, такая ситуация: сестру только что поселили в келью к другим сестрам. И вот, например, ей не нравится, как здесь стоят тумбочки – в других кельях она видела, что тумбочки поставлены гораздо удобнее. Как она должна себя вести? Старец Емилиан говорит, что она ничего должна менять, как бы ей ни хотелось. Вот что он пишет:

«У людей, особенно молодых, какая-то мания. Куда бы они ни пришли, они все меняют. Им кажется, что все не так. Диван пойдет туда, стол неправильно стоит тут, нужно его поставить точно посередине. Эта икона пойдет на другую сторону. Это нужно поштукатурить, это побелить.

Нет! – говорит авва Исайя. Это не монашеское поведение. Тот, кто пустил тебя в свою келью, хочет видеть все так, как у него есть. То, что ты приходишь и стремишься там все переделать, означает, что ты тем самым как бы говоришь: «Глупец, столько лет ты этого не видел? Я, только вошел, сразу понял, как надо». Но ты не делай так, сначала спроси, нравятся ли ему перемены, которые ты хочешь сделать. Если он согласен, делай. Но если он этим недоволен, ничего не меняй, потому что это бессовестность. Прекрасное слово для выражения характера людей, которые что-то переменяют, не понимая, что они оскорбляют тех, кто пустил их в свою келью.

Точно также можем поступать мы и на своих послушаниях. Положим, тебе дают какое-то послушание. Ты исполняешь его два года, а потом на твое место приходит другой. Он, только приняв это послушание, начинает говорить: «Это надо выкинуть, это не нужно, это лишнее». Что ты почувствуешь, когда это увидишь? Ты огорчишься, расстроишься. А ты, брат, делающий эти перемены, ты человек или животное? Только животное смотрит кругом себя, не чувствуя человеческую душу. Ты предпочитаешь, чтобы был спокоен твой взгляд, а не душа другого человека. Тебя не заботит, что ты ранишь ближнего, что он может страдать, плакать».

Конечно, все это не значит, что мы не должны пытаться что-то менять к лучшему в келье или на послушании, вообще в монастыре. Все дело в том – как мы это делаем. Очень важно всегда чувствовать, что рядом с нами другие люди, имеющие свое мнение, свое видение, свой опыт, и нужно чувствовать, что любое наше действие так или иначе задевает их.

Это поучение мы можем рассмотреть и более широко. Что вообще для нас важнее: чтобы было хорошо нам или чтобы было хорошо другим? Кого мы видим в первую очередь: себя или других?

Преподобный Исаак Сирин повествует об одном подвижнике по имени Антоний, что, если перед ним стоял выбор сделать полезное для себя или для ближнего, он никогда не решался выбрать себя. Потому что в пользе ближнего он видел и свою пользу, а именно – пользу духовную.

Такое устроение должно быть и у нас: чтобы мы никогда, ни в какой ситуации не решались предпочесть себя ближнему. Хотя бы ради того, чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Старец Паисий Святогорец рассказывает пример из своей жизни:

«Однажды на гражданской войне манёвр мятежников отрезал нас от остальных сил за одной деревней. Солдаты собирались бросать жребий о том, кому идти в деревню за продовольствием. «Я пойду», – сказал я. Если бы пошел кто-то неопытный и невнимательный, его могли бы убить, и меня потом мучила бы совесть. «Лучше будет, – думал я, – если убьют меня, чем кого-то другого, а меня потом всю жизнь будет убивать совесть. Как я такое вынесу?»» [8].

Конечно, дело не только в угрызениях совести. Когда мы поддаемся себялюбию, то удаляемся от Бога. Мы как бы замыкаемся внутри себя, мы со всех сторон закрыты. В наших помыслах, в нашем сердце находимся только мы сами. А Господь, ценя нашу свободу, не может войти в наше сердце, потому что мы сами не пускаем Его. Нам нужно выгнать себя из своего сердца, чтобы вошел Господь. Об этом также рассуждает старец Паисий.

«Тот, кто думает только о себе, попадает в изоляцию и от людей, и от Бога – в двойную изоляцию – и Божественной Благодати не приемлет. Такой человек ни на что не годен. И посмотрите: ведь того, кто постоянно думает только о себе, о своих трудностях и тому подобном, в минуту нужды никто не поддержит даже по-человечески. То, что он не получит поддержки Божественной, – это ясно и так, но ведь и поддержки человеческой он не получит тоже! Потом этот человек будет искать помощи то здесь, то там, то есть он будет мучиться, чтобы найти помощь от людей, но не сможет найти ее. И наоборот: о том, кто не думает о себе, но постоянно, в хорошем смысле этого слова, думает о других – о таком человеке все время думает Бог. И потом другие люди тоже думают о нем. Чем больше человек забывает себя, тем больше помнит о нем Бог. Вот, например, в общежительном монастыре тот, в ком есть любовь, приносит себя в жертву, отдает себя другим. Думаете, остальные этого не замечают? И разве смогут они не подумать об этой душе, которая всецело отдает себя другим, а о самой себе не думает? И разве может не подумать об этой душе Бог?» [9].

Итак, давайте предоставим Богу думать обо всех наших нуждах, и крупных, и малых. А сами будем думать только о ближних. Это должно быть непреложным правилом без всяких исключений.

Продолжим читать наставления аввы Исайи:

«Когда пойдешь к кому-либо, не ожидай, что они будут тебе очень рады, чтобы, когда примут тебя, возблагодарил ты Бога».

Вот это извечная проблема и в миру, и в монастыре: всем нам хочется, чтобы нас любили, чтобы с нами были ласковы. Авва Исайя предлагает простое решение этой проблемы. Когда ты идешь к какой-то сестре, не нужно ждать, что она очень обрадуется встрече с тобой. Может быть, она устала, расстроена, больна. Если ты ждешь, что тебя примут с радостью, то, скорее всего, ты разочаруешься. Но даже если сестра готова тебя принять радушно и ласково, то, из-за того, что ты ожидала особенного приема, тебе все покажется не так и ты уйдешь с огорчением. А если ты идешь, не ожидая ничего, тогда, как бы с тобой не обошлись, ты сохранишь мирное настроение.

Итак, первое правило – это не ждать и не требовать любви от других.

О втором правиле говорит афонский старец Порфирий Кавсокаливит:

«Давайте будем бескорыстно раздавать всем свою любовь, не обращая внимания на их отношение… Это эгоизм – желать, чтобы другие любезно с нами разговаривали. Пусть противоположное поведение не огорчает нас. Позволим другим разговаривать с нами так, как они чувствуют. Не будем просить любви. Наше стремление должно быть направлено на то, чтобы любить их и молиться за них от всей души. Тогда мы заметим, что все нас любят без всяких усилий с нашей стороны, без нашей просьбы о любви. Они будут любить нас свободно и искренне от глубины сердца, без насилия с нашей стороны. Когда мы любим, не стремясь, чтобы любили нас, тогда все будут собираться вокруг нас, как пчелы. Это действенно для всех» [10].

Кому-то это наставление может показаться трудноисполнимым. Кто-то скажет: ну как я могу раздавать любовь, если у меня ее нет? Мы можем воспользоваться советами преподобного Зосимы, которые он предлагал одной из своих сестер.

«Отец Зосима, преисполненный любовию к Богу и ближним, собственным примером, а также сказаниями и наставлениями своими более всего старался поселить в сестрах своего общежития мир, единодушие и любовь. И когда которая говорила ему: «Отче, за что она (называя имя) не любит меня? Что я ей сделала?» – «Кто тебе сказал, что она тебя не любит? – возражал старец, – твой собственный помысл, или враг диавол. Не верь этому!» – «Нет, отче, – говорила сестра, – уж не только все ее поступки и слова и обхождение со мною доказывают это, но и сердце мое слышит, что она не расположена ко мне». – «Ну хорошо, пусть правда твоя. Но выди в лес и закричи: «Друг мой! Возлюбленная сестра!..» – и отголосок будет отвечать то же. Закричи: «Дура, негодная!» и прочее, и отголосок будет такой. Поверь мне, что в соотношении душ, в общении духовном, сочувствие бывает, как верный отголосок. И так посмотри прежде в свое сердце: верно, есть в нем нерасположение. Следовательно, прежде свое сердце преклони к миру и любви, и уже непременно отзовется отголосок в душе сестры духовной». – «Что ж мне делать, отче? Я и сама не рада, что и мое сердце уже не лежит к ней». – «Нет любви? – продолжал старец, – делай дела любви. – Если знаешь, чего сестре хочется, отдай; если случится в чем прекословие, уступи; если она разгорячится, перемолчи и себя обвини, и прощения попроси. А более всего молись за нее, говоря: «Cпаси ее Господи и святыми ее молитвами помилуй меня грешную», – тогда непременно Господь даст тебе мир и любовь»» [11].

Как еще мы можем понуждать себя к любви? Посмотрим, что советует авва Исайя:

«Если зайдет к тебе брат-странник, имей радушное к нему лицо, приветствуя его, и ношу, какую он несет, сам понеси».

Подробнее об этом говорит старец Емилиан:

«Если придет посторонний брат в твой монастырь, то, когда ты приветствуешь его, лицо твое должно быть улыбающимся, приятным, светлым, должно светиться от радости. А если он несет что-то тяжелое, например чемодан, то ты сам перенеси это в келью, где он будет жить. Когда он будет уходить, вновь с улыбкой прощайся с ним, так чтобы он, уйдя, вспоминал о твоей заботе, о твоей любви и нежности. Пусть образ твоей любви останется с ним навсегда, куда бы он ни пошел».

Конечно, это поучение хорошо помнить не только в отношении гостей. Такими должны быть наши повседневные отношения друг с другом. Доставить другой сестре радость, послужить ей даже в какой-то мелочи – пусть без этого не проходит ни один день. Это должно стать для нас как бы привычкой, потребностью.

Не знаю, слышали Вы или нет, что у отца Андрея (Машкова) была, например, такая привычка – что-нибудь дарить всем, кто к нему приходил. У него и самого почти не было никаких вещей, но он просто не мог отпустить человека без подарка. Дарил ложки, которые сам вырезал, мог отдать собственное полотенце или солонку с солью.

В Троице-Сергиевой Лавре не так давно, несколько десятков лет назад, жил один монах, у которого была точно такая же привычка. О нем сохранились трогательные воспоминания:

«[Отец Павлин] любил что-либо обязательно дать человеку. Это была прямо болезнь старца Божия…

Вот, к примеру, он сидит за трапезой в братской столовой. Все кушают, что каждому подают. Суп, кашу, чай, сахар, иногда летом фрукты. Вот рядом с отцом Павлином сидит молодой иеромонах. Подали чай. Иеромонах, как и почти все делают, бросил свои три кусочка сахару в кружку с чаем, размешал и пьет. Смотрит – под его носом еще лежат три кусочка сахару. Откуда? Кто принес? Кто положил? Оглядывается, недоумевает. Отец же Павлин и виду не подает, сидит и пьет свой будто сладкий чай. А потом повернется к брату да тихонечко и намекнет: «А что это ты, братец, без сахару-то пьешь? Постишься?..»

Или вот идет он, согнувшись, из храма по дороге, встречается ему послушник: «Батюшка, благословите», – и протягивает сложенные руки. Отец Павлин благословляет и идет дальше. Послушник смотрит: что за чудо – в руках у него «откуда ни возьмись» три красивых конфетки. Как это старец ухитрился и благословить, и еще конфеты дать? Это уже его тайна. Значит, он заранее, увидев издали идущего послушника, полез в карман, достал конфеты, которые дала ему встречная старушка помянуть усопшую, и вот, благословляя, сунул их молодому брату, чтобы он не унывал, а немного развлекся этими гостинцами.

Вот является в его келию монах-студент. Пришел навестить старца, а главное-то – занес ему передачу с проходной. Какая-то землячка привезла старцу две баночки: одну – варенья малинового, а другую – грибов засоленных белых. Вот студент и принес их, чтобы отдать старцу.

«Э, брат ты мой любезный, – скажет вполне серьезно отец Павлин, – да ты совсем не по адресу попал. Здесь, на баночке-то, написано не Павлину совсем, а другому». – «Да нет же, батюшка, – протестует пришедший, – я сам читал, что это вам передали. Вот ведь здесь же и написано: отцу Пав… Пав… Пимену». – «Ну вот, вот, – оживляется старец, – я же говорю, что ты не по адресу попал. Неси-ка, братец, скорее это к отцу Пимену. Он как раз, слышно, что болен. Простыл, знать, и ему малиновое-то варенье кстати…» Отец Павлин уже успел подписать на баночке другое имя и торопит смутившегося инока отправить малину по новому адресу. Брат, благословившись, уходит и все недоумевает, как это он, студент Академии, мог спутать имена.

Какое это прекрасное занятие, какая дивная привычка – дать… «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут» (Мф. 5, 7)» [12].

Нам, конечно, без благословения подарки делать нельзя. Но мы можем радовать наших ближних по-другому: отзываться на всякую просьбу, а еще лучше служить им без всякой просьбы. Например, ты видишь, что благочинная ищет церковницу, – предложи себя сама. Старец Емилиан говорит:

«Настоящий монах не может сказать «нет», потому что тогда его душа, совесть будут мучаться, и он не сможет уснуть. Такой отказ противоестественен в духовной жизни. То, что у тебя просит ближний, – это заповедь. И даже если он не попросил, но ты понял, что он в этом нуждается, ты обязан ему это дать, потому что ближний всегда выше».

Думаю, многие сестры охотно исполняли бы это правило, но их удерживает боязнь. Они думают, что если они решатся полностью отдать себя ближним, то может получиться так, что они никогда не будут успевать молиться, читать святых отцов – и их духовная жизнь разладится. По этой причине они редко соглашаются помочь той или иной сестре и еще реже предлагают помощь сами. Однако тем самым они губят самое основание своей духовной жизни. Не помогая другим, они вносят разлад в свою душу, в отношения с ближними и наконец отдаляются от Бога. Вот что пишет об этом старец Емилиан:

«Когда происходит разлад в отношениях между двумя или более людьми, эти люди не могут ни молиться, ни читать. Бог скрывается от взоров людей, когда потерян ближний… По этой-то причине авва Исайя и все отцы-аскеты как залог нашей любви к Богу, как основание и условие нашего единения с Богом и как опору существования духовной жизни, полагают ближнего… Все, что портит наши отношения, должно быть устранено, ибо это непременно расстроит и нашу связь с Богом».

Можно вспомнить в качестве примера подвиг одного простого монаха Троице-Сергиевой Лавры – отца Александра Кумачева. Он был в Лавре закупщиком, то есть закупал для братии одежду, продукты и все прочее необходимое для жизни. В это простое служение он вложил всю свою душу. Вот как вспоминает о нем один из его современников:

«Особенно трудно было отцу Александру справляться со своим послушанием в годы, когда везде и всюду ощущался недостаток самого необходимого (здесь речь идет о пятидесятых годах XX века, то есть о советском времени). Тогда отец Александр буквально сбивался с ног, чтобы только раздобыть что-либо для братии… Если где на рынке или в магазине ему поначалу не отпускали просимое, то он все это умел улаживать и так или иначе добивался своего.

«Рыжий, рыжий», – звали его молодые монахи, которые побойчее. Но отец Александр нисколько не обижался. Он и сам хорошо знал, что рыжее его и не сыщешь на всем свете. Его лицо расплывалось в широкой улыбке и как ни в чем ни бывало он мирно и весело беседовал с молодыми, которые так «вежливо» его величали.

Ведь вот бывает так в жизни. Иной человек и читает слово Божие, и ходит в храм не очень редко, и к людям будто бы относится по всем правилам христианской морали, а все-таки жизнь свою духовную как следует не может наладить. Все у него идет кувырком, все как попало да как придется. Словом, нет настоящей духовной жизни, дыхания благодати в его душе. А иной человек совсем «ушел» в других. Он как будто совсем собой и не занимается, мало и молится, и в храм редко ходит, и книг божественных мало читает, а вот живет не собой, а другими, отдает им все свои силы и страдает о них. Они совсем ему и не родные и не близкие, а вот в них вся его жизнь. И физически, и духовно он о них болеет, о них переживает, о них заботится.

Вот такого рода человеком и был отец Александр. Все его благочестие, вся молитва, все минуты жизни были посвящены как раз не себе, даже не своему духовному совершенствованию, а пользе ближних, заботе о них, об их здоровье, питании, одежде и прочем… Служение ближним заполнило всю его душу, взяло у него все силы, и… такой самоотверженный подвиг был Господом любовно принят» [13].

Мне хотелось бы, чтобы вы правильно поняли этот пример. Может сложиться впечатление, будто от нас требуется только служение ближнему, и совершая его, мы можем забыть о молитве, чтении, посещении богослужений. Нет, это, конечно, не так. Молитва остается нашим главным деланием. Но мы должны помнить, что никогда не сможем правильно молиться, если не будем усердно совершать служение ближним. И наоборот, когда мы искренне, с любовью служим, Господь дарует нам молитвенное преуспеяние даже среди самого суетного служения. Об этом говорит пример старца Силуана, который высоко преуспел в молитве, всю жизнь исполняя суетные послушания. Вот что пишет об этом сам старец:

«Многие монахи говорят, что эконому некогда молиться и что не может он сохранять душевный мир, потому что целый день приходится ему быть с народом. Но я скажу, что если он будет любить людей и помышлять о своих рабочих: «Любит Господь создание Свое», то Господь даст ему непрестанную молитву, ибо Господу все возможно» [14].

