Официальный сайт прихода святых Жен Мироносиц города Ростова-на-Дону

Рубрика: сестричество Страница 1 из 2

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Слово в День Воздвижения Креста Господня

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Вчера на всенощной вы созерцали с глубоким благоговением обряд воздвижения креста Господня.

Благословит вас Господь за это благоговение, но довольно ли только его? Довольно ли только три раза в год видеть вынос креста, возбуждающий ваше благоговение? О нет, совсем не довольно! Нужно гораздо большее. Нужно, чтобы крест Христов был напечатлен на сердцах ваших, а не только висел на груди вашей.

В средние века существовал рыцарский Тевтонский орден. На плащах их был нашит большой крест, но с этим Христовым знамением они ручьями проливали кровь темных литовских и эстонских язычников, огнем и мечом принуждая их к крещению.

Были ли эти рыцари-крестоносцы христианами? Нет, не были; ибо у подлинных христиан крест должен быть неизгладимо начертан на самом сердце.

Крест – наше знамя, символ нашей религии. Ни одна другая религия не имеет такого знамени. У мусульман знаменем их религии служит полумесяц; но что святого и великого в этом знамени?

А святой крест есть знамя самого Господа Иисуса Христа, это великое знамя будет предшествовать Ему при Его втором пришествии на Страшный Суд. Оно не раз было явлено Богом людям.

Поклонный крест1

Византийский император Константин Великий, утвердивший христианство в Римской империи, идя на брань с врагами, увидел на небе крест с написанными вокруг него словами: «Сим победиши».

Знаменитый полководец, язычник Евстафий Плакида, охотясь за оленями, увидел стоявшего на утесе оленя с сияющим между рогами его солнечным светом крестом и услышал голос: «Плакида! Человек такой жизни, как ты, не может поклоняться кумирам, а должен исповедовать Христа». Явлением креста он был призван со всей своей семьей к крещению и мученичеству за Христа.

В 351 г. седьмого мая около третьего часа дня в Иерусалиме вдруг явился на небе от Голгофы до горы Елеонской сиявший ярче солнечного света крест Христов. Это было предвестием гонения на христиан от императоров Валента Арианина и Юлиана Отступника.

Итак, если крест Христов есть великое знамя христиан и знамя Самого Христа, то не должен ли он быть начертан неизгладимо на самых сердцах наших?

Конечно, конечно! И это великая задача жизни нашей.

Начертать крест на сердце нелегко, для этого требуется прежде всего неустанное помышление о кресте.

Поклонный крест3

Неустанно помышлять о нем могут немногие, но хоть раз в день, на утренних молитвах, произнося страшные слова символа веры: «распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна», каждый из вас должен живо представить себе весь ужас распятия Христова, и хоть в малой мере пережить вместе с Ним ужас Его страданий. Удары страшного римского бича, отрывавшего куски тела Христова, пусть вызывают в вас острую боль. Стук молотка, вбивавшего страшные гвозди в пречистые руки и ноги Христовы, пусть отзывается ужасом в ушах и сердцах ваших.

Я говорил о всегдашнем памятовании величайшего злодеяния рода человеческого – распятия Сына Божия.

Всегда памятовать могут лишь те, которые вместе с апостолом Павлом могут сказать: «Крестом Господа моего Иисуса Христа для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14), которые ничем не хотят хвалиться, кроме креста Господня.

В Римской Церкви был великий святой Франциск Ассизский, у которого от постоянного напряженного помышления о страданиях Христовых, о ранах Его, образовались кровоизлияния на руках и ногах на местах ран Христовых от гвоздей.

И не у одного Франциска Ассизского, но и у некоторых святых Православной Церкви появлялись такие стигматы на руках и ногах.

Огненными знаками начертывается крест Христов на сердцах святых мучеников и всех безропотных страдальцев за Христа.

SONY DSC

Твердо помните слова Христовы: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое» (Лк. 6, 45).

Из сердца, на котором начертан крест Христов, не исходит ничего злого, и в него нет доступа бесам.