Основание духовной жизни – и для тех людей, которые только начинают ее, и для тех, которые имеют уже некоторый опыт, и для тех, кто достиг совершенства, – основание для всех одно: любовь к ближним. Мы должны понимать, что любовь – это не просто хорошие, радостные отношения. Любить – это значит служить, прощать, снисходить, терпеть. Настоящая любовь – это постоянное отвержение себя, своего «я».

У старца Емилиана есть очень меткие слова: «Ты живешь с пятьюдесятью братьями и должен найти способ с ними ладить и жить дружно. Это самая лучшая аскеза». И для нас с вами самая лучшая аскеза – дружно жить со ста пятьюдесятью сестрами, ладить с ними и служить им, не упуская ни одного случая проявить любовь.

О том же говорит старец Софроний (Сахаров):

«[Всё] начинается с самых простых поступков. Игумен говорит: «Принесите, пожалуйста, уголь на кухню». Вы насыпаете ведро и несете. И этот акт приготовляет вас к великому восприятию любви. А если вы не будете делать так, то не достигнете ничего… Теперь, когда мы полны страстей и греха, постепенно, через послушание, через служение другим, через проявление любви и терпения мы приготовляем себя к высшему состоянию» [15].

Любовь уже здесь на земле может сделать жизнь нашу раем. Все зависит только от нас. В заключение беседы хочу привести интересную притчу, рассказанную старцем Паисием Святогорцем.

«Как-то раз один простой человек попросил Бога показать ему рай и ад. И вот однажды ночью во сне этот человек услышал голос: «Пойдем, я покажу тебе ад». Тогда он оказался в комнате. Посередине ее стоял стол, за ним сидело много людей. На столе была кастрюля, полная еды. Но люди были голодны: они черпали длинными ложками из кастрюли, но не могли поднести ложки ко рту. Поэтому одни из них ворчали, другие кричали, третьи плакали… Потом он услышал тот же голос: «Пойдем, теперь я покажу тебе рай». Тогда он оказался в другой комнате, где стоял такой же стол с кастрюлей, и так же вокруг него сидели люди с длинными ложками. Однако все они были сыты и веселы, потому что каждый из них, черпая из кастрюли еду, кормил своей ложкой другого. Теперь ты понимаешь, как можешь еще в этой жизни ощутить рай?

Если в тебе есть любовь, доброта – ты ангел, и куда бы ни пошла и где бы ни находилась, вместе с собой несешь рай. Так, уже в этой жизни мы начинаем ощущать рай или ад».

Итак, сестры, давайте будем полагать любовь в основание всей своей жизни. В любой, самой незначительной ситуации будем всегда руководствоваться любовью, снисходить друг к другу, служить друг другу, жить друг другом. Тогда вся наша жизнь в каждый ее миг будет духовным подвигом, который и в земной жизни принесет нам великую радость, и в грядущем возведет нас к вечным Небесным благам.

Игумения Домника (Коробейникова)

Александро-Невский Ново-Тихвинский монастырь. Екатеринбург (http://www.sestry.ru/church/)

Использованы фотографии с сайта монастыря

---

1. Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 337-338.
2. Творения иже во святых отца нашего Святителя Игнатия, епископа Ставропольского. Аскетические опыты, т. I. (Репринт. изд.) М.: Издательство Сретенского монастыря, 1998. С. 279.
3. Старец Иосиф Ватопедский. Слова утешения: Беседы о духовной жизни и о монашестве. Богородице-Сергиева Пустынь, 2005. С. 180.
4. Протоиерей Григорий Дьяченко. Уроки и примеры христианской любви. Опыт катехизической хрестоматии. М.: «Паломник», 1998. С. 72.
5. Игумен Марк (Лозинский). Отечник проповедника. 1221 пример из Пролога и патериков. Сергиев Посад: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1997. С. 208-209.
6. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 24-25.
7. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 29.
8. Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. Суроти, Салоники, монастырь святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; М.: Изд. Дом «Святая Гора», 2001. С. 205.
9. Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. Суроти, Салоники, монастырь святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; М.: Изд. Дом «Святая Гора», 2001. С. 210-211.
10. Старец Порфирий Кавсокаливит. Житие и слова. Малоярославец: Издание Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря, 2006. С. 270-271.
11. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 31.
12. Архимандрит Тихон (Агриков). У Троицы окрыленные. Воспоминания. Ч. 1-2.Сергиев посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра; Пермь: православное общество «Панагия», 2000. С. 305-307.
13. Архимандрит Тихон (Агриков). У Троицы окрыленные. Воспоминания. Ч. 3. Сергиев Посад: издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. С. 175-177.
14. Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 375.
15. Архимандрит Софроний (Сахаров). Духовные беседы. Т. 1. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; М.: «Паломник», 2003. С. 226-227.

О суждении и осуждении

Моё воцерковление началось с поездки в один далекий женский монастырь со студенческой группой. Целый месяц мы жили в этой восстанавливающейся обители и помогали сестрам в их хозяйстве.

На второй день по нашему приезду, к нам подошла благочинная и спросила, знает ли кто из нас церковно-славянский язык? Нужна помощь в чтении Псалтыри по ночам. Естественно, на тот момент я не знала ни языка, ни Псалтыри, но по какому-то мановению, я подняла руку. Не знаю, что мною тогда двигало, наверное, желание быть полезной, и мысль, что раз уж я знаю иностранные языки, мне не составит особого труда прочесть церковно-славянский. А может, просто моё невежество или гордыня. Так или иначе, я оказалась в числе четырех девочек, которые три раза в неделю ночевали в храме, чтобы по очереди читать положенные Кафизмы. Мы разделились по двое, и по два часа читали: одна девушка — кафизмы, другая — помянник. Затем наоборот. Через два часа нас сменяла другая пара сестер. Затем снова мы. И так до утра.

В храм вместе с нами часто приходила одна пожилая насельница монастыря. Немного блаженная, как нам тогда казалось. Её звали Анна. Анна рассказывала нам про страхования и необычные явления, которые происходят ночью в монастыре. Про бесов, ангелов, про спасительную силу молитвы и просто про жизнь.

Поначалу читать мне было сложно, я делала ошибки, но девочки мне помогали, где надо исправляли, где надо объясняли. И я читала, и потихоньку открывала для себя удивительный мир Царя Давида и его Псалмов. На ближайшей исповеди, я поведала духовнику монастыря о своей лжи, но он перекрестил мою голову и сказал: «Читай, читай!» И я продолжила читать.

Утром после завтрака нам давали несколько часов на сон. А затем мы подключались к другим студентам выполнять наши ежедневные послушания.

Монастырь был небольшой, и мы почти всегда работали вместе с насельницами. Скоро мы знали не только их имена, но и их нравы. Кого-то мы сразу полюбили, а кого-то наоборот. Особенно же мы боялись благочинную — женщину лет сорока, которая всегда была чем-то недовольна, и как мы решили, имела весьма неприятный характер. Она постоянно кого-то отчитывала, ругалась и была неспокойна.

Как-то, когда мы ночью читали в храме Псалтырь, дверь отворилась, и фигура в черном монашеском облачении быстро прошла к главному иконостасу. Мы читали Псалтырь в маленьком приделе и не видели, кто это и что там делает. А фигура приходила почти каждый день. Мы поняли, что это — одна из сестер. И что она приходит в храм на ночную молитву. Она вставала около иконы Спасителя и клала поклоны. Иногда мы слышали, как она плачет, что-то причитает, снова молится, снова кладет поклоны. Она молилась долго, сосредоточенно и очень искренне.

Невольно мы зауважали ночную гостью и решили расспросить о ней у старенькой Анны.

— Да это же наша благочинная! — сказала та. А потом помолчала и добавила: — Кто-то из святых отцов сказал, не судите о человеке по его делам, пока не увидите его покаяния.

Прошло много лет, а я до сих пор помню эти слова.

О восприятии

Маленькие дети весьма похожи на маленьких зверят. Они ползают, кусаются, забираются в разнообразные места и просто балуются, как львята, щенята, поросята и другие зверушки.

Когда у меня подрастал сыночек и лез ко мне в неподходящее время, я невольно говорила ему: «Брысь!» Это слово ему нравилось, он начинал хохотать и забывал про своё кусание.

Но вскоре сынок запомнил полюбившееся слово и сам стал его применять. К месту или нет.

Однажды, когда мы гостили у нашей очень хорошей знакомой, хозяйка зашла в комнату, а мой сын ей громко заявляет: «Брысь!» И она очень расстроилась. Мне же было крайне стыдно, неловко. Одним словом — вышел конфуз. И мы просили прощения и ругали двухгодовалого сына за его грубость и невежливость.

Прошло совсем немного времени, может пару недель, и помню, мы с сыном шли в храм. Там на ступеньках мы столкнулись с одной бабушкой. Она улыбнулась нам и сказала что-то ласковое, а сынок ей также громко отвечает: «Брысь!»

«Ой-ой-ой! — говорю я. — Вы уж простите нас!» А бабушка та плечами пожимает и улыбается, как ни в чем не бывало: «А что с маленьких взять? Дети еще и не такое сказать могут!»

Через некоторое время сынок забыл про забавное слово «Брысь!». Он словно наигрался с ним и бросил, за ненадобностью. А я запомнила. Я запомнила, что не всегда человек, даже говоря что-то обидное, имеет желание нас расстроить. Возможно, он просто не понимает, что говорит. Так зачем нам обижаться?

О разговорах

Когда-то давно я завела разговор с одним знакомым о смысле жизни. Этот человек на тот момент недавно пришел из армии. Был день рождения моей сестры и, кажется, он был немного пьян. А я была совсем девчонка, младше всех, и почему-то стала говорить ему о смысле жизни.

Я помню, спрашивала, для чего мы живем? Зачем вот это веселье? Разве оно приносит радость? А он сидел и слушал. Слушал-слушал. А потом встал и ушел из комнаты.

Минут через десять кто-то как закричит, что он там во дворе, сорвался с веревки. Вешаться собрался.

И тогда я поняла, что до некоторых разговоров надо дорасти. Причем как говорящему, так и слушающему. Что не обо всем полезно и хорошо говорить. И даже беседы о смысле жизни могут принести огромный вред, если к ним не готовы.

О поощрении

Когда Оленька принесла мне свою первую работу, мне не хотелось её обижать своими словами, и я просто кивнула.

Оля хотела писать иконы. Ей было семнадцать, она мыла полы у нас в храме, помогала на кухне, и мечтала когда-то стать иконописцем. Как-то она рассказала мне о своем желании, и я попросила её показать мне что-то из своих работ. Вот она и принесла.

Это был карандашный рисунок. Очень детский, наивный. И слабый.

Надо было ей тутже сказать: «Знаешь, ты — хорошая девочка, но вряд ли — художник, найди себе лучше другую мечту», но я не решилась. Словами можно сделать очень больно, а нужно ли причинять боль? Может, лучше пусть она сама поймет однажды, что иконопись — не её путь.

— Знаешь, Оленька! — говорю я. — Давай так. Я дам тебе задание. Срисовать вот этот домик на иконочке, видишь? А ты сделаешь и еще мне покажешь.

Оля стала рисовать. Каждый день, вернее ночь, когда у неё было свободное время, она рисовала. Потом приносила показать. Один рисунок или несколько. Они также были слабыми, неуверенными, нечеткими, но в них была видна сама Оля. Оля — хрупкая, милая Оля. Оля — трудолюбивая и Оля — целеустремленная.

А потом она уехала в другой город. Но иногда мне звонила и поздравляла меня с праздниками. Я знала, что она продолжает рисовать, что она занимается с художником (с настоящим!), и что она, наконец, поступает в иконописную школу, и там успешно учится.

Через несколько лет Оля была проездом в Москве и заехала в гости. У неё была с собой папка с работами, и она выложила их передо мной. Чистые цвета, тонкий рисунок. Живые эскизы.

— Вот это Оля! — сказала восхищенно я.

А она ответила:

— Знаете, Инна, я Вам очень благодарна, что Вы тогда не остановили меня. Но воодушевили своим словом.

Это её благодарность очень тронула меня. Я знаю, что моего участия не было никакого, лично я ничего не сделала для этой девочки. Это её труд и любовь дали свои плоды. С моей стороны было только доброе слово. Точнее даже не так — я лишь не сказала ей однажды слова, которое бы лишило её надежды.

Инна Сапега

Международный клуб православных литераторов «Омилия» (http://omiliya.org/)

Мы публикуем рассказ о жизни удивительной женщины – игумении Серафимы, удивительной женщины, которая сохранила веру в Бога в сложнейших обстоятельствах, достигла больших высот в науке. В преклонном возрасте она стала игуменьей Новодевичьего монастыря и за пять лет возобновила монашескую жизнь в обители и на двух подворьях, собрала материалы для прославления своего деда – митрополита Серафима (Чичагова) и возобновления почитания первой игумении Новодевичьего монастыря преподобной Елены Московской. Этот рассказ мы публикуем в продолжение нашей темы о работе, поскольку жизнь матушки Серафимы – яркий пример того, как православный человек может сочетать в своей жизни труд и карьеру, веру и научные достижения.

Варвара Васильевна Черная (девичья фамилия — Резон) родилась 12 августа 1914 года в Санкт-Петербурге в семье чиновника Финляндского Статс-секретариата Василия Августовича Резона, надворного советника. Ее мать Леонида Леонидовна [1] была дочерью Леонида Михайловича Чичагова, впоследствии митрополита Серафима, принадлежавшего к одному из старейших дворянских родов — Чичаговых.

Отца своего Варвара Васильевна не помнит, так как в год ее рождения он ушел на фронт Первой мировой войны и не вернулся, пропал без вести. По сведениям Геральдического отдела Дворянского собрания, он был убит. В 1914 году Леонида Леонидовна осталась с двумя маленькими дочками Леонидой и Варварой. Она работала фельдшером в лазарете имени Государыни Марии Федоровны.

Революция 1917 года застала их в Петрограде. Леонида Леонидовна, бросив квартиру и вещи, переехала в Москву к своему отцу архиепископу Серафиму (Чичагову). Он отправил их в Александровский монастырь Калязинского уезда недалеко от города Кимры, где Леонида Леонидовна стала работать в земской больнице. «Барышне Чичаговой», неприспособленной к крестьянскому труду, пришлось обзаводиться хозяйством (корова, куры, огород). Старшую сестру взяла к себе тетка Екатерина Леонидовна, младшая дочь Л.М. Чичагова [2] .

С детства помнит Варвара Васильевна монастырь, превращенный позже в рабочую артель; церковь, строгую и вечно занятую на работе мать, которую во время эпидемии сыпного тифа возили к больным из деревни в деревню. Иногда матери не было дома до двух недель. Вот как рассказывала сама Варвара Васильевна о своем детстве: «С трехлетнего возраста помню монастырские богослужения, которые мы посещали почти ежедневно. Мне нравилось без всяких понуканий вставать в 6 утра и бежать в монастырскую церковь, нравились церковные службы, молитвы, песнопения. Я охотно посещала в сельской школе, где училась старшая сестра Леонида, уроки Закона Божия….»

Детство Варвары Васильевны не было безмятежным и веселым, так как ее маме постоянно приходилось думать о куске хлеба и искать работу. Время было тяжелое — голод, не было вещей, чтобы менять их на продукты. «Уже лет с шести приходилось иногда одной оставаться «на хозяйстве» — земля и корова обеспечивали наше сносное существование. В семилетнем возрасте начала подрабатывать в сельхозартели, которую разместили на месте упраздненного монастыря. Гоняла на молотилке коней по кругу. За это давали то мешок картошки, то капусты, то еще какой-нибудь еды». На всю жизнь запомнила Варенька вкус хрустящей французской булки, которую она впервые попробовала в 7-летнем возрасте.

«В 1924 году мать уволили за религиозные убеждения, и мне пришлось в эти годы в какой-то степени добывать хлеб для нашей семьи, хотя это кажется парадоксальным. Могу сказать, что это была для меня очень большая школа, потому что я сейчас в сельском хозяйстве разбираюсь и не боюсь абсолютно никакой работы… Мама устроилась работать в санаторий неподалеку от Новоиерусалимского монастыря. Там мы тоже постоянно посещали сохранившуюся старинную церковь и дружили со священнослужителями. Прекрасный Иерусалимский собор был виден отовсюду: из-за полей, из-за лесов, которые окружали это удивительное место, именно Новый Иерусалим. Это было замечательное, я бы сказала, необыкновенной красоты место, оно и сейчас сохранилось. Там училась с 5-го по 7-й класс, и каждое утро ходила в санаторий, где работала мать, на поденные работы, потому что денег в доме не хватало. На эти деньги мы ездили к деду, Владыке Серафиму Чичагову».

«С того момента, когда я уже что-то помнила, я знала, что у меня есть необыкновенный дедушка, который все время сидит где-то по тюрьмам. Вернулся он в Москву только в 1925 году, и с этого времени я с ним иногда общалась. После ссылок, лагерей и тюрем он в течение двух лет (1926 — 1928) находился в монастыре под Шуей. Дед мой там служил, он был хорошим музыкантом, он создал хор, проводил спевки. Я при всем этом присутствовала, так что монашеский образ жизни был мне очень близок с детских лет». Окончив семилетнюю школу в Новом Иерусалиме, Варя приехала в Москву учиться и много лет скиталась по чужим квартирам, снимая углы. С детства возникшая застенчивость и неуверенность в себе усугублялась на фоне нарядно одетых городских девочек.

По окончании нефтехимического техникума в 1932 году Варя поступила в Институт тонкой химической технологии, главным образом по той причине, что там было вечернее отделение, что давало возможность совмещать учебу с работой лаборанта в Военно-химической академии. Чудом окончила институт, учась подпольно в течение нескольких лет. Варвара Васильевна с юмором рассказывала об этом времени: «Мою группу (полимеров) ликвидировали, а я все равно продолжала ходить на занятия в параллельную группу, пряталась от декана. В общем списке моей фамилии не было, но в журнал меня вписывали преподаватели со слов студентов. Кончила институт, сдала экзамены, а мои документы нигде найти не могут. Говорю: «Посмотрите в отчисленных». Спохватились, но делать нечего, так и выдали диплом. В комсомол не гнали, потому что в институте не числилась».

«В 1939 году я окончила институт и получила место инженера на знаменитом московском заводе «Каучук». Моя специальность была технолог-резинщик. В 1941 году началась война. Завод целиком был демонтирован и эвакуирован в Свердловск. Но я не хотела уезжать из Москвы, и на мое счастье в последних числах декабря пришел приказ восстановить завод, потому что он выпускал изделия для военных нужд, для авиационной, автомобильной промышленности, аэростатные заграждения, спасательные лодки и прочее. Во время эвакуации завода (с октября по декабрь 1941 года) я стояла под открытым небом, даже во время бомбежек, и записывала, что грузят в каждый вагон состава. А в новогоднюю ночь явился министр и сказал, что завод надо восстанавливать, — нужны резиновые детали для танков, машин, авиации. Сначала был шок, так как никакой документации не осталось, надо было рецептуру восстанавливать по памяти. Память у меня была хорошая, хотя сама я была мала и худа, как спичка, весила 40 кг . Никто не мог поверить, что я могу что-то сделать. В сжатые сроки надо было выполнять специальные правительственные задания и заказы фронта. Только что была освобождена Калуга, я поехала в Калугу за резиной…. Нас, инженерно-технических работников оставалось всего пятеро, и нам пришлось впрячься в восстановление производства, осваивать все технологические процессы, то есть заново создавать производство в пустых цехах эвакуированного завода. Мы находились на казарменном положении, жили на заводе в течение 4-х лет, спали по 2-3 часа в сутки. Домой приходила раз в неделю на несколько часов».

Не смыкая глаз, ночами Варвара Васильевна ходила по цехам, наблюдая за рабочими, чтобы вовремя подбежать к работнице, уснувшей за шприц-машиной [3] , и быстро схватить ее за руку, которая вслед за резиной уже начала погружаться в машину, и не испугать ее при этом. Или, взявшись за руки с другими инженерами, преградить дорогу женщинам, бегущим во время ночной бомбежки к своим детям, спящим в запертых квартирах. В последние дни жизни мать Серафима снова вспоминала этот колоссальный порыв женщин, бегущих домой к детям: «Когда на тебя вся эта толпа бежит, а ты должна ее остановить, ты не должна ее выпустить, потому что надо, надо, надо производить детали». Добрым словом вспоминала она о рабочих: «Этот необыкновенно хороший русский рабочий, перед которым я преклоняюсь…, мог простоять 12 часов без отдыха, и, если попросишь: «Ну, вот надо сделать, ну давайте еще на сутки останемся», никто никогда не уходил с работы. Они говорили: «Раз ты остаешься, то и мы останемся».

«Конечно, в эти годы у меня были очень ограниченные возможности для хождения в церковь. Завод стал оборонного значения: делали резиновые детали для самолетов и танков, инженерное имущество. Сначала работала в лаборатории, потом стала начальником технического отдела, затем заместителем главного инженера завода. Очень часто заменяла главного инженера, и даже директора завода». Отрезанное от источников натурального каучука, расположенных в основном в Бразилии и в Индии, наше государство должно было решить проблему производства резины, особенно необходимой для военной промышленности…. Усилия ученых сосредоточились на разработке синтетической резины — латекса.

Именно в этой области я и проработала всю свою «академическую» жизнь. Оглядываясь назад, могу сказать, что мне удалось внести в решение этой важной задачи свой скромный вклад. Это меня радует, так как этим я продолжила фамильную традицию служения Отечеству».

В 1946 году Варвара Васильевна ушла с завода, чтобы целиком отдаться научной деятельности. «В аспирантуру попала не сразу. На одно место мы претендовали вдвоем с другой «резинщицей» — Екатериной Алексеевной Фурцевой [4] . Она уже, кажется, была секретарем райкома, а я даже в пионерах и комсомольцах не состояла. Но с третьего захода все же приняли, правда, на заочное отделение. Потом на базе «Каучука» был организован Научно-исследовательский институт резиновой промышленности. После аспирантуры я возглавила в нем лабораторию, а после защиты докторской диссертации стала профессором, заместителем директора». С 1966 по 1982 год Варвара Васильевна была заместителем директора по научной работе. В течение двух лет она исполняла обязанности отсутствовавшего директора и занималась строительством высотного корпуса института.

«Я разработала технологию получения особо тонкой мягкой резины. Мой технологический процесс лег в основу нескольких новых заводов, например, по производству медицинских изделий, резиновых перчаток для хирургов, клапанов для искусственного сердца, трубок, зондов, катетеров, высотных радиозондовых оболочек. Тогда это было новое слово в химической промышленности. Участвовала в создании материалов для изготовления средств защиты космонавтов и других специалистов, работающих в условиях излучений, опасных для здоровья, разрабатывала элементы скафандра для космонавтов и перчаток для них: все сочленения надо было сделать двигающимися, а части эти резиновые, я же по специальности резинщица», — рассказывала Варвара Васильевна. «Довелось встречаться с авиаконструкторами АЛ Туполевым [5] , А.С. Яковлевым [6] и другими».

«Незаметно накопились публикации, создавшие мне авторитет в научных кругах, и я стала ученым с мировым именем. С семидесятых годов меня стали посылать за границу на разные конференции и симпозиумы, я объехала весь земной шар, делая доклады на английском языке… организовала три больших международных конференции (по шесть тысяч человек) у нас, в Советском Союзе». «Опыт инженера и организатора производства как нельзя лучше пригодился в дальнейшем при реализации в промышленности результатов научных разработок и при руководстве большими коллективами научных работников и инженеров. Результаты работ, выполненных под руководством и при непосредственном участии В. В. Черной, позволили создать отечественную промышленность производства резиновых изделий из латексов. Более 15 сотрудников, работающих по тематике латексной лаборатории, защитили кандидатские диссертации. Работа по созданию изделий для внутреннего протезирования отмечена Государственной премией СССР», — указывается в письме Научно — исследовательского института резиновых и латексных изделий от 25.12.03 года. На счету у Варвары Васильевны более 150 печатных трудов, 36 авторских свидетельств на изобретения.

В течение долгой трудовой жизни Варвары Васильевны неоднократно поднимался вопрос о ее партийности. Многие предлагали свои рекомендации. «Тянула резину», говорила, что не готова. Оставили меня в покое, когда я уже работала в институте и только после того, как узнали, что мать моя монахиня. Я писала в автобиографии, что она похоронена в Куремяэ, не указывая, что это Пюхтицкий монастырь. Когда разобрались в чем дело, видимо поняли, что я не сдамся», — рассказывала она,

«Я была верующей с рождения. Крестным отцом моим был дед. Крестильный крест, который с благоговением ношу, знал руки моего деда. Правда, я не всегда ходила на службы из-за отсутствия времени, но церковь существовала для меня всегда. О Боге не забывала никогда. Не состояла ни в одной атеистической организации, ни в пионерской, ни в комсомольской, ни в КПСС. Правда, и не афишировала, что я верующая. Не раз бывали курьезные ситуации, когда высокое начальство, поручая ответственные задания, обязательно угрожало: «Не выполните в срок, — положите партбилет на стол!». Начальству партийному даже в голову не приходило, что на высоких должностях, которые я занимала, может находиться человек без партбилета».

На вопрос о совместимости веры и карьеры в советское время, Варвара Васильевна отвечала так: «Эти два направления в моей жизни — духовное и светское как будто не пересекались». Ее заслуги в развитии отечественной химической промышленности получили высокую оценку: ей присуждена Государственная премия СССР, присвоено почетное звание «Заслуженного деятеля науки и техники РСФСР». Имеются правительственные награды: Орден Трудового Красного Знамени, Орден Октябрьской Революции и более 8 медалей.

Закономерно возникает вопрос: как же это могло произойти в советское время, что верующий человек, дворянка, закончила пролетарский вуз, работала на Оборонном заводе, была допущена к секретной работе, ездила за границу? Ведь за такое, по советским понятиям, можно было лишиться не только работы, но и жизни. «Мне помогали Иисус Христос, и Матерь Божия, и преподобный Серафим, которым я молилась, — просто объясняет Варвара Васильевна. — И, конечно же, митрополит Серафим, который уже был прославлен у Бога. Я говорю это не только по опыту моей молодости, но и по опыту всей моей жизни, которая корнями связана с дедом. Поступление в институт, поездки за границу не могли быть без его молитв. Ведь в анкете писала, что я из дворян. Эта чудесная помощь никогда не оскудевала и теперь ощущается мною даже больше, чем раньше…

Позже дед потребовал, чтобы я отплатила ему за эту помощь и поддержку, которую он мне оказал».

В те годы наука занимала главное место в ее жизни. И все же испытание благополучием, славой и мирскими почестями Варвара Васильевна достойно выдержала именно потому, что в ее душе с раннего детства горела неугасимая лампада православной веры. Приобретение знаний, занятие наукой не противоречат исканию Царствия Божия. При глубокой религиозности и убежденности в правоте своего дела ученый может принести большую пользу своему Отечеству. Митрополит Серафим писал: «Главное — чтобы дела мирские и земные не препятствовали делу духовному и небесному. Наука должна опираться на религию».

Варвара Васильевна рассуждала так «Чем учёней человек, тем он больше копается в своем собственном я. А религия воспринимается как таковая: или ты веришь в Бога, или ты не веришь в Бога. Копаться нельзя. Иначе попадешь в такие дебри, что из них не выберешься. Если вы начинаете копаться: почему вот, я верю в Бога, а все время на меня какие-то напасти, что-то случилось в семье, почему это такое? Вот тут и пойдет весь разлад душевный. За наши грехи все это… Я за все Бога благодарю. Вот ложусь и говорю: Спасибо Тебе, Господи, за все Тебе спасибо. Каждый Божий день, который прожила, принимаешь Бога как Он есть. И все можешь объяснить».

Вся жизнь Варвары Васильевны была той непрерывной и непрестанной молитвой, о которой митрополит Серафим говорил, что она необходима каждому христианину для спасения, а не только одним монахам. Он писал: «Непрестанная молитва есть наивысшая премудрость, и она не заключается в словах, в чтении вслух и в поклонах, в стоянии перед иконами, а требует только, чтобы мы везде и всегда памятовали о Боге, все предпринимали с мыслию о Нем, и все совершали во славу Божию [7] ».

Варвара Васильевна порою сокрушалась о своей немолитвенности. «Мне еще надо научиться молиться. Я еще молиться не умею», — вздыхала она по смирению своему. Горевала о своих упущениях в прошлом, о том, что мало общалась с дедушкой, «мало росла духом». «По каким-то ему одному ведомым причинам дедушка не давил на меня религиозно-духовным авторитетом: не заставлял ходить в церковь, читать богословские книги, исполнять молитвенное правило… По-видимому, он предоставлял мне полную свободу в выборе жизненного пути в те тяжелые годы, которые выпали на долю моего поколения», — писала Варвара Васильевна в своих воспоминаниях. О себе говорила честно и открыто, что в те страшные годы очень многого не знала, жила как загипнотизированная, как все: пели и плясали, ходили на какие-то парады в белых тапочках с голубой каемкой. Когда люди сидели в тюрьмах, мы не знали о репрессиях, мне ничего не говорили о деде. Все боялись. Поэтому я была совершенно сражена, когда осталась один на один со своим наследием. В церкви не крестилась при сотрудниках, и они при мне. Я понимаю, что надо перекреститься, и они понимают, что Варвара Васильевна на них смотрит…. Мы все боялись. Наше поколение боялось всего».

Больше всего сожалеет Варвара Васильевна о том случае, когда, оказавшись с коллегами в Бари, у раки Святителя Николая, не опустилась перед ней на колени. «Знаю, что четыре пары глаз за мной следят. Может быть, я могла бы поклониться и больше никуда не ездить. Конечно, я оскандалилась с христианской точки зрения. Приехала очень расстроенная, покаялась. Священник сказал: «Служи подряд несколько молебнов Святителю Николаю, может быть, замолишь свои грехи». Давно это было, но чувство вины сохранилось у нее до конца дней. И с какой беспощадностью к себе (а может быть, и в назидание другим) признается она в этом грехе малознакомым людям. Как апостол Петр до самой смерти ежедневно со слезами каялся в своем отречении от Христа. «Я сама никак не могу понять, как были все религиозными и вдруг в один миг стали носить красные платки и все свергать. Все рушить. Для России это было испытание за все наши грехи, которые делали не только мы, но наши деды и прадеды — поколения. Поэтому мы скатились так быстро. Старушечки потом вымолили все. Если бы не было старушек, не было бы монастырей — не было бы вообще веры в Бога. Крестьянки, женщины в разных красивых платках, которые приходят в храм и стоят, никогда не садятся, а стоят и четыре часа, и пять часов, если надо; стоят и молятся и несут благодать Божию в свою семью».

«После войны вышла замуж за Николая Валентиновича Черного, много старше меня. Он был искусствоведом и очень интеллигентным человеком. Такие люди чаще всего попадали в мясорубку репрессий». В 1937 году его арестовали как врага народа, он был заместителем директора Музея керамики в Москве и, по рассказам современников, выставил на обозрение царский сервиз. Он отсидел в тюрьме пять лет, прошел войну и после этого не мог устроиться на работу. Вернуться в Москву не разрешили — нельзя было жить ближе 101 км от Москвы. Только после смерти Сталина в середине 1950х годов пришла реабилитация и работа по специальности. Прожили вместе 38 лет, детей не было. Он умер в 1983 году. Варвара Васильевна отпела супруга в церкви и поставила крест на его могиле, что в те годы у многих вызвало шок. Это был единственный крест на всем Кунцевском кладбище. Кончина мужа, ее внезапность произвела на Варвару Васильевну неизгладимое впечатление и заставила задуматься о своей дальнейшей жизни. Вот как она сама рассказывала об этом: «В 1983 году в одну минуту, буквально у меня на руках умер мой муж. Он не болел, ни на что не жаловался. Раз — и жизнь кончилась. Это меня потрясло, я вдруг поняла: пора и мне собираться, ведь все может случиться мгновенно. Но с тем, что я к тому времени имела за душой, к Богу идти было нельзя. Я действительно была ученым с мировым именем, лауреатом Государственной премии и прочее. Гордилась тем, что я такая. Никакого смирения и терпения во мне не было. А Богу наша гордость не нужна. Как человек религиозный я это знала.

Когда я пришла, еще работая в институте, в свой храм во имя Пророка Илии, священник, который мне был очень близок, отец Александр Егоров [8] , сразу сказал, что, по его мнению, мне надо повторить подвиг моей матери, то есть пойти в монастырь. После смерти моего мужа отец Александр часто повторял эти слова, особенно когда я возвращалась из очередной поездки в Дивеево или Пюхтицы. «Ну что, постриглась?», — спрашивал он. «Да что Вы, батюшка», — отвечала я, так как считала себя слишком земным человеком. А примеры в семье были: моя мать Леонида и две мои тетки Наталия [9] и Вера [10] приняли монашество. Себя же я как-то не представляла в монашеской жизни: слишком долго ходила я по грешной земле. Но надо мной тяготели эти слова». Оставшись одна и продолжая работать научным консультантом НИИРа, Варвара Васильевна все чаще стала обращаться своими мыслями к деду. «Собрать все сведения о нем и восстановить его живой образ в памяти русского народа сделалось главной целью моей жизни; разработка резины перестала быть для меня интересной, как раньше. Вообще, наукой надо заниматься в молодости, так как для этого нужна не только работоспособность, но и азарт. Трудоспособность у меня осталась, а азарт исчез… Не каучук, а дед был теперь объектом моего напряженного любопытства: почему он так жил? Что думал? Что чувствовал?».

«В 1986 году, когда уже трудиться по специальности стало не под силу, я пошла работать в храм во имя Пророка Илии, что в Обыденском переулке. Радостно было приносить хотя бы маленькую пользу церкви, которую я очень люблю. И вот я благодарю Бога, что Он привел меня именно в тот храм, который связан с именем митрополита Серафима, моего дедушки. Там есть две иконы, написанные им: «Спаситель в белом хитоне» и «Преподобный Серафим в молении на камне». Пришла туда на самую маленькую должность — продавать свечи. Многие мои знакомые изумлялись: «Я — и в храме, у свечного ящика». Но я там за пять с лишним лет много для себя открыла заново и многое в себе изменила. Мне необходимо было победить свою гордость, понять, что все мои звания и заслуги в миру ничего не стоят. Мне надо было обрести смирение, терпение, милосердие».

С окончательным переходом в храм была подведена черта профессиональной трудовой биографии Варвары Васильевны и началось служение на ниве Христовой.

«Годы работы за свечным ящиком научили меня очень многому. Я должна была объяснять людям, что они видят перед собой. Были и трудные вопросы -ведь люди приходят с улицы. Иногда я даже срывалась, но потом подходила, просила простить… Даже в самые серьезные и скорбные моменты службы человек должен чувствовать свет и тепло в душе. Встреча с Богом — всегда радость, праздник и никто не вправе его омрачать. Когда я начала прислуживать в храме, знакомые стали обращаться ко мне с разными вопросами. Тогда я создала дома что-то вроде кружка. Встречались со священниками и искусствоведами, изучали Священное Писание, церковное искусство, ездили по святым учились читать Псалтирь по церковно-славянски. В Обыденском храме рабочее место Варвары Васильев ны находилось прямо напротив большого образа Спасителя в белом хитоне — того самого образа, под котор ым полстолетия назад, в свои студенческие годы сидела на диване, слушая, как дедушка играл или сочинял духовную музыку, и ощущала благодать, от него исходившую.