Когда в сорокалетнем странствовании по пустыне Бог наказал роптавших на Него иудеев нашествием на них змей, и взмолился Моисей к Богу о помиловании народа, то повелел ему Бог воздвигнуть подобие креста с висящим на нем медным змеем, и все ужаленные змеями, взирая на этот символ распятия Христова, исцелялись.

Будем же и мы непрестанно взирать с верою и слезами на крест Христов, и получим от Него исцеление наших греховных язв.

Будем непрестанно напечатлевать на сердцах наших крест Христов усердным исполнением заповедей Христовых, и тогда сбудутся на нас слова Господа Иисуса: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин. 14, 21).

27 сентября 1952 г.

Православная энциклопедия «Азбука веры» (http://azbyka.ru/)

Слово на Преображение Господне Святителя Луки (Воино-Ясенецкого)

maxresdefault

 

Слово Святителя Луки на Преображение Господне, записанное на магнитофонную ленту 14 августа 1956 года.

 

Друг друга тяготы носите. Беседа митрополита Сурожского Антония со священником Христофором Хиллом

Владыко, я служу в Москве не только на обыкновенном приходе, но и при хосписе. Мне приходится исповедовать умирающих, с ними беседовать, сидеть при них. Хоспис в России — сравнительно новое дело. Вы неоднократно говорили об отношении к смерти, о пастырском подходе к умирающим, но Ваши слова адресованы в основном людям на Западе. Можете ли сказать о специфике служения в хосписе именно в России, не только в духовном, но и в практическом плане?

Возведение в сан митрополита Антония сурожского. Москва. 1966 г.

Возведение в сан митрополита Антония сурожского. Москва. 1966 г.

Ваш вопрос для меня труден тем, что мне не приходилось посещать в России больницы и хосписы. Но умирающих я видел очень много в течение тех лет, когда был студентом на медицинском факультете, потом на войне, потом практикующим врачом в Париже, затем и священником. Мне кажется, что одна из вещей, которые надо всегда помнить — нельзя давать человеку умирать одиноким, с чувством, что доктор, священник, родные — все решили: больше ничего нельзя сделать, пусть себе умирает… Мне кажется, очень важно, чтобы умирающий знал, что его не оставят.

Впервые я пережил, как важно такое присутствие, когда был совсем молодым студентом. Умирала старая, под сто лет, женщина. Она умирала дома, родные не знали, как справляться с ситуацией, поэтому ее поместили в хорошую спальню и оставили одну, а сами занимались своим делом. Но у них все-таки было чувство, что нельзя ей дать просто так умереть, — ведь это происходило не мгновенно, и меня попросили с ней посидеть. Разговаривать с ней было невозможно, потому что она уже не слышала и не видела сознательно. Она лежала совсем спокойно. И в какой-то момент (может быть, я ошибался, но мое восприятие было таково) вдруг я почувствовал, что она умирает. И тут две или три вещи случилось подряд. Она начала метаться, и мне было явно, что она вошла в область тьмы и окружена вражьими силами, которые ее стараются напугать и взять в плен. Я тогда начал молиться: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…» — всю эту молитву. И вдруг ее метанье прекратилось, и по выражению ее лица стало совершенно ясно, что она вошла в область света, будто ангелы Божии ее окружили. Это не то что я видел, а то, что отражалось на ее лице. Она лежала и светлела, был покой и радость на ее лице; и в какой-то момент она умерла. И у меня очень сильно сознание, что когда человек умирает, это не мгновение, когда тело уже жить не может, и душа, «как птичка», вспорхнет и ее не будет, это какой-то процесс, когда за пределом нашего обычного сознания человек начинает входить в контакт с иным миром. Самый близкий к земле мир, кроме наших ангелов хранителей и святых, это те темные силы, которые хотят нас поработить, потом уже свобода приходит.

Учитель Русской гимназии. Париж, Франция. 1943 г.

Учитель Русской гимназии. Париж, Франция. 1943 г.