«Возникла идея издать его труды. Но она появилась не сразу. Видимо, по Промыслу Божию, был мне вещий сон от моего деда. Он был облачен в черную рясу. Входит он в большую комнату, я даже знаю, где эта комната находится: в резиденции Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Я туда очень часто ходила к деду, пока мы никуда не могли его устроить жить. И куда-то он спешит, собирается куда-то уезжать. Я к нему подхожу и говорю: «Дедушка, возьми меня с собой». А он меня взял очень крепко за голову, прижал к груди и говорит: «Нет-нет, ты должна послужить, ты мне еще послужи». Когда я проснулась, у меня было такое ощущение, что он меня крепко держит за голову. Что я должна была делать? Молиться? Мы всегда за него молились, выполняли все, что полагается в христианской жизни за умерших. Однако мне стали говорить священнослужители (в частности, отец Александр Егоров), что я должна написать о нем воспоминания. Я была, кончено, этим смущена, я не филолог и не богослов. Написать жизнеописание было довольно сложно: документов не осталось — все изъяли во время ареста; мамы и теток уже не было в живых, сама я мало что помнила. Однако за работу принялась. По крупицам начала собирать сведения, касающиеся тех страшных событий: стала заниматься реабилитацией и восстановлением доброго имени своего деда. Воскрешение его трудов и памяти стало в эти годы смыслом моей жизни».

В 1988 году Варвара Васильевна подала в Комитет государственной безопасности РСФСР заявление о реабилитации своего деда. Вскоре дело рассмотрела прокуратура Московской области. На основании протеста прокурора Московской области суд 10 ноября 1988 года принял решение о реабилитации митрополита Серафима (Чичагова). Постановление «тройки» при УНКВД СССР по Московской области от 7 декабря 1937 года было отменено и дело прекращено «за отсутствием состава преступления». Однако в документах дела, хранящихся в архивах КГБ, не было указано место расстрела и захоронения митрополита Серафима. Поиски и запросы Варвары Васильевны долгое время ни к чему не прибили. «Наконец, — рассказывала Варвара Васильевна, — и в этой новой работе я тоже получила его помощь: 8 января 1994 г . раздался телефонный звонок, и незнакомый голос спросил: «Вы знаете, где похоронен ваш дед?» — «Нет, не знаю». — «В Бутове, под Москвой». Теперь все стало известно: на Бутовском полигоне НКВД в течение нескольких месяцев 1937-1938 гг. было расстреляно более 20 тысяч человек [11] , и среди них Леонид Михайлович Чичагов — митрополитом он ни в каких документах не числился. В декабре 1937 г . его увезли в карете «скорой помощи» из Удельной на Лубянку, а оттуда в Бутово, где он и принял мученический венец в возрасте восьмидесяти одного года». Варвара Васильевна получила эти сведения от Ксении Федоровны Любимовой, занимающейся вместе с Лидией Алексеевной Головковой поиском свидетельств о жертвах гонений на Православную Церковь в 1937-1938 годах. За свою подвижническую деятельность обе они удостоены награды от Святейшего Патриарха Алексия II — ордена святой равноапостольной княгини Ольги III степени. Ознакомившись с документами о расстреле своего деда, потрясенная Варвара Васильевна заново пережила потерю дорогого человека. «Поплакала я, когда узнала, что деда расстреляли. А потом меня Господь вразумил, почему это произошло. И сейчас я совершенно спокойно думаю: счастливый он человек. Вон он стоит у Престола Божия вместе с преподобным Серафимом Саровским, который явился ему в видении, когда дед дописал «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Поклонился ему в пояс преподобный и сказал: «Спасибо тебе за эту книгу. Проси у меня все, что ты хочешь за нее». «Мне бы только всегда быть рядом с тобой», — ответил он. А как может митрополит Серафим быть у Престола Божия? За эту книгу не может. Книг пишут много. Тогда бы все там стояли. А вот его мученическая смерть дает возможность думать, что теперь он стоит у Престола Божия вместе с преподобным Серафимом. Когда это все начинаешь воспринимать по-христиански, тогда понимаешь, что все это промыслительно».

При первой же возможности Варвара Васильевна стала посещать Бутовский полигон, с большим трудом и ухищрениями пробираясь на его территорию через маленькую дверцу в старом заборе, которая бывала запертой даже в разрешенные для посещений дни. Ей удалось передать через митрополита Ювеналия Святейшему Патриарху Алексию II один из первых, далеко не полных списков (250 имен) расстрелянных на полигоне, за что Варвара Васильевна удостоилась личной благодарности от Святейшего Патриарха. Варвара Васильевна деятель но участвовала в организации установки большого поклонного креста и его освящении на Радоницу 8 мая 1994 года. Тогда же составилась община будущего храма во имя Новомучеников и исповедников Российских в Бутове. Варвара Васильевна как один из самых активных ее членов занималась всеми делами общины. С ее участием обсуждались проекты первого деревянного храма, варианты его создания, а также возможности обнаружения и идентификации честных останков ее деда — митрополита Серафима. Варвара Васильевна дол-то лелеяла надежду на то, что исполнится желание митрополита быть похороненным в Дивееве, скрепленное письмом Государя Николая II . «Мы в очень большом долгу перед новомучениками Российскими, говорила она. — Ведь их так долго не поминали в Церкви, и родные боялись даже имя вслух назвать; собственно, того и добивалась советская власть, чтобы самая память о них исчезла. Дети, конечно, молились, хотя бы тайно, а внуки и правнуки в основном забыли… Митрополит Серафим оставил большое литературное наследие, и я дала себе слово это наследие собрать».

В 1989 году вышла в свет первая статья Варвары Васильевны о своем дедушке «Митрополит Серафим (Чичагов)» в «Журнале Московской Патриархии», №2. Собирание архивных материалов, посвященных жизни и трудам священномученика митрополита Серафима, начиналось буквально с нуля. Как известно, в семье не осталось никаких бумаг, вещей, икон, так как после ареста Владыки никто не решился войти в его дом: все боялись.

Поиски информации были начаты Варварой Васильевной в Библиотеке им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека). В Отделе рукописей были обнаружены документы, свидетельствующие об истории рода и о той большой роли, которую сыграл архимандрит Серафим в прославлении преподобного Серафима Саровского в 1903 году. Подготовка материалов к публикации, поиски издателей, типографии шли с огромными трудностями, которые иногда даже повергали в отчаяние. В один из таких тяжелых моментов в январе 1993 года в 2 часа ночи, как сквозь шум леса, Варвара Васильевна услышала голос: «Молись великомученице Варваре». Достала акафист и прочитала. Несмотря на все препятствия двухтомник богословских трудов митрополита Серафима под названием «Да будет воля Твоя» увидел свет летом 1993 года — к 90-летию прославления преподобного Серафима Саровского. По прибытии грузовика с книгами в Дивеево 31 июля люди, узнав, что это труды автора Серафимо-Дивеевской летописи, сразу организовали живую цепочку для разгрузки и переноса книг в склад. Книга еще не продавалась, была неизвестна цена, но один молодой человек, не дождавшись разрешения, оставил приличную сумму и умчался, прижав к груди двухтомник.

Направляя подарочный экземпляр архимандриту Иоанну (Крестьянкину) [12] в Псково-Печерский монастырь, Варвара Васильевна попросила его благословения на переиздание других трудов владыки Серафима — военно-исторических, медицинских. «Я спешу что-то полезное сделать своему деду, если Господь еще не прервет мою земную жизнь», — пишет она батюшке Иоанну. И получает ответ: «Думаю, что Божие благословение уже пребывает на Ваших благих намерениях молитвами дедушки Вашего… И так хотелось бы, чтобы все, что осталось от трудов митрополита Серафима, получило через Вас вторую жизнь для пользы тех, кто входит сейчас в Церковь» [13] . Благословение старца и молитвы митрополита Серафима помогли обнаружить и переиздать казавшиеся навсегда утерянными труды. В 1994 году переиздан «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 году» с большим дополнительным материалом (более 60 страниц), подготовленным Варварой Васильевной. Позже опубликованы «Медицинские беседы» в двух томах (более 1500 страниц), «О возрождении приходской жизни», «Что является основанием каждой науки», «Доблести русских воинов. Рассказы о подвигах солдат и офицеров в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.».

В 1994 году создан телефильм о Владыке Серафиме из цикла «Чада светлой России». Варвара Васильевна выступала с докладами о митрополите Серафиме в Дворянском собрании, в храме Илии Обыденного, в монастырях: Спасо-Бородинском, Серафимо-Дивеевском, Белопесоцком, в Коломне и других местах. Миссионерское служение стало составной частью ее жизни еще с конца 80х годов. На протяжении нескольких лет на квартире Варвары Васильевны проводились православные вечера, в ее уютной синей гостиной с антикварной мебелью, самоваром на столе и с камушком преподобного Серафима, расписанным в живописной мастерской Саровского монастыря. Еженедельно по четвергам собирались здесь люди, приглашенные Варварой Васильевной, чтобы послушать лекции со слайдами старшего научного сотрудника Государственной Третьяковской галереи, экскурсовода Дома-музея ПД. Корина Вадима Валентиновича Нарциссова, беседы со священниками, церковное пение, магнитофонные записи проповедей отца Всеволода Шпиллера, чтение Варварой Васильевной «Четвертого волхва» Генри Ван-Дейка и многое другое. В последний год перед постригом проводились беседы о митрополите Серафиме. Просветительская деятельность Варвары Васильевны способствовала воцерковлению многих друзей и знакомых из среды интеллигенции. Варвара Васильевна никому не отказывала в общении, совете, помощи. Возила в монастырь великое множество записок на разные требы, а также различные посылки, которые были неподъемными даже для крепкого мужчины. Только помолившись преподобному Серафиму, матушка могла оторвать их от пола и вытащить из вагона в Арзамасе или в Йыхве.

Умела общаться с молодежью, которая ценила ее прямоту, сердечность, сильный характер и чувство юмора. Одному юноше Варвара Васильевна в день Ангела подарила прекрасный альбом русских икон с чудесной надписью: «Дорогому Мите на добрую память… Когда тебе плохо, молись: «Боже, милостив буди мне грешному, во всей жизни моей, по исходе моем, по кончине моей не остави меня». С любовью В. В.Чичагова. 6 ноября 1993г.».

При посещении игумений Серафимы в 1998 году молодым людям очень понравилось, что матушка, по их определению, «такая задорная, суперактивная в свои годы, суперостроумная, открытая. Легко находит общий язык с любым человеком. Всех помнит по именам, ее отношение к юношеству не изменилось. Часто у пожилых людей бывает предвзятое отношение к молодежи — критическое, назидательное. «Мы были другими», — считают они. Матушка никого не учит, не воспитывает, не одергивает даже взглядом. У нее редкое чувство юмора, простота в общении, нет чрезмерного религиозного пафоса. Она просто любит всех».

Ее любовь к людям была такова, что почти каждому казалось: «Меня она любит больше всех остальных». Очень любила Варвара Васильевна свою старшую и единственную сестру Леониду Васильевну. Они всегда вместе отмечали 17 декабря день рождения Леониды Васильевны и день Ангела Варвары Васильевны. В 1911 году рождение младенца Леониды доставило много тревог: в опасности была жизнь и матери, и младенца. Когда врачи признали свое бессилие, из дворца была доставлена мантия преподобного Серафима Саровского и ею была накрыта роженица. Чудом милости Божией по молитвам к Преподобному все закончилось благополучно. Леонида Леонидовна дала обет назвать вторую дочь Варварой в благодарность за благополучное разрешение от родов. Позже уже сам Господь распорядился дать этой дочери при постриге второе имя Серафима в честь святого, чьей целебной мантией были спасены ее мать и сестра.

Варвара Васильевна была уникальной, незаурядной личностью во всем: и в биографии, и в сущности своей цельной, глубокой, неповрежденной натуры. Эту глубину морскую ничто не могло поколебать. Волны, бури, грязь и пена где-то наверху — они ее не касались. Она любила Москву, невзирая на ее изуродованный облик; не боялась голода и холода; ее нельзя было испугать политическими и экономическими пертурбациями. Она делала свое дело в данный момент на данном месте. Варвара Васильевна верила в будущее России, в будущее науки. В начале 90-х годов она говорила: «Возродится Россия, не может Россия не возродиться. Наука у нас, конечно, и производство сейчас в ужасном состоянии, но это ведь временно. Не может Россия существовать без науки, не может; причем, в России есть очень много талантливых людей».

Цельность характера отражалась во всем. «Маленькая, легкая как пушинка, но очень сильная духом», — сказал о ней один из священников Новодевичьего монастыря. Так и видишь матушку перед собой: красивая, подтянутая, собранная, аккуратная. Речь неторопливая, простая, негромкий низкий голос, движения плавные, осанка прямая, улыбка добрая, спокойная. Ясность мыслей и чувств, определенность целей, мудрость в решениях и целеустремленность в их выполнении, как будто ей ведомо нечто важное и правильное. У Варвары Васильевны был внутренний камертон православного мироощущения: она не реагировала на лжестарцев, на измышления о Царской семье. В каждом человеке видела образ Божий, каждого любила и жалела, помогала, чем могла. Умела выявить лучшее в человеке.

После служб в Обыденском храме Варвара Васильевна в течение нескольких лет ежедневно ездила к слепой, престарелой монахине Серафиме (Розовой) [14] ; помогла разобрать и восстановить ее давние записи лекций о Пушкине, а также писала под ее диктовку воспоминания о духовном наставнике монахини Серафимы — священ-номученике Вассиане (Пятницком). Приезжая в Пюхтицкий монастырь, Варвара Васильевна всегда посещала монахиню Сергию (Клименко) [15] , с которой дружила ее мать. Последний раз навестила Варвара Васильевна мать Сергию, незадолго до своего пострига и до кончины матушки.

Гостеприимство игумений Серафимы не знало границ. Люди, приезжавшие из разных городов России и из других стран (Болгарии, Франции, США), находили у нее сердечный прием в любое время дня и ночи.

На молебен с акафистом у святых мощей преподобного Серафима Саровского в Богоявленском соборе летом 1991 г . по приглашению Варвары Васильевны пришло много ее знакомых, среди которых были и нецерковные люди. Варвара Васильевна дала каждому в руки текст акафиста, велела стать на колени и петь. Об испытанном глубоком потрясении люди не могут забыть до сих пор.

«Спасибо деду еще за одно, за самое ценное. Чтобы понять его жизнь, мне пришлось читать много духовной литературы, и тут во мне стал происходить процесс необратимого характера: я все больше начала осознавать тщету мирских устремлений и необходимость спасать свою душу для вечности. И я поняла, что самое большое препятствие для меня на этом пути — гордыня. Надо было во что бы то ни стало смириться. А я ведь привыкла к начальственным постам и славе». Выражение «во что бы то ни стало смириться» говорит об огромной решимости Варвары Васильевны избавиться от гордости.

«Потом я стала встречаться с митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием, председателем Синодальной комиссии по канонизации святых, чтобы знакомить его с отыскиваемыми мной материалами. Как я теперь понимаю, он начал ко мне присматриваться… А потом предложил постричься в монахини и стать первой насельницей Новодевичьего монастыря. Конечно, были переживания и сомнения. «Мой ли это путь?» — спрашивала она, молитвенно обращаясь к своим предкам: деду, матери, теткам. Но ответа не получала. «Что я могу делать в монастыре?» — говорила Варвара Васильевна, — «Только картошку чистить или свечи продавать». Исполняя повеление деда «послужи еще», она трудилась за свечным ящиком и в этом служении прошла свой путь к игуменству. Монашество Варвара Васильевна приняла по послушанию своему духовному наставнику, которым с 1992 года считала митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. О монашеском постриге матушка позже сказала: «Возвращение на круги своя — вот подходящее для моей судьбы определение. Ведь детство мое прошло в монастыре».

Словами митрополита Серафима можно сказать: «Господь, особым призывом Своим, отвлек ее от мирской жизни и… предназначил ее для начальнического, игуменского подвига, который один из самых тяжелых…»17 [16] . «Предложение стать игуменией восстанавливаемого Новодевичьего монастыря было для меня как гром среди ясного неба, и я отказалась. Но со временем поняла, что это моя судьба, к которой я шла всю жизнь, хотя и не прямым путем. Видно, Богу было угодно, чтобы сначала я послужила науке, нашему хозяйству. Чтобы нагрешила в своей «самости», чтобы имела возможность убедиться в тленности земных почестей и наград, задумалась бы: а с чем же, с какими духовными заслугами предстану я перед Всевышним?».

12 августа 1994 года друзья и коллеги собрались в уютной квартире Варвары Васильевны, чтобы поздравить ее с 80-летием. В адресе от института, наряду с признанием государственных, научных и педагогических заслуг, прозвучали такие слова: «Мы любим Вас за Вашу бесконечную доброту и человечность. Вы самый надежный друг!

Вы одаренная Богом творческая личность, что Вы великолепно доказали, когда написали замечательную книгу». За две недели до пострига произошла последняя встреча с научной средой — Варвара Васильевна была приглашена на Международную конференцию по каучуку и резине, которая проходила в Москве. Приятное общение с коллегами, прощание с прошлым без сожаления о нем.

Такой, казалось бы, стремительный переход от мирской жизни к монашеской и посвящение Варвары Васильевны во игумению могли совершиться только благодаря длительному, невидимому для постороннего глаза духовному ее возрастанию на основе веры, заложенной с детства, многолетней работы в храме, погружению в богословские труды митрополита Серафима, молитвам, внутренней работе над собой.

О. И. Павлова

Сайт «Образование и Православие» (http://www.orthedu.ru/veraiznan/729-09.html)

---

[1] Леонида Леонидовна Чичагова, в замужестве Резон (1883 — 1963} окончила женскую гимназию, курсы сестер милосердия, работала фельдшером. В ноябре 1941 г . ушла на фронт Медсестрой и полтора года трудилась в санитарном поезде. В 1953 г . по благословению Святейшего Патриарха Алексия I Леонида Леонидовна приняла постриг с именем Серафима и стала монахиней Пюхтицкого Успенского монастыри в Эстонии. Мать Серафима оказывала медицинскую помощь монахиням, помогала в канцелярии в переписке с иностранцами. Поддерживала духовное общение со священниками, с будущим митрополитом Питири-мом. Скончалась в 1963 г ., похоронена на кладбище Пюхтицкого монастыря рядом с могилой келейницы преподобного Серафима Вырицкого. Подробнее см. Да будет воля Твоя. М.2003 с.743 — 45.
[2] Екатерина Леонидовна Чичагова(188б-1947). в замужестве Сергиевская. Имела хороший голос, училась пению. В1909 г. вышла замуж за приват-доцента Московского университета Ю.В. Сергиевского. У них было две дочери Наталия и Надежда. Екатерина Леонидовна вела дом и воспитывала девочек. В 1938 г . скоропостижно умер муж. она умерла от рака в 1947 г . Подробнее см. Да будет воля Твоя- М.2003, с. 41 — 742.
[3] Шприц-машина типа мясорубки, в которую поступала резина, а из нее выходили трубы разного диаметра.
[4] Фурцева Екатерина Алексеевна (1910 — 1974), советский государственный и партийный деятель. Член КПСС с 1930. Окончила Московский институт тонкой химической технологии.
[5] Туполев Алексей Андреевич (1925 — 2001), советский авиаконструктор, Герой Социалистического Труда (1972), доктор технических наук (1963), профессор (1964).
[6] Яковлев Александр Сергеевич (1906 — 1989), советский авиаконструктор, академик АН СССР (1976), генерал-полковник-инженер (1946), дваэкды Герой Социалистического Труда (1940,1957).
[7] Орловская епархия в 1906 — 1908 гг. при Преосвященнейшем епископе Серафиме (Чичагове). Кишинев. 1914, е.306.
[8] Протоиерей Александр Егоров (1927-2000), С 1951 г . по 2000 г . служил в московском храме во имя Пророка Илии, что в Обыденском переулке, являлся пастырем и наставником для нескольких поколений москвичей. Организовал сестричесгво во имя чудотворной иконы Божией Матери ‘Милостивая», ставшее ныне Зачатьевским ставропигиальным монастырем. Собранные им материалы о Храме Христа Спасителя использовались при его восстановлении архитекторами, искусствоведами и художниками; создал крупнейшую в Москве церковно-приходскую библиотеку. Удостоен права ношения митры, награжден орденами святого равноапостольного князя Владимира II степени, преподобного Сергия Радонежского II степени, святого благоверного князя Даниила III степени.
[9] Наталия Леонидовна Чичагова, монахиня Серафима (1881-1938). Окончила гимназию в Москве и медицинские курсы в Рузе. Послушница, монахиня Рижского Троице-Сергиевского монастыря в 1912-1914 годы. С 1914 г . по 1922 гг. была медработником. Неоднократно получала предложение стать настоятельницей Рижского монастыря, но отказывалась. С 1923 г . по 1933 гг. работала медсестрой в амбулатории завода «Скороход». Оказала помощь в организации побега из ссылки бывшей игумений Рижского монастыря Н.Б.Мансуровой. В 1933 г . арестована в Лени-граде, осуждена за ‘материальную помощь, организацию побегов и нелегального проживания лиц без определенного места работы и жительства». В 1937 г . ее арестовали и выслали в Вологду. Отбыв срок, она скоропостижно скончалась от приступа астмы.
[10] Вера Леонидовна Чичагова (1880-1962). Шестнадцати лет поступила в Дивеевский монастырь. Училась в консерватории, была главным регентом правого хора на монастырском подворье в Петергофе. Была пострижена в рясофор. Поехав в санаторий лечиться, встретилась с офицером Г.Ковригой и вышла замуж. Для отца это был страшный удар, и простил он ее только незадолго до своей смерти. Ее муж был убит на войне 1914 года. Во время Великой Отечественной войны погиб их сын. Лишь незадолго до смерти ей был разрешен постриг с именем Вероника, который был совершен в Муроме. Вскоре она слегла и через полтора года скончалась в 1962 г . (См.подробнее ‘Да будет воля Твоя», М., 2003, с.741-742).
[11] В настоящее время число, расстрелянных на полигоне НКВД в Бутове -20.761 человек.
[12] Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) — старец и духовник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Родился 11 апреля 19Ю г. в г. Орле. Был послушником у Орловского архиепископа Серафима (Остроумова), причисленного к лику святых; служил священником в Измайловском Христорождественском храме в Москве, закончил Московские Духовные семинарию и академию. 30 апреля 1950 г . был арестован и приговорен к семи годам исправительно-трудовых лагерей. Служил в Псковской, Рязанской епархии. 10 июня 1966 г . в Сухуми принял монашество. Постриг совершил Глинский старец схиархимандрит Серафим (Романцов). 5 марта 19б7 года иеромонах Иоанн поступил в Псково-Печерский монастырь; 13 апреля 1970 г . был возведен в сан игумена, 7 апреля 1973 г . в сан архимандрита. См. ^Видевши свет вечерний. Встреча со старцем». Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 2004, с. 4.
[13] Отрывки из переписки цитируются по подлинникам двух писем. Ксерокопии писем, подаренные игуменией Серафимой, хранятся у автора.
[14] Монахиня Серафима, в миру Ксения Алексеевна Розова (1901-2001). Окончила Высшие государственные литературные курсы, первый медицинский институт, стала кандидатом медицинских наук. Работала в Медгизе, в Издательском отделе Московской Патриархии, участвовала в издании первой Библии в советское время. Последние пять лет жила в богадельне при храме Всех Святых Ново-Алексеевского монастыря, выпускала Православные календари-святцы.
[15] Монахиня Сергия, в миру Татьяна Ивановна Климент (1901-1994). Родилась в Ростове-на-Дону. Училась в гимназии, затем в Университете. Ее духовными наставниками были старец иеросхимонах Стефан (Игнатенко), а позже архиепископ Иннокентий (Ястребов), который в 1925 г . совершил тайный постриг ее в монашество с именем Сергия. После учебы в Московском мединституте становится врачом-фтизиатром. В Пюхтицком монастыре — с 1955 по 1994 гг. Ее тайный постриг был открыт только в 1975 г . В монастыре матушка несла послушание — чтение синодиков и Псалтири.
[16] «Орловская епархия…». С.92.

Источник: Игумения Серафима. Сост. О.И. Павлова. — Издание Сретенского монастыря, М., 2005 г.

Ровно 120 лет назад, 14 (27) ноября 1894 года в Большой церкви Зимнего дворца состоялось венчание российского императора Николая II и будущей императрицы Александры Феодоровны. Этот брак не был формальностью, для супругов он стал важной составляющей смысла их жизни. Об этом можно с уверенностью утверждать, читая размышления Александры Федоровны о браке и семье, в которых отразился её глубокий опыт любви и страдания. Сегодня мы предлагаем нашим читателям отдельные места из записей императрицы Александры Феодоровны.

---

***
1. Смысл брака в том, чтобы приносить радость. Подразумевается, что супружеская жизнь – жизнь самая счастливая, полная, чистая, богатая. Это установление Господа о совершенстве.

***
2. День свадьбы нужно помнить всегда и выделять его особо среди других важных дат жизни. Это день, свет которого до конца жизни будет освещать все другие дни. Радость от заключения брака не бурная, а глубокая и спокойная. Над брачным алтарем, когда соединяются руки и произносятся святые обеты, склоняются ангелы и тихо поют свои песни, а потом они осеняют счастливую пару своими крыльями, когда начинается их совместный жизненный путь.

***
3. По вине тех, кто поженился, одного или обоих, жизнь в браке может стать несчастьем. Возможность в браке быть счастливыми очень велика, но нельзя забывать и о возможности его краха. Только правильная и мудрая жизнь в браке поможет достичь идеальных супружеских отношений.

***
4. Первый урок, который нужно выучить и исполнить, это терпение. В начале семейной жизни обнаруживаются как достоинства характера и нрава, так и недостатки и особенности привычек, вкуса, темперамента, о которых вторая половина и не подозревала. Иногда кажется, что невозможно притереться друг к другу, что будут вечные и безнадежные конфликты, но терпение и любовь преодолевают все, и две жизни сливаются в одну, более благородную, сильную, полную, богатую, и эта жизнь будет продолжаться в мире и покое.

***
5. Еще один секрет счастья в семейной жизни – это внимание друг к другу. Муж и жена должны постоянно оказывать друг другу знаки самого нежного внимания и любви. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких, быстро забывающихся удовольствий от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств. Любви тоже нужен ее ежедневный хлеб.

***
6. Бойтесь малейшего начала непонимания или отчуждения. Вместо того, чтобы сдержаться, произносится неумное, неосторожное слово – и вот между двумя сердцами, которые до этого были одним целым, появилась маленькая трещинка, она ширится и ширится до тех пор, пока они не оказываются навеки оторванными друг от друга. Вы сказали что-то в спешке? Немедленно попросите прощения. У вас возникло какое-то непонимание? Неважно, чья это вина, не позволяйте ему ни на час оставаться между вами.

***
7. В устройстве дома должен принимать участие каждый член семьи, и самое полное семейное счастье может быть достигнуто, когда все честно выполняют свои обязанности.

***
8. Когда увядает красота лица, потухает блеск глаз, а со старостью приходят морщинки или оставляют свои следы и рубцы болезни, горе, заботы, любовь верного мужа должна оставаться такой же глубокой и искренней, как и раньше. Нет на земле мерок, способных измерить глубину любви Христа к Его Церкви, и ни один смертный не может любить с такой же глубиной, но все же каждый муж обязан это сделать в той степени, в какой эту любовь можно повторить на земле. Ни одна жертва не покажется ему слишком большой ради его любимой.

***
9. Каждой жене следует знать, что, когда она в растерянности или затруднении, в любви своего мужа она всегда найдет безопасный и тихий приют. Ей следует знать, что он ее поймет, будет обращаться с ней очень деликатно, употребит силу, чтобы ее защитить. Ей никогда не следует сомневаться в том, что во всех ее затруднениях он ей посочувствует. Надо, чтобы она никогда не боялась встретить холодность или укор, когда придет к нему искать защиту.

***
10. Верной жене не нужно быть ни мечтой поэта, ни красивой картинкой, ни эфемерным созданием, до которого страшно дотронуться, а нужно быть здоровой, сильной, практичной, трудолюбивой женщиной, способной выполнять семейные обязанности, и отмеченной все-таки той красотой, которую дает душе высокая и благородная цель.

***
11. Некоторые жены думают только о романтических идеалах, а повседневными своими обязанностями пренебрегают и не укрепляют этим свое семейное счастье. Часто бывает, когда самая нежная любовь погибает, а причина этого – в беспорядке, небрежности, плохом ведении домашнего хозяйства.

***
12. Никакие сокровища мира не могут заменить человеку потерю ни с чем не сравнимых сокровищ – его родных детей. Что-то Бог дает часто, а что-то только один раз. Проходят и снова возвращаются времена года, расцветают новые цветы, но никогда не приходит дважды юность. Только один раз дается детство со всеми его возможностями. То, что вы можете сделать, чтобы украсить его, делайте быстро.

***
13. Родители должны быть такими, какими они хотят видеть своих детей – не на словах, а на деле. Они должны учить своих детей примером своей жизни.

***
14. Душа пишет свою историю на теле.

***
15. Пока живы родители, ребенок всегда остается ребенком и должен отвечать родителям любовью и почтением. Любовь детей к родителям выражается в полном доверии к ним. Для настоящей матери важно все, чем интересуется ее ребенок. Она так же охотно слушает о его приключениях, радостях, разочарованиях, достижениях, планах и фантазиях, как другие люди слушают какое-нибудь романтическое повествование.

***
16. Родители иногда грешат чрезмерным беспокойством или неумными и постоянно раздражающими увещеваниями, но сыновья и дочери должны согласиться с тем, что в основе всей этой чрезмерной заботливости лежит глубокая тревога за них.

***
17. Тяжелая работа, трудности, заботы, самопожертвование и даже горе теряют свою остроту, мрачность и суровость, когда они смягчены нежной любовью, так же, как и холодные, голые, зазубренные скалы становятся прекрасными, когда дикие лозы обвивают их своими зелеными гирляндами, а нежные цветы заполняют все углубления и трещины.

***
18. В жизнь каждого дома, раньше или позже, приходит горький опыт – опыт страданий. Могут быть годы безоблачного счастья, но наверняка будут и горести. Поток, который так долго бежал, подобно веселому ручейку, бежащему при ярком солнечном свете через зимние луга среди цветов, углубляется, темнеет, ныряет в мрачное ущелье или низвергается водопадом.

***
19. Никто не знает, какое святое таинство происходит в младенце, которому всего лишь час суждено прожить на этой земле. Он не напрасно его проживает. За этот короткий час он может совершить больше, оставить более глубокий след, чем иные, проживая долгие годы. Многие дети, умирая, приводят своих родителей к священным стопам Христа.

***
20. Есть горе, которое ранит еще больше, чем смерть. Но любовь Бога может превратить любое испытание в благословение.

Государыня Александра Федоровна: 20 мыслей о браке и семейной жизни

Удивительное название – Нероновка. Как село с таким названием могло появиться в краях, где проходила граница обороны России от жестоких набегов кочевников, недалеко от известной решающей битвы Тохтамыша и Тимура (Тамерлана).

Честно говоря, на пути в Нероновку больше волнует не происхождение названия села, а как пройдет встреча с удивительным человеком, Божьим промыслом оказавшимся в этом месте. Вот уже свернули на проселочную дорогу, ведущую к селу. Дорога с твердым покрытием, но чувствуется: без ремонта стоит уже лет десять, а то и больше. Вот и село. Храм видно издалека, и по этому ориентиру подъезжаем.

В храме сразу видим матушку Лидию. Почти в эту же минуту мы встречаемся с ней взглядом. Мы подходим к матушке, здороваемся, представляемся, а она, будто мы давние хорошие знакомые, спокойным приветливым голосом отвечает: «Сейчас будет крещение, потом венчание, а после венчания и поговорим».

Монахиня Лидия (Державина), вдова протоиерея Иоанна Державина (1998), мать 11 детей. Все дети в семье Державиных связали свою жизнь с Церковью, трое сыновей – священники, все дочери – матушки. вырастили одиннадцать детей! В этом знатном на всю Россию роду стали священниками трое сыновей и все зятья; сын Николай Иванович – референт покойного Святейшего Патриарха Алексия, сотрудник референтуры Святейшего Патриарха Кирилла.

Матушка Лидия отвечает на вопросы корреспондента портала “Православие и мир“

– Матушка, с замужеством Вы переехали из Петербурга в маленькое село. Не тяжело ли было уезжать из большого города?

– Мне не было тяжело. Дело в том, что в детстве я часто жила у своей крестной, у которой дом, можно сказать, находился прямо в лесу, поэтому мне не был чужд такой образ жизни. Кроме того, я не одна была, а с мужем, поэтому, конечно, мне не было тяжело.

– Вы могли предположить, как сложится Ваша судьба?

– Нет, в Петербурге я родилась, училась. В детстве очень хотела быть врачом, причем хирургом. Меня очень привлекала эта профессия. Всю жизнь любила читать о врачах, например, об архиепископе Луке Войно-Ясенецком – был такой врач – и о менее известных тоже. Еще с детства очень любила петь. С тех пор, как я вышла замуж, мне приходилось помогать мужу – всегда руководила хором на разных приходах.

– Расскажите, а как Вы встретились с Вашим будущим мужем?

– Мы встретились на источнике Божией Матери в Тверской области. Я приехала в отпуск к своей крестной, а он учился в семинарии и приехал туда к себе домой – жил недалеко от того места. С детства он был очень верующим человеком, легко запоминал проповеди. Ему было еще лет 5, а он уже приходил домой, все пересказывал. Всегда хотел и стремился быть священником, и Господь так устроил, что 40 лет прослужил священником.

– Часто бывает, что тяжело определить, тот ли это человек, твой спутник жизни. Как Вы поняли, что с этим человеком у Вас получится семейная жизнь?

– У нас было благословение митрополита Вениамина Федченкова, а также прозорливой старицы Васы. Поэтому сомнений тут не было никаких.

– Что Вы посоветуете девушкам, которые ждут любви, но встречая приличного человека, не испытывают ее к нему. Что в таком случае делать: выходить ли замуж?

– Любовь по Евангелию должна быть жертвенной. Я читала у одной игуменьи, что Господь не спросит, любил ли тебя кто или нет, а любил ты сам кого. Надо самой любить. Романы о любви остаются все-таки романами, а в жизни любовь должна возрасти в сердце человека. Например, могу сказать, что в браке любовь именно возрастает. Она не должна умаляться, а должна крепнуть и развиваться еще больше.