А дальше, во время войны у меня было много случаев, когда привозили раненых, кому уже медицина не могла помочь. Мне вспоминается один молодой крестьянин, который был смертельно ранен. Я им занимался как врач, но в какой-то вечер мне захотелось с ним побыть, посидеть. Я пришел в палату. Другие раненые спали, а он лежал с открытыми глазами. Я подошел, спрашиваю: «Как ты себя чувствуешь?» — «Я сейчас умираю». — «Тебе страшно?» — «Умереть мне не страшно, но мне страшно умирать одному». — «Один ты не умрешь. Я с тобой буду сидеть, до момента, когда ты перейдешь из временной жизни в вечную». Он мне сказал: «Это невозможно, это может длиться часами, и вы не можете часами сидеть насквозь всю ночь рядом со мной!» — «Могу!» — Он подумал, говорит: «Да, но я все равно этого знать не буду. В какой-то момент потускнеет мое сознание». — «Мы вот что сделаем. Я сейчас сяду рядом с тобой и мы будем разговаривать. Ты можешь мне рассказывать про мать, про жену и детей, про свою ферму, про свои поля, про животных, которые там пасутся, будешь мне все рассказывать, что сейчас наполняет твое сердце. В какой-то момент ты начнешь уставать, тебе станет утомительно разговаривать, но ты еще сможешь на меня смотреть. Тогда я возьму тебя за руку, и ты возьмешь меня за руку, и мы будем так сидеть. Ты будешь лежать молча, глядя на меня, и я буду тоже глядеть тебе в глаза. В какой-то момент ты еще ослабеешь, глаза твои закроются, и тогда у нас будет одна точка соприкосновения: я буду изредка пожимать твою руку, чтобы ты знал, что я тут, а ты в ответ будешь пожимать мою руку. И так постепенно мы пройдем через врата смерти». И мы так час-другой сидели. Изредка он пожимал мою руку: тут или не тут? В ответ я пожимал его руку: да, я тут. В какой-то момент его рука открылась: он умер. И это у меня осталось как воспоминание о том, насколько важно, когда человек умирает, ему не остаться в одиночестве. Причем, как я уже сказал, не в том смысле, чтобы вокруг него толпились люди, что-то делали, а чтобы до него доходило: он не одинок. Пока он слышит, пока он видит, все хорошо. А в какой-то момент он должен чувствовать твою руку, твое тело. Когда он пожмет твою руку, нужно ответить, чтобы он знал, что ты здесь, и только тогда его оставить, когда он отпустит твою руку, перестанет дышать и уже будет мертв.

Лондон, Кенсингтон-стрит. 1948 г.

Лондон, Кенсингтон-стрит. 1948 г.

Я не знаю, насколько это осуществимо в обстановке любой больницы или хосписа, но поскольку это возможно, будь то дома, будь то в больнице, это надо делать. Причем совершенно не обязательно, чтобы это делал священник, — это может быть любой человек, кто готов передать умирающему сознание, что он не оставлен и что разлуки нет. Тогда в самый момент смерти он, отпуская твою руку, будет знать, что нет разлуки, ему незачем будет это доказывать.

Мне кажется, что бывает — человек действительно желает одиночества, и есть опасность навязывать себя умирающему, когда он действительно хочет быть один с собой и с Богом. Что Вы скажете?

Я согласен, что так бывает. Возьмите хотя бы кончину старца Силуана. Когда он был при смерти, монах, который за ним смотрел, его ненадолго оставил по каким-то делам, и в этот момент, когда старец остался один с Богом, он и перешел из времени в вечность. И я думаю, что бывают люди, которые созрели к состоянию: теперь я могу с тобой расстаться, я могу тебя на прощание поцеловать или пожать руку — в зависимости от того, кто вы и кто он — и теперь оставь меня. Я сейчас буду со Христом и хочу только с Ним быть, и так уйти в вечность, туда, где Он есть… Но это, мне кажется, довольно редко встречается. Хотя у меня опыт только Запада в этом отношении, причем главным образом французского Запада, где большинство солдатиков были, в общем, неверующие. В России положение другое, потому что очень у многих людей, даже если они конкретно неверующие или не конкретно верующие, есть это измерение иного мира.