– А как и где сейчас встретить такого человека, с которым возможно взрасти любовь?

– Надо молиться.

Например, мой супруг, когда еще учился в семинарии, каждый день усердно молился, чтобы Господь послал ему невесту, но как именно Господу угодно. Кроме того, как нам рассказывал один наш знакомый, его преподаватель Киевской семинарии говорил своим студентам, что выбор невесты можно сравнить с тем, как если бы взяли много яблок, порезали пополам каждое и бросили в мешок, и надо найти половинку своего, чтобы это яблоко было целым.

Конечно, самое главное, чтобы люди были одного духа, ведь человек состоит из тела, души и духа. Когда есть один дух, то какие бы склоки там ни были, все трудности переносить легче. А где встретить, у моего батюшки есть родная сестра, она и сейчас еще жива, так вот, она никуда не ходила: мама болела, да и просто некогда было, только на работу и потом домой. Господь устроил так, что ее будущий муж пришел сам к ней домой. Этому человеку приснился сон, что он пришел в какой-то дом, смотрит: печка, а на ней девушка сидит. Он подошел и снял ее с печки. Потом он спрашивал у своих знакомых, где же найти ему скромную девушку. Ему сказали, что вот там-то и там-то живут такие-то люди.

Заметьте, он скромную искал, а ведь это важно учесть: кто-что ищет. Пришел в дом, но как зайти в незнакомый дом, не придешь же ни с того, ни с сего. Он сказал, что от комсомольского актива, может, нужна помощь, еще что-то. Когда зашел в дом, он сразу же увидел девушку, которую во сне снял с печки. Вот как Господь все устроил и послал ему ее и ей его! А жили они так, что даже не только с полуслова понимали друг друга, но и с одного взгляда. Когда Господь соединяет, то это прочный союз. А если мы выбираем только по лицу или еще по чему, то кто знает, как будет.

– Когда двое соединяются, ведь все равно есть какие-либо трудности, как их можно преодолеть?

– Нужно приспособиться друг к другу, к характеру, особенно в начале. Конечно, нужно еще уважать друг друга. Если почитать письма царицы Александры, то можно увидеть у нее столько мудрости: как семью сохранить, любовь. Надо не себе угождать, а другому человеку, тогда все получится.

– Расскажите, а как у Вас получалось преодолевать трудности, особенно поначалу?

– Необходимо было терпение, ведь у каждого свой характер, свои привычки, свои недостатки, идеальных людей нет. Надо было просто приспособиться друг к другу. Если хочешь, ты, конечно, приспособишься.

Мне в жизни встретилась одна монахиня – она говорила, что с любым человеком может ужиться. Она умела и хотела приспособиться к другому человеку. При советской власти мы с батюшкой выписывали одну газету, в которой была тема о семье. В этой теме люди писали письма о своей семейной жизни.

Сравнивая с современным обществом, можно сказать, что сейчас проходит соревнование эгоизмов, поэтому семьи распадаются. Каждый ищет своего, чтоб мне было хорошо, а не тебе. А если настоящая любовь, то, конечно, человек старается, а про себя забывает. Помните романс: «Я Вас любил…», так, дай вам Бог, чтобы вы были любимы. В этом романсе он настолько любит девушку, что если она ему не отвечает взаимностью, то он желает ей избранника, который бы любил ее так, как он ее. Вот это настоящая любовь. И у апостола Павла также написано.

– А если мужчина визуально не очень привлекает, стоит ли потерпеть и все равно выйти замуж?

– Конечно, надо потерпеть. Есть такая поговорка, что красота приглядится, а ум пригодится. Например, А.С. Пушкин женился на Наталье Николаевне, которая была намного выше его ростом, а он по сравнению с ней был маленького роста, но жили же и любили друг друга.

– А как Вы выдавали замуж Ваших дочерей? Как Вы поняли, что готовы дать свое благословение на брак именно с этими женихами?

– Господь посылал. Женихи приезжали сами к нам домой. Выдавая замуж дочерей, я не одна решала этот вопрос, а с батюшкой. И основное решение также принадлежало отцу Иоанну, он у нас очень мудрый был, хорошо чувствовал людей.

– Вы имели свое слово при батюшке?

– Когда старица благословляла нас на брак, она сказала, что «он с огоньком, а ты с водичкой, так и проживете». Когда батюшка спрашивал, я ненавязчиво, без настойчивости советовала, говорила: «а как ты думаешь, может, вот так…».

– А если у вас мнения расходились, как вы поступали?

– Я принимала решение батюшки. Если он так хочет, значит так нужно, ведь он глава семьи. Вы, наверное, читали сказку о жене, которая во всем хвалила своего мужа. Насколько я помню, в этой сказке муж пошел продавать лошадь, поменял на корову, а ее на козу, потом на гуся, затем на курицу и т.д. В конце концов, поменял на мешок с гнилыми яблоками.

Пошел муж домой с мешком гнилых яблок, зашел в харчевню, разговорились с мужиками, рассказал, как он менял одно на другое, а в итоге приобрел эти яблоки. Ему сказали: «Да ты что! Твоя жена не знай, что сделает, она, наверное, тебя из дома выгонит». А муж говорит: «Нет, жена меня обязательно похвалит». Они даже поспорили: «Если твоя жена тебя похвалит, то мы тебе мешок с золотом дадим». Пришли домой, муж стал рассказывать жене, как он продал лошадь: «Знаешь, я поменял лошадь на корову». Жена ему отвечает: «Ах, какой же ты молодец! Теперь у нас молочко будет!» Муж продолжает: «Да ты знаешь, я корову потом на козу поменял». Жена ему: «Ах, какой же ты умница! Ведь козу и легче доить и меньше кормить». Муж рассказывает дальше: «да я и козу променял на гусыню». Жена: «Ах, как хорошо! Теперь у нас свои яички будут и гусята!» Муж говорит: «Да я и гусыню на курицу обменял». А жена ему: «как хорошо, значит теперь у нас будут куриные яички и свои цыплята!» Так муж рассказал и про гнилые яблоки. Жена ему и отвечает: «Какой же ты умница! Пусть гнилые, но наконец-то у нас будут яблоки, а то я к соседке ходила – у нее ни одного яблочка, говорила мне, что хоть бы гнилые были. А сейчас я с ней и поделюсь».

Так, жена слушала своего мужа и за все его хвалила и благодарила. Мужики слушали-слушали, да и дали мешок золота. Это, конечно, сказка, но мораль понятно какая. Надо найти в себе силы согласиться с мужем. Во всем надо находить в себе силы, надеясь на волю Божию. Если брак венчанный, то силы можно на все найти.

В молитвах при венчании, священник молится, чтобы муж был во главу жены. Я слышала об одной женщине, как она управлялась со своим мужем. Если муж что-то ей скажет, она везде и всюду говорила: «как ты, я только, как ты хочешь». При этом она, как шея головой, управляла мужем, т.е. умиротворяла его душу, без агрессии на все реагировала. В благодарность на то, что жена его так почитает, что она его слушает во всем и при всех, он делал все, что она хочет.

Здесь должна быть не хитрость, а женская мудрость. Всегда важно помнить: мужа надо иметь во главу, почитать его.

На другом приходе я была знакома с одной женщиной. Они с мужем были верующими, но он иногда выпивал. Бывало, если кто скажет: «Твой муж-то какой!» Она всегда-всегда отвечала: «Нет, мой Коля лучше всех!» Однажды я к ним пришла – а при мне она не стеснялась – она ему говорила: «ты давай …», но на людях никогда, ведь они ему передают ее слова. Они очень хорошо, дружно жили. Мужа надо всегда иметь во главу, по благословению Божию.

– В какой семье Вы воспитывались, где Вы научились такой мудрости?

– У нас с сестрой такая крестная была, она во всем себя винила. Я помню, когда еще в детстве к ней приезжали, то что бы в семье ни случилось – сама она замужем не была, но был брат, сосед, еще одна женщина – она всегда говорила: «Это я виновата, это я виновата». Мы с детства это видели.

– Как Вы с батюшкой пережили гонения на Церковь?

– Сложное было время, но батюшка у меня был очень крепкой веры, он готов был на все: на гонения, на ссылку, на что угодно.

– Детей не обижали из-за того, что они из верующей церковной семьи?

– Нет, нисколько, потому что батюшку очень уважали. Он как-то умел себя так поставить, очень мудрый был, понимал политику коммунистического государства и всей этой системы, и он уже догадывался, предвидел заранее, как они могут поступить, что могут сказать, поэтому он так вел себя, что все коммунисты его уважали.

Как-то раз у нас был случай в школе, в которой учились наши дети. Директор школы сказал батюшке: «Иван Иванович, кто же должен быть авторитетом, т.е. я, директор школы, или Вы, отец?» А батюшка ему говорит: «Конечно, я». И он действительно был авторитетом.

Дети видели, что он искренне верит, что у него горячая, живая вера. Я как-то читала, что во времена революции сын одного священника видел, как его отец насмехается над таинствами, над верой, поэтому он стал сам безбожником. А нашим детям Господь дал такого верующего отца, поэтому, конечно, это оказало большое влияние. Наши дети и крестики никогда не снимали, хотя как-то раз к моему батюшке приехали и сказали: «пусть они у вас дома крестики носят, а в школу галстуки одевают». Батюшка ответил: «я не хочу двуличных детей воспитывать».

Они не были пионерами, да и я сама не была ни пионеркой, ни комсомолкой. Я училась в Петербурге, нас всех поставили на линейку, я сказала, что я не пионерка и ничего. Комсомолкой, я тоже сказала, что не готова стать, и я на самом деле не готова была.

– Как воспитать ребенка в вере, как воцерковить, при этом не отвращая от Церкви?

– Это сложно, конечно, но все-таки в раннем детстве, в самом раннем, надо заставлять, чтобы у ребенка выработался навык. Тогда он привыкнет к тому, что так и нужно. Если начать позже, то это будет сложнее. Также надо приучать утром и вечером молиться. Сначала понемногу, конечно, но регулярно. Сейчас еще сложность в том, что стало больше соблазнов, чем когда наши дети росли.

– У Вас 11 детей. Как Вы справлялись с такой большой семьей?

– У нас помощники были, няня была, она прожила с нами 40 лет. Не могу говорить о том, трудно ли это, ведь сколько Господь дал, и потом я не одна была, одна бы я не справилась. У меня был батюшка, была няня – очень верующая и мудрая. Она замужем не была, а детей очень любила. Господь все устраивает. Люди и сейчас решаются помногу детей иметь, бывает и по 12 и более. Когда нас батюшка венчал, он сказал нам, чтоб «десять человек у вас было», а у нас 11.

– Если ребенок умирает, как пережить эту смерть?

– Смерть не бывает без воли Божией. Если ребенок умирает, то он, во-первых, в чине ангельском бывает. У одной моей дочери мальчик прожил четыре месяца и умер. Тяжело, конечно, но ведь он теперь с ангелами вместе. Надо смерть понимать больше в духовном смысле, думать больше о душе. Теперь столько соблазнов, грязи, зла в мире. Если Господь берет младенца, значит Он любит его еще больше, потому что там-то он только радуется, а тут мало ли какие грехи, куда-нибудь попадет, неизвестно, что могло бы с ним произойти.

– Как вам удавалось, чтоб все дети дружно жили?

– Не надо позволять ссориться. Если у меня было какое-то лакомство, я всем поровну делила, чтобы никто не обижался. Любить надо всех одинаково, чтоб не было ревности.

Мы заканчиваем нашу беседу с матушкой. Вот уже и отец Роман (младший сын, настоятель храма) идет звать матушку – снова крещение и венчание.

Портал “Православие и мир“ (http://www.pravmir.ru/monaxinya-lidiya-derzhavina/)

Я никогда не думала, что у меня в замужестве не будет детей. И тем более не могла себе представить, что когда-нибудь откажусь от своего ребенка, когда он, наконец, появится. Но у каждого в жизни свои испытания, и венец их — радость. Если только мы с Богом…

Семь лет мы с мужем прожили в браке, а детей у нас все еще не было. Молясь о даровании деток, я просила, чтобы у меня родился ребенок, угодный Богу. Сама не знала, что вкладывала в эти слова, но мне хотелось, чтобы мой ребеночек был каким-то необыкновенным…

Беременность моя проходила очень легко — радостно и спокойно, и все анализы были хорошие. Такого мирного и счастливого состояния я не чувствовала ни до, ни после! Так что когда родился Владик, его диагноз — синдром Дауна — стал для меня полной неожиданностью…

Врачи настойчиво советовали мне отказаться от сына, оставить Владика в Доме ребенка. Говорили, что такие дети не умеют любить, что они даже не понимают, кто их мама или папа, и им лучше находиться в спецучреждении. Приводили и другие доводы: наше общество не принимает таких детей; я не смогу работать, ухаживая за ребенком; семьи, где появляются такие малыши, распадаются — муж не выдерживает, когда жена полностью поглощена проблемами больного ребенка.

Поразительнее всего, что когда в разговоре с врачами я пыталась улыбаться, как-то разрядить обстановку, они строго говорили: «Как ты можешь улыбаться? Как ты способна еще чему-то радоваться? Ты не понимаешь всей сложности своей ситуации!»

После такого давления, после долгих и мучительных раздумий и сомнений мы всей семьей приняли решение отказаться от ребенка. Остановились на том, что будем приходить его навещать…

Но когда мы приняли это решение, в моей душе наступил кромешный ад. Я именно тогда поняла, что такое душа! Душевная боль была всепоглощающая, невыносимая, я не могла этого выдерживать… Засыпала и просыпалась с этой болью. Мне казалось, что солнце больше для меня не светит — я действительно находилась в аду!

Так я мучилась несколько дней… А потом зашла в тот самый храм, где когда-то молилась о даровании ребенка. Все иконы как будто смотрели на меня с осуждением: «Ты просила — и Господь дал тебе ребеночка. Что же ты от него теперь отказалась?!»

Я подходила со своей болью ко всем — к священникам, к простым людям в храме. Меня все утешали, видя мое состояние. Но одна женщина, с которой я поделилась своим горем, сказала мне очень строго: «Какая же ты мать! Как ты смогла его оставить!» И тут я поняла: ведь если я заберу сына обратно, этой боли не будет! И мне сразу стало легче.

Мы с мужем быстро оформили все документы, и в 4 месяца Владик уже был дома.

После этого Господь дал мне почувствовать такую материнскую любовь, которая смогла покрыть все трудности, все страхи, связанные с воспитанием такого необычного ребенка. Я благодарила Бога за то, что он дал мне Владика, и за то, что благодаря сыну я сама стала другой.

Однажды ночью я обращалась с этими словами к Богу и вдруг почувствовала Его присутствие… На ум пришли такие слова, как будто Сам Господь вложил мне их в душу: «Ты теперь ощущаешь радость, потому что живешь с тем, что Я тебе дал — это райское состояние души. А вспомни ту боль, то адское состояние! Теперь не мучайся, не ломай голову, кто виноват и почему твой сын такой. Это Я дал его тебе!» Наутро, конечно, я стала сомневаться, было это на самом деле или нет. Посоветовалась со священником, и тот сказал, что так Господь открыл Свою волю обо мне, и это понимание Божьего замысла должно поддерживать меня в трудные времена.

С этого момента началось воцерковление нашей семьи. Уже потом, вспоминая о том периоде моей жизни, я, наконец, поняла, какую помощь посылал мне Господь! Насколько трудны испытания — настолько же мощную поддержку Он оказывает человеку.

Я почувствовала это на себе. У меня не было никаких знаний о синдроме Дауна — чего ожидать, чего опасаться. Но я постоянно встречала людей с такими же, как и у меня, детьми, общалась с ними, узнавала, как они живут. Причем родители рассказывали вещи, совсем противоположные тому, о чем предостерегали меня врачи: я узнавала, что эти дети умеют любить как никакие другие, и это было для меня большой поддержкой.

Помню, когда еще Владик был в Доме ребенка, врач сказала мне, что в газете «Таганрогская правда» год назад вышла статья о том, как заниматься с подобными детками, развивать их, ухаживать за ними. Очень захотелось прочитать ее. И вот однажды у входа в магазин я увидела такого же мальчика, как мой сын. Решила посмотреть, с кем он пришел. Из магазина вышла женщина — я подошла к ней, рассказала о себе, о Владике. И оказалось, она и есть автор той самой статьи в газете!

И такую помощь и поддержку я получала постоянно. Лишь только меня одолеют сомнения, уныние (например, я очень переживала, что в 8 месяцев Владик еще не сидел. «А будет ли он вообще ходить?» — думала я), тут же происходит какое-нибудь событие, встреча, которые приносят мне уверенность, дают импульс двигаться дальше.

Когда Владику исполнился год, я уже утвердилась в том, что это мой путь, моя жизнь. Я больше не нуждалась в постоянной поддержке, да уже и не искала ее. Зато я получила от Бога гораздо более важную поддержку — своего духовника. Произошло это так. На обратной дороге из паломнической поездки в Святогорскую лавру, переполненная впечатлениями, я делилась ими с попутчицами: «Какие батюшки в лавре! Как бы мне хотелось иметь духовника, чтобы всегда можно было с ним посоветоваться». «А ты приезжай к отцу Алексею Лысикову — он хороший батюшка!», — посоветовали они. По дороге в Николаевку, где тогда служил отец Алексей, в маршрутке я встретила врача Дома ребенка Татьяну Николаевну Прохожаеву. А она и говорит мне: «Отец Алексей — тот батюшка, который крестит наших деток, он и твоего Владика крестил!» Вот в тот момент я ясно поняла, что ничего случайного в нашей жизни не бывает, что на все воля Божья.

Когда отец Алексей увидел Владика впервые, он посоветовал мне почаще его причащать и соборовать. Этот совет я исполняла, и после каждого соборования у нас происходили изменения к лучшему. После первого — Владик научился фокусировать взгляд, после второго — встал на ножки… Я причащала сына каждое воскресенье, и его развитие шло намного интенсивнее и успешней, чем предсказывали доктора.

Сейчас Владику девять. Он занимается в коррекционной школе, но с большим удовольствием посещает воскресную школу Свято-Георгиевского храма, даже ходил в приходской лагерь.

А в прошлом году моему сыну назначили операцию, с которой связано одно необычайное событие в нашей жизни… Я очень люблю и почитаю святителя Луку (Войно-Ясенецкого), талантливейшего хирурга, профессора медицины. Его автобиографическая книга «Я полюбил страдание» потрясла меня до глубины души. Я часто молюсь ему, особенно когда Владик находится на лечении — а он постоянно нуждается во врачебной помощи.

Так было и в тот день: когда моего сына уже повезли в операционную, я не переставая молилась и просила святителя: «Батюшка Лука! Помоги врачам сделать операцию!» Так молясь, я просидела в коридоре более четырех часов, но на душе было так спокойно, будто все уже успешно завершилось. Волнения не было совсем. Операция закончилась, и мы благополучно вернулись домой.

Через какое-то время мы с Владиком зашли в наш храм и стали после службы прикладываться к иконам. Когда мы подошли к иконе святителя Луки — а она как раз в это время появилась в нашем храме — Владик сказал: «Он делал мне операцию!» Я спросила его: «А ты точно видел?» — «Видел!» Я уверена, что сын не мог этого придумать, и верю, что святой Лука нам помог.

Так мы и живем, с Божьей помощью. Господь благословил нас еще одним малышом…

Я поделилась здесь самым сокровенным в своей жизни для того, чтобы моя история послужила во славу Божью и в укрепление таких же мамочек, как я.

Галина Шевченко, Таганрог

Фото из архива автора

Таганрогский Центр семьи и молодежи (http://www.pravsemia.ru/)

Когда я только пришла к вере, большое недоумение у меня вызывала добродетель послушания.

Я жила в городе, где по сути — каждый сам за себя. «Твои решения — твоя ответственность» — слышала я с детства. — «Не перекладывай свои заботы, на чужие плечи!» А тут вдруг: «Послушание — выше поста и молитвы…» Что это за послушание такое? И кого, а главное — зачем мы должны слушаться? Разве другой знает нас лучше, чем мы сами? Разве другой ответит за нас? Разве… — вопросы роем вились в моей голове, и вскоре я, ранее полагавшая, что я послушная дочь и ученица, поняла — слушаться я не умею.

Мне очень хочется себя оправдать и сказать: «Я выросла без отца, и потому, будучи лишенной сильного авторитета, я не смогла научиться послушанию». Мне хочется так сказать, но я не скажу. Потому что послушание напрямую не зависит от нашей способности или возможности подчиняться сильной личности, но в нашей готовности доверять и доверяться другому человеку.

Я не умею доверять… На самом деле — это страшное осознание, потому что доверие — это часть веры. Если ты не умеешь доверять, твоя вера очень шатка, и ты все время колеблешься между страхом и упованием. А где страх там нет любви.

Когда я встретила своего супруга, я долго не могла решиться выйти за него замуж. Мне подходило к тридцати годам, я привыкла к некоей самостоятельности и свободе, я не думала о замужестве. И тут — наша встреча. Ничего из ряда вон выходящего, но я не могла отделаться от ощущения, что этот молодой человек — мой будущий муж. И я стала писать моим знакомым священникам, людям мудрым и хорошо знающим меня, прося совета. Я помню, один ответ поразил меня. Батюшка писал: «выходи замуж. В семье ты научишься слушаться хотя бы одного человека — твоего мужа, потому что полюбишь его. А научившись послушанию по любви, тебе будет намного легче слушаться всех остальных…».

Я вышла замуж. Нет, я не научилась слушаться, но я стала хотя бы прислушиваться к другому человеку, и стараться на один лад настроить нашу жизнь. Потому что супружество — это одна упруга. Когда же у нас появился ребенок, когда он стал подрастать, научился разговаривать и проявлять самостоятельность, я, кажется, стала отдаленно понимать, что же это такое послушание. И почему оно так важно для нас.

Теперь, когда мой трехгодовалый сын надувает губы и упрямо твердит: «Я сам!», я вижу в нем себя. У него такой возраст, когда ему необходимо изучить свои границы, и он везде заявляет о своей власти. Он сам завязывает ботинки, и тут же падает, спотыкаясь о шнурки. Он сам хочет налить себе сок, выливая полбутылки на скатерть. Он хочет сам везти свою коляску, а когда я ухожу быстрее его, он тут же в рёв, бежит за мной. Ему не хочется слушаться. Ему тяжело знать, что кто-то сильнее его. Но упав, разлив, наревевшись, он успокаивается, и говорит: «Мама, помоги!». И я вздыхаю с облегчением…

Человек, не умеющий слушаться, подобен глухому камню. Ему говоришь, а он — не слышит. Или толстой безжизненной палке. В руках она не гнется, а ломается. Или слишком сухой глине — ничего из такой не вылепишь.

Вы читали Евангелие? Кого чаще всего исцеляет, кого воскрешает Господь в Своей жизни? Детей и слуг! А почему Вы задумывались? Недавно я подумала: «Да потому, что дети и слуги — привыкли слушаться. Хотя бы по своему положению им необходимо постоянно быть в послушании. А зная, что такое слушаться людей, они конечно, с готовностью послушались и Бога!».

Ведь если мы тяжело доверяем людям, если мы не имеем хотя бы одного человека, которому могли бы довериться, причем не просто оказать доверие, а именно вверить всю свою жизнь, всего себя без остатка, как мы можем довериться Богу? Я не знаю.

Сейчас прошло уже почти пятнадцать лет с момента моего прихода в храм. Добродетель послушания еще не осилена мною, увы. Даже не начата как следует. Я все тот же ветхий человек, несколько раз раздумывающий прежде чем послушаться. Я все еще оберегаю свои свободы и с великим треском гнусь в руках даже близких людей. Но, слушая о послушании, я больше не ропщу и не смущаюсь. Я навостряю ухо и молюсь: помоги, Господи!

Инна Сапега

Международный клуб православных литераторов «Омилия» (http://omiliya.org/)

В жизни Аллы Мещеровой всё складывалось вроде бы закономерно: вольнослушателем она училась живописи в Академии художеств им. Репина в родном Петербурге, потом осваивала иконопись в тверской «Школе церковных ремесел». Если б не одно обстоятельство: Альфия (как нарекли ее родители) росла в мусульманской семье, где свято чтили вековые традиции предков. Однако дом для души своей она нашла в Православии.

– Пожалуй, не многие мусульмане, а уж особенно женщины, решатся пойти в вере против семьи. Что у вас случилось, с чего вдруг вы так резко крутанули колесо семейной истории?

– Я родилась в мусульманской семье. Обе бабушки были верующими, совершали намазы. Особенно была усердной папина мама, она, как положено, несколько раз на дню молилась, и меня она мусульманским молитвам учила. Но они меня, к сожалению, не трогали, потому что я твердила их на непонятном арабском языке. Перевода бабушка не знала. Сколько себя помню, я искала веры осмысленной, и поэтому доверительные отношения с Богом у меня тогда никак не складывались.

– И когда они начали складываться?

– Окончив школу, я продолжала упорно искать смысл жизни и для начала прочитала весь Коран. Но в этой мудрой книге не нашла ответов на свои вопросы и потому начала читать разных философов: марксистов, идеалистов, потом переключилась на Соловьева, Бердяева, Розанова. Последний из перечисленных меня и подтолкнул ко Христу. Но дорога к Нему оказалась довольно тернистой: в конце 1980-х на фоне повального интереса ко всему паранормальному у меня открылись всякие «способности», и на несколько лет я увязла в болоте эзотерики, приобретя массу всяких фобий. В голове у меня тогда было, по выражению отца Андрея Кураева, любимое блюдо российской интеллигенции – каша: буддизм, эзотерика, теософия. И всё это было приправлено соусом ислама и перчиком смутных представлений о христианстве. Вот тогда я начала читать Евангелие, а на ночь клала его под подушку и только так могла спать спокойно, так как без него меня мучили кошмары. В 1987 году моя бабушка заболела раком, к осени она слегла и больше всего переживала о том, что умирать придется, видимо, зимой и закопают ее в холодную землю. И совершенно случайно на этюдах на берегу реки Смоленки я разговорилась с преподавателем, рассказала о том, что бабушка при смерти и больше двух недель, по мнению врачей, она не проживет. Он предложил отвести меня к блаженной Ксении, часовня которой стояла неподалеку на Смоленском кладбище, так как Ксения помогает всем. Когда пришли, он показал, где свечку купить, где поставить. Это было часа в четыре. Я от души молилась, просила Ксению помочь бабушке, облегчить страдания. Я почему-то настолько доверилась незнакомой мне православной святой, что, приехав вечером домой, даже не удивилась, увидев, что бабушка ходит по квартире и что лучше ей стало именно в четыре часа дня.

– После этого вы уже без сомнений пошли в Православие?

– Всё не так просто. К тому времени я прочитала Евангелие и в храме бывала постоянно, но креститься не решалась: всё-таки перемена веры – шаг серьезный. Я понимала, что для родителей это станет ударом, боялась за их здоровье. Я лишь просила Господа, чтобы Он дал мне знак четкий и внятный, чтобы понять, является ли мое крещение Его волей. И однажды пришла я в храм на Смоленке; до начала службы было еще часа два, народу никого, и я стояла в приделе Ксении Петербуржской, прислонившись к колонне. Вдруг пространство вокруг изменилось: исчезло всё – ни пола, ни потолка, ничего вообще не было, но в то же время это была не пустота, а густая синева, почти чернота. Черный – тот же, что и на мандорлах новгородской иконы «Сошествие во ад». Я потом долго не понимала, почему пространство было темным, и лишь несколько лет спустя у Дионисия Ареопагита прочитала, что Божественный нетварный свет человек видит как мрак. В общем, это было безумно красиво, абсолютно непонятно, и, наверное, мои чувства были сродни тому, что чувствует ребенок в лоне матери, – защищенность и любовь. Потом из дымки, окутывающей всё пространство, ко мне протянулась рука с крестиком на цепочке. Я подставила ладонь, и когда в нее положили этот крестик, я моментально вернулась в реальность. На следующий день без всяких сомнений я пошла креститься.

– А иконопись возникла как одна из граней профессии?

– На то был Промысл Божий, и тоже с предысторией. В году, наверное, 1994-м в моей жизни случился глобальный кризис: во-первых, творческий – я не могла писать картины; во-вторых, предмет любви меня покинул, громко хлопнув дверью; в-третьих, из-за астмы я почти перестала дышать. И самое главное, я поняла, что весь этот букет неприятностей – результат мой бурной предыдущей жизни. Но Господь нас никогда не оставляет. И поняв, что без храма Божиего мне не обойтись, 6 февраля, в день памяти Ксении Блаженной, я буквально доползла до ее часовни, с трудом отстояла службу, и после этого мне стало значительно легче. Когда я наконец перестала чувствовать себя полуживым инвалидом, начала более-менее нормально дышать, встал вопрос, как жить дальше. В 29 лет менять профессию? Но живопись для меня была не просто профессией, я 11 лет работала как одержимая по 16 часов в сутки для того, чтобы стать живописцем. Если менять профессию, значит, все труды и жертвы были напрасны и вся моя предыдущая жизнь – бессмысленна. Случайно узнав о Дивееве и о Серафиме Саровском, я решила поехать к нему за ответом на свой внутренний вопрос, хотя понятия не имела, что такое монастырь и паломническая поездка. Поехала с приятельницей. До Нижнего Новгорода мы добрались легко, а вот дальше… Вместо приятной трехчасовой поездки в комфортабельном автобусе 13 часов мы стояли в гигантской пробке из-за сильнейшего снегопада. И едва закончилась эта пытка дорогой, как началась пытка сугробами: я в первый – и, надеюсь, последний – раз в жизни проваливалась в снег по шею.

Первые несколько дней в монастыре вспоминаю как кошмар. Было очень тяжело. Но именно там я родилась заново. Хозяйка, у которой мы остановились и с которой успели подружиться за две недели нашего проживания в Дивееве, спросила однажды у меня: «Вот ты же художник. Может, напишешь мне блаженную Ксению?» Просьба эта оказалась совершенно промыслительной. Отец Владимир Шикин сам подошел ко мне в храме, увидев мою растерянность. Я объяснила ситуацию, а он сказал, что просто так икону писать не благословляет, что этому надо учиться и поэтому он меня благословляет ехать в Тверь в иконописную артель Андрея Запрудного. Сказал и заспешил по своим делам. А я ему вслед: «Батюшка, как же родители?! Они ведь мусульмане, не поймут и не отпустят меня в чужой город…» Он на ходу только рукой махнул: «Господь управит». Отец Владимир оказался прав: Господь управил так, что родители спокойно восприняли новость о том, что я еду учиться в Тверь. Правда, я не стала им уточнять, что это школа церковных ремесел. Встав на путь Православия и новой для себя профессии, я всегда чувствовала помощь Божию и Его Промысл обо мне.

– Никогда до этого не мыслили себя иконописцем? Но как художник, вы, наверное, всегда восхищались творениями Феофана Грека, Рублева?

– Еще не будучи крещеной, в году, наверное, 1991-м я побывала на выставке из фондов Русского музея: Кандинский, Малевич, Гончарова, Шагал, Филонов… Но меня потрясли не они – хотя тогда я всё это очень любила, – а русские иконы из собрания Никодима Кондакова, известного историка искусства. Это был праздник, несказанное ощущение рая и чуда, и я долго ходила будто оглушенная. На эту выставку я приходила раз десять именно из-за икон, так как оказалось, что Шагала даже в третий-четвертый раз смотреть неинтересно. Меня поразило мастерство, с которым были написаны иконы. Я на них увидела рай. И для меня это стало открытием потому, что к русской иконе в советское время было принято относиться как-то снисходительно: вот итальянский ренессанс – это да, а икона – конечно, мило, но… Восхищение иконой жило во мне все последующие годы и стало сродни ключику, который однажды открыл дверь в мир Православия. Собственно, это, наверное, и определило мой теперешний праздничный стиль.

– Когда вы начали писать святых, искушения возникали, или как по маслу всё пошло, благословенно?

– Первая написанная мною икона – «Бичевание святого Георгия». Артель тогда писала два иконостаса для белорусского храма, один алтарь был посвящен святому Георгию. Потом я написала Троицу для иконостаса в Дивееве. Вообще с иконами, которые я писала, у меня всё как-то больше какие-то искушения связаны. Чудес не припомню, а вот искушений – выше крыши. Особенно когда пишешь запрестольный образ, крест или иконостас. Первую запрестольную икону я писала в начале «нулевых» для храма Сергия Радонежского в Сертолове Всеволожского района Ленинградской области. Едва приступив к работе, я умудрилась сломать ребро. Лекарства болеутоляющие пить сама не догадалась, а врач не подсказал. Иконная доска была огромных размеров, тяжелая, и мне ее приходилось то и дело поднимать, переворачивать, снимать с мольберта, переносить на стол, потом снова ставить на мольберт. Батюшка требовал скорее эту икону закончить и не считал, что мне нужен больничный хотя бы на первое время после перелома. Из-за постоянной физической боли я пребывала в каком-то оглушенном состоянии, может, поэтому она и получилась хорошей, молитвенной. Это все говорили. Первые две иконы из первого моего иконостаса очень трудно мне дались, всё время что-то случалось, потом чуток полегчало, хотя тоже не гладко шло. Одна из этих моих икон мироточила потом. Икона изображает мир горний. Мы иногда забываем, что за этим словосочетанием стоит любовь Христова. Мы изображаем мир полноценной гармоничной Любви, который не может быть печальным, или скорбным, или мрачным – это всё человеческое. Православие – радость Богообщения. Мы потому и славим Бога, что Он принес нам Благую весть о Любви. И это отражается в иконах.

Ольга Лунькова

(http://www.pravoslavie.ru/)

Бог есть Красота и Гармония, потому все великие художники и музыканты, имена которых остались жить в веках, были верующими людьми. И в наше время Бог через красоту приводит людей к себе.

Сегодня я беседую с Моториной Натальей Николаевной, которая профессионально занимается изучением фольклора и в жизни которой Бог занимается первое место, что не только не мешает ей заниматься искусством, но наоборот поддерживает её в этом.

Интервью берёт сотрудник Православного миссионерско-апологетического центра «Ставрос» Питанов В.Ю.

1. Расскажите немного о себе.

Моторина Наталия Николаевна. 38 лет. Окончила Московский Государственный Университет Культуры, музыкальное училище по классу баяна. Замужем, увлекаюсь народным рукоделием и исторической реконструкцией.

2. Как Вы стали православной христианкой, что вас подтолкнуло к принятию Православия?