Если человек скажет: «Я хочу умереть только со Христом», ему можно ответить: «Хорошо, я тебя оставлю, но я оставлю тебе тоже колокольчик, на случай если вдруг тебе станет страшно быть одному». Или (если колокольчика нет): «Я тебе дам тарелку, ты можешь ее уронить на пол, чтобы я услышал зов». Потому что человек может в эту минуту чувствовать, что ему так хорошо быть со Христом, а через полчаса вдруг ему станет страшно одиночества, ему понадобится или дружба, или молитва, или просто физическое присутствие. И надо дать возможность человеку быть одному и как-то следить за тем: он все еще счастлив в своем одиночестве и единстве со Христом или вдруг ему стало страшно? Потому что сознание присутствия Божия не обязательно нарастает. Бывает то, что отец Софроний как-то назвал «метафизический обморок»: вдруг ты теряешь Бога. Бог тут, но ты Его будто потерял.

Владыка Антоний с мамой и бабушкой, 1949 г.

Владыка Антоний с мамой и бабушкой, 1949 г.

В хоспис приходят добровольцы, готовые помогать больным и персоналу. Часто меня спрашивают: что делать с умирающим человеком, как говорить с ним? Я всегда отвечаю: ничего не говорить, молчать, благоговейно подходить к человеку, не навязывая разговора, особенно о Боге, о Церкви. Я думаю, что такие разговоры нужны в свой момент, в свое, в другое время…

Да, в другое время. Или как ответ на вопрос; но нельзя умирающему навязывать то, о чем он не просит. Человек, который с умирающим находится, может молиться про себя.

Иногда человек, особенно в России, не может чувствовать Бога в Церкви, для него все чуждо в ней: таинства, причастие, исповедь и т. д. Но мне кажется, что человек может чувствовать Бога в культуре, в музыке, в поэзии, в природе. С умирающим человеком надо говорить не только про Церковь, но про его жизнь, его интересы. Конечно, исповедоваться, причащаться важно, но не менее важно дать человеку возможность говорить о себе и благодарить за то, что есть в его жизни. Часто приходится слышать от людей: «Я так несчастлив, моя жизнь такая страшная, такая ужасная». Но мне не верится, что у человека не было хоть одного момента счастья в жизни. Как Вы считаете? Я думаю, что очень важно, чтобы человек говорил о том счастье, которое было, особенно когда ему предстоит смерть.

Я с вами согласен, что надо дать человеку вспомнить все прекрасное, или красивое, или доброе, что было в его жизни. Жизнь сложная и наслаивается на сознание и добро и зло, и радость и горе, а в какие-то моменты то или другое преобладает. Скажем, когда человек страдает, он не обязательно может думать о лазурном небе.

С о. Василием Кривошеиным и о. Петром Л. Бродстерс. Великобритания. 1958 г.

С о. Василием Кривошеиным и о. Петром Л. Бродстерс. Великобритания. 1958 г.

Это может быть некстати, но я вам расскажу. Одно время наш военный госпиталь стоял недалеко от лагеря немецких военнопленных. Там был молодой немецкий хирург, который по закону имел право оперировать немцев. И вот одного немца привезли с огромным нарывом на ноге. Я этому врачу сказал: «Вы будете, конечно, оперировать. а я ему дам анестезию». Он ответил: «Он солдат и мужчина, он без анестезии обойдется». — «Это будет дико больно!» — «Ничего, выдержит». Он взял скальпель, взрезал ногу. Солдат сначала закричал от боли, потом стал ругаться, потом стал этого хирурга ругать, потом стал проклинать его за свое страдание. Когда все кончилось, когда он был забинтован, он вытянулся под караул в постели и говорит: «Господин хирург, я у вас прошу прощения за то, как я вас проклинал». И хирург ему ответил: «Это ничего. Знаете, боль выражается степенями. Вначале ты кричал, потом ругался, а когда боль дошла до предела, ты меня стал проклинать, а если было бы еще хуже, ты Бога проклинал бы; это все в порядке вещей».

С этим приходится считаться: человек может начать с того, что будет стонать, а кончить тем, что будет проклинать Бога. Это ничего не говорит о его духовном состоянии, это говорит только о том, что у него нет слов, чтобы выразить свою боль. Поэтому если кто-нибудь находится при таком больном, он не должен смущаться, не должен уговаривать: «Как ты можешь! Ты мне только что говорил, что ты верующий, а сам…». Нет, это просто крик, который громче, громче, громче. И мне кажется, что надо уметь принимать больного, какой он есть. Слишком поздно ему навязывать какие-то убеждения или подходы. Бог его как такового любит.

Монашеское собрание. 1957 или 1958 г.

Монашеское собрание. 1957 или 1958 г.

Мне вспоминаются слова Иринея Лионского, который сказал, что слава Божья есть живущий человек, а жизнь человека есть созерцание Бога. То есть каждый связан с Богом уже тем, что он человек, как икона… Не важно, какие у него личные убеждения, взгляды или даже отсутствие убеждений.

Человек остается человеком. Если продолжать ваше сравнение с иконой: мы дивимся на прекрасную икону. Но с какой болью и благоговением мы относимся к иконе, которая была злом изуродована. Мы ее не выкидываем, мы на нее смотрим как на раненого. Так же можно смотреть на человека. Он — икона, но изуродован. Он может даже богохульствовать, кричать, но это все выражение боли и растерянности, а сам он остается иконой.

Другой вопрос. Установлен диагноз: у человека рак. Можно ли об этом говорить больному?

Есть люди, которым можно сказать. Есть люди, которых, если скажешь, это подорвет настолько, что они не смогут справляться с собой. Но я пришел к убеждению за многие годы, что с людьми надо говорить не о смерти, а о жизни. Если человек верующий, с ним можно говорить о вечной жизни, хотя даже верующему это не так просто. Но можно говорить: «Сейчас твое тело вымирает, твое тело в болезненном состоянии. А посмотри, сколько у тебя в душе осталось любви к некоторым людям, хоть к одному человеку: к матери, к жене, к ребенку, к другу, сколько в тебе есть воспоминаний о всем светлом, что у тебя было в жизни». И помочь человеку собрать все светлое, что у него в жизни было. Потому что когда человек болеет, конечно, естественная тенденция думать только о плохом, о темном, о болезненном. Но если ему помочь из прошлого как бы неводом вынести все прекрасное, что когда-либо было, то он будет умирать по-иному. Он будет умирать со светом, который у него был в жизни, а не с тьмой, которая в жизни у него была. Это не обязательно ему поможет вступить в вечную жизнь радостно, но поможет ему думать, что это от него никогда не уйдет. Боль уйдет, ссоры уйдут, расставание уйдет, а это отложилось неотъемлемо, это уже вечная жизнь во мне. Это для полуверка достаточно. Для верующего это может пойти дальше, конечно. Ему можно говорить: «Разве ты не помнишь, как ты молился, как ты переживал то или другое в Боге?».

Лагерь в Уэльсе. 1967 г

Лагерь в Уэльсе. 1967 г

Но даже человек, который на краю веры или не знает, что он верующий, может переживать смысл и красоту. И мне кажется, что мы часто забываем, что в конечном итоге, Бог — это предельная красота. Это слово понятно каждому. Когда говоришь: «Бог есть истина», — а что такое истина? Пилат уже как давно это спросил. А если говоришь: «Бог — это же такая красота! Посмотри, сколько вокруг тебя красоты. Это только отблески того, что Бог собой представляет» — это человеку доступнее. Это мне помогло несколько раз в общении с умирающими, так что я вам это передаю.

Года два назад в хосписе скончалась женщина по имени Татьяна. Она выдавала себя за неверующего человека, но сказала, что хотела бы со мной поговорить. Мы начали говорить о политике, о телевидении, о всем, что угодно, кроме