В годы учёбы в институте я любила читать самые разные книги. Особенно любила редкую или новую литературу. Однажды у подруги в общежитии нашла маленькую книжечку «Императрица Александра о браке и семье». Заинтересовалась, спросила, где такую можно купить. Оказалось, в одном известном московском храме. Всех Святых около м. «Красносельская». Когда я пришла туда, меня очень многое заинтересовала, не хотелось уходить. Сильно впечатлило необыкновенное пение. Знаменный распев тогда был редкостью, услышать его можно было не везде. Служба шла в полной тишине. Видно было, что все прихожане именно молились, а священники служили Богу. Мы же все часто ходили церковь просто как в музей, полюбопытствовать и это всегда было заметно. Понять глубинный смысл церковной службы было для меня большим откровением. Недаром же сказано в Псалме «Вкусите и видите, яко благ Господь»,

В церковной лавке этого храма продавалось много разной литературы. Новые книги я любила. С большим удовольствием и интересом прочла несколько купленных книг брошюр. Особенно запомнились «Пояснение Божественной Литургии» Будзиловича и брошюра «Пять шагов ко Христу». Прочтя их, я получила ответы на многие вопросы жизни, я задумалась о том, как я живу, для чего…

Крещена я в младенчестве. Но, школе и в институте о вере и Церкви слышала только плохое. Нам постоянно читали атеистические лекции. В детстве нас ругали даже за то, что мы ходили на развалины сельского храма. Разумеется, это сформировало у меня соответствующее представление о христианстве. О вере, о церкви, о священстве. Сформировать другое мнение мне помогло посещение тогда ещё только открывавшихся московских храмов с формирующимися из настоящих энтузиастов общинами, встречи с замечательными священниками, а потом и преподавание фольклора в воскресной школе, пение на клиросе.

3. Что изменилось в вашей жизни после того как Вы стали православной христианкой? Как ваши близкие отреагировали на принятие вами Православия?

Изменилось, прежде всего, миропонимание, мироощущение. Я получила наконец-то ответы на разные вопросы жизни, которые долго меня волновали, порой очень глубокие. Как-то легче, радостнее стало жить.

Мои родители были убеждёнными атеистами, они негативно относились к религии. Я долгое время скрывала от них, что хожу в церковь, исповедуюсь, причащаюсь, прятала иконы, церковные книги. Мама, правда, заметила, что я стала спокойнее, увереннее и радостнее, стала более мягкой и терпеливой. Но, она никак не приписывала это моему воцерковлению. Напротив, крайне негативно реагировала даже на обычные фотографии храмов в фотоальбоме. Такое же отношение было и у других родственников.

Но, мне самой после воцерковления стало легче переносить мамины упрёки, гнев. Я научилась прощать, молиться, терпеть.

4. До принятия Православия, был ли у вас опыт пребывания в иных традиционных религиях или сектах, может быть Вы были атеистом, если да, то, как Вы оцениваете данный свой опыт?

Ребёнком до семи лет я верила в Бога. По-детски, конечно. Меня воспитывала верующая бабушка. Она молилась каждый день, рассказывала мне о Боге, о загробной жизни, давала читать Евангелие, показывала Псалтырь.

В школе у нас постоянно читали атеистические лекции, в классах висели «уголки атеиста» и пр. Под влиянием всего этого, плюс неверующая мама, пионеры, комсомольцы и пр., я стала считать себя атеисткой. Все, кто хоть как-то, хоть самую малость вспоминали Бога, подвергались злым насмешкам. Но, бабушка всегда говорила, что нельзя быть полностью уверенным в том, что Бога нет, все знать человеку невозможно.

Никогда не забуду свои первые посещения храмов. Особенно в подростковом возрасте. Это ни с чем не сравнимое великолепие, прекрасное пение невольно склоняло к размышлениям… А вдруг Бог все-таки есть?

В студенческие годы, в перестройку, когда перестало быть постыдным верить в Бога, люди стали задумываться, вдруг есть на свете «какая-то сила», началось у меня богоискательство. То, о чем в детстве говорила бабушка, я считала, как в школе когда-то говорили, «ненаучным». Потянуло к модной тогда теософии. Книги, разговоры. Все казалось таинственным и, в тоже время, вполне, казалось бы, «научным», наукообразным, точнее говоря. И маме было что объяснить. Газет, книг, брошюр тогда выходило много, друг увлекался восточными единоборствами, с увлечением рассказывал мне о цигуне, ниндзюцо. Ведь это для меня, пока ещё атеистки, казалось чем-то сверхъестественным. И, в тоже время, своего рода, компромиссом между наукой и чудесами.

Понятие «секта» тогда ещё для меня не существовало. Вернее, под сектой я тогда понимало что-то совсем экзотическое, каких-то там диковинных тогда ещё для меня баптистов в средневековой Англии, квакеров в Америке, у нас — старообрядцев, живущих в раскольничьих скитах и прочих «экзотических» людей из книг и фильмов. Но, никак не интересных и умных (как я тогда считала!) рериховцев или «весьма учёных» сотрудников Центра «Дианетики». Какие же это секты, казалось мне! Это научные, культурные или религиозные центры.

Так считая, побывала я в рериховском обществе на их собраниях, у неоязычников, изучающих Индию и даже в АУМ Синрикё. Задавала там руководителям много разных волнующих меня жизненных вопросов, но никак не могла получить полностью во всем устраивающие меня ответы. Может и нужен подобный опыт человеку, ищущему Бога… Я, во всяком случае, считаю его таким вот непростым, тяжёлым и ошибочным способом как-то, если можно так выразиться, «отойти от атеизма». Полностью расстаться с безверием и абсолютным материализмом.

5. С какими сложностями Вы столкнулись на первых этапах своего воцерковления, какие сложности возникают у вас сейчас из-за ваших религиозных взглядов?

Сложности возникли в общении с людьми нецерковными, а также со своими же друзьями, с которыми прежде посещала секты. Просто не знала, как быть, что им говорить, как с ними себя вести. Вроде бы надо и говорить им об истинности Православия, и, надо как-то уметь быть человеколюбивой, не осуждать этих людей. Тем более, что мне, неофиту, давно воцерковленные люди постоянно твердили о смирении, терпении и неосуждении. Но, друзья есть друзья, они могут тебя понять. А вот, если начальница подалась в саентологи и ты по-своему неофитству что-то лишнее сказала?

Подобные сложности периодически возникают и сейчас. Постоянно приходится работать над собой в умении правильно общаться с малоцерковными людьми, корректно и, в то же время обстоятельно, без лжи отвечать их вопросы, правильно реагировать на колкости и пр. Конечно же, много искушений в Великий Пост. Особенно, когда поздняя Пасха и Страстная неделя приходится на солнечные дни, все вокруг гуляют, веселятся…

Иногда возникают внутренние противоречия. Нехристианское общество, окружение, давит, я унываю. Спасают поездки по деревням и святым местам, на природу. Бывает необходимо побыть в тишине, отойти от искушений мира. Помогает чтение замечательной книги свт. Николая Сербского «Миссионерские письма».

6. Были ли у вас сомнения в истинности Православия как духовного пути, если они были, то в чём заключались и как Вы их преодолели?

Сложно было поверить, что православный путь именно единственно верный. Ведь, та же самая теософия учит, что путей к Богу много, у каждого свой путь и пр. Однажды, в одной из своих бесед покойный отец Даниил Сысоев привёл для сомневающихся слова из псалма «вкусите и видите, яко благ Господь». Он посоветовал сомневающимся войти в храм и просто почувствовать Божию благодать. Ни в одной секте я не ощущала благодати, мне не было так спокойно и светло на душе.

7. Что значит быть православной христианкой?

Верить в Бога, молиться, читать Священное Писание, соблюдать Божии Заповеди, ходить в храм. А также, я думаю, в наше непростое в религиозном отношении время, уметь различать истинную веру от ложной, не попадать в капканы сект, читать больше литературы, самообразовываться, чтобы уметь отличать правду ото лжи, добро от зла.

В любой традиционной религии есть свои священные книги. Какой же ты мусульманин, если не знаешь ничего о Коране? Меня удивляет, когда люди, называющие себя православными, совершенно не знают Евангелия! Или считают, что Евангелий было целых 80(!) вариантов, ну, только четыре, дескать, канонизовано и пр. Быть Православным, по-моему, это не только верить, но и знать Священное Писание, Символ Веры, жития почитаемых на Руси святых, житие своего святого и основные молитвы.

8. Могли бы Вы кратко перечислить иерархию своих жизненных ценностей?

Жизненные ценности — это заповеди Господни.

Вера в Бога.

Умение отличить добро от зла.

Любить людей, не завидовать, не осуждать, не желать чужого.

Семья.

Храм.

Память предков.

9. Что Православие вам дало, и чего Вы лишились став православной христианкой?

Я не считаю, что став православной, можно чего-то лишиться. Можно жить без игры в карты, без гаданий и спиритизма. Хотя, до воцерковления я получала от всего этого удовольствие.

А дало Православие очень, очень много.

10. Как Вы оцениваете современное православное сообщество, какие видите его достоинства и недостатки?

К современным людям, не формально, а осознано Православным я отношусь с большим уважением. И если где-то, при храмах, воскресных или церковно-приходских школах существуют общины, где люди собираются, общаются, проводят беседы по Священному Писанию, вместе отмечают праздники — это отлично. Только побольше было бы таких общин. Я думаю, подтолкнуть людей к православию, можно и создавая клубы, просто изучающие историю, родной фольклор. И очень хорошо, что таких клубов в Петербурге много. Я просто с благоговением отношусь к их руководителям, делающим такое, на мой взгляд непростое дело. Но, очень хочется пожелать этим замечательным людям воспитывать в молодёжи, прежде всего уважение к родной культуре, истории, традициям и, в конце концов, к Православию.

Кто такие апостолы? Для чего Господь послал их к людям? Чтобы проповедовать Его учение. Далеко не всегда современного православного христианина окружают люди исключительно воцерковленные. Всем нам волей-неволей приходится общаться не только с людьми неверующими, но и с маловерующими, малоцерковными. Среди них бывают и увлекающиеся оккультизмом, и посещающие экстрасенсов, а то и собрания сект. К примеру, среди моих друзей сейчас есть три неоязычника, одна большая любительница эзотерики, двое любителей восточных единоборств. У соседки по дому мама ходит на собрания Свидетелей Иеговы. Это реалии нашей жизни и нам необходимо делать выбор, как здесь поступать. Все современные христиане прекрасно понимают, что нельзя осуждать таких людей. Иногда прикрываются словами преподобного Серафима Саровского, что нужно спасаться самим и вокруг тебя спасутся тысячи. Но, давайте вспомним, неужели преподобный Серафим совсем не проповедовал Слово Божие? Можно ли чему-либо научить человека, ничего ему не объясняя, не рассказывая? Мне могут возразить, что мы ничего не можем изменить в этом падшем мире и, собственно, в чем должна заключатся наша проповедь? А, хотя бы, в самом малом! Можно начать с того, чтобы не стесняться открыто говорить нецерковным людям о том, что исповедаешь Православие. Что тебе не интересны восточные единоборства, психотренинги, американская культура и пр. Я думаю, если просто, откровенно и бесхитростно рассказать малоцерковному или неверующему человеку о красоте и благости церковной службы, он так или иначе задумается: может, действительно стоит сходить в храм, почитать литературу и пр. Да, не все поймут и услышат, но, так или иначе, это не может совсем остаться без отклика человеческих душ.

Учащиеся православных школ, особенно старшеклассники, часто замечают несоответствие преподаваемых им идеалов Православия окружающей действительности; их родители в откровенных разговорах иногда отмечали, что сейчас открыто много храмов, а нравственность в стране становится все ниже и ниже.

А что происходит сейчас в храмах? Это конечно, прекрасно, что теперь в любое время дня можно войти в храм, поставить свечу, помолиться, купить книгу, даже побеседовать со священником. Но, может я не достаточно внимательна, однако замечаю в церковных книжных лавках весьма небольшой выбор миссионерской литературы. Давно не встречала в продаже книг диакона Андрея Кураева, А.Дворкина. Но, ведь в храмы сейчас приходит много людей по неведению своему считающих, что нет ничего опасного в посещении экстрасенсов, занятии целительством, энергетической чистке и пр. и что одно другому не мешает, можно посещать храм и экстрасенса одновременно. Есть ведь ещё замечательное письмо святителя Феофана Затворника «Против лжеучителей», когда-то издававшееся отдельной брошюрой, книга святителя Игнатия Брянчанинова «О прелести». И, если сейчас вызывают споры труды А.Дворкина и о.Андрея Кураева, кому-то эти книги не нравятся, то пусть люди почитают литературу, проверенную временем, книги, авторы которых удостоены святости. Я полагаю, в настоящее время очень актуальна литература, которая учит отличать добро от зла. Для читающей петербургской публики была бы очень интересна и периодика. Было бы отлично, если бы чаще встречались в продаже журналы «Благодатный огонь» и «Имперское возрождение». Недавно воцерковленные люди говорят мне иногда, что хотели бы больше знать о вере, об опасности, к примеру, психокультов, таких научных, на первый взгляд, но не читали ничего, что могло бы объяснить им, в чем эта опасность?

Однажды мы с мамой отдыхали на турбазе близ города Венева Тульской области. И случайно зашли в прекрасную церковь св.Иоанна Предтечи. Я, уже студентка-первокурсница музыкального училища, была поражена прекрасным чистым многоголосным пением простых старушек, дивными фресками, изображающими чудеса святителя Николая, от которых веяло таинственностью, неизведанностью. Мы с мамой были в брюках и с непокрытой головой. Бабушки очень вежливо сказали нам, что надо, дескать, покрыться. Мама очень засмущалась и поспешила выйти, уведя меня за собой. А я с трудом поняла, как это — покрыться? Зачем? И очень сожалела потом, что не осталась в храме. Вспомнила, что у моей куртки был капюшон, и я могла бы остаться ещё хоть на миг в этом прекрасном месте.

Я много езжу в фольклорные экспедиции. Вы знаете, в деревне песни никогда не пели просто так. Клубов раньше не было. Песни всегда пели для чего-то. Как двунадесятый церковный праздник, либо престольный праздник села, так и просто свадьба, рождение ребёнка, похороны, жатва, покос, все это для наших предков никогда не было просто чем-то формальным, все это имело своё глубокое значение. И песни всегда были тесно связаны с обрядом. В каких сёлах фольклористам уже невозможно ничего записать? В тех, где советской властью из сознания людей полностью вытравлено понятие «обряд». Угасают обряды — угасают и песни.

Церковное Таинство, церковный обряд наполнены глубоким смыслом. Давайте вспомним хотя бы обновленцев, всяческие попытки реформировать Церковь и пр. Воцерковленные люди прекрасно понимают, что существуют вечные ценности, не нуждающиеся в реформировании. И такая маленькая деталь, как ношение женщинами в храме платка — это тоже, я считаю, часть обряда, упоминающегося, кстати, в Священном Писании у апостола Павла. В синагогах, мечетях строго соблюдаются обряды. Иудаисты, мусульмане на свои службы носят соответствующую одежду.

Давайте войдём в простой, не монастырский храм и посмотрим вокруг. Что мы увидим? Среди молящихся постоянно снуют женщины, непременно в брюках и с непокрытыми головами, проталкиваются к иконам, чтобы поставить свечи.

Многие возразят мне, скажут, что заставляя женщин в храм носить платок, можно оттолкнуть их от веры. Кто-то считает, что некоторые по-прежнему не знают, что молиться жёнам принято с покрытой головой. Нет, сейчас об этом уже знают все. В неподобающем виде жены теперь приходят в храм вовсе не по неведению. У большинства это весьма твёрдое убеждение. Платок и юбку такие матушки считают «устаревшими символами». Значит, получается, устарел и Апостол, и все Православие?

И ещё мне, честно признаюсь, не понятно, почему некоторые считают, что главное в православной вере вовсе не покаяние и, даже не молитва, а купленные за ящиком и поставленные у икон свечи? Неужели поставить свечу настолько важно для спасения, что можно делать это во время Евхаристического канона, расталкивая при этом молящихся?

В заключение всего сказанного, всех таких моих пространных размышлений о современном православном обществе, отмечу, что хоть и эпоха воинствующего атеизма уже давно позади, но ничто, наверно, бесследно не проходит. Обрести веру сложно. И многие наши современники, посещающие храм, считающие себя Православными христианами ещё не до конца расстались с безверием и материалистическим пониманием мира.

11. Как Вы относитесь к людям, отрицающим Православие?

Сейчас уже спокойно! Кто знает, по каким причинам такие люди его отрицают? Когда-то, только воцерковившись, я сильно раздражалась, когда кто-то при мне начинал богохульствовать. Потом научилась воспринимать это как данность, как то, что невозможно изменить. К тому же, зачем наживать себе врагов из-за религиозных взглядов? Если человек отрицает Православие, это же не значит, что он совсем безнравственный, способен только на плохие поступки и пр. Надо понять его, почему у него сформировались такие убеждения? Ведь причины могут быть самые разные.

12. Пытаетесь ли Вы заниматься миссионерской деятельностью и если да, то, как Вы это делаете?

Я считаю, что для любого христианина важнейшим является исповедание своей веры. Если человек не стесняется говорить людям, что он Православный, это уже миссионерство, правда, пока ещё совсем небольшое.

Хочу, конечно, писать миссионерские статьи в Интернете, Участвовать в мероприятиях. Сейчас пока что моя миссионерская деятельность заключается в простых беседах о Боге с маловоцерковленными друзьями и написанию маленьких заметок в социальной сети «В контакте». Рассказываю, насколько это возможно, о Православии своим ученикам.

Уважаемые читатели! Та одежда, в которой я на фотографии, не является маскарадом и целью подчеркнуть мою принадлежность к искусству. В подобной яркой рубахе, переднике и головном уборе когда-то ходили мои пра и прапрабабушка из Рязанской области. Я выложила свое фото именно в народном костюме, в одежде русского народа с целью напомнить людям о наших традициях и вечных ценностях.

 Портал для искренне ищущих веру «Ставрос» (http://stavroskrest.ru/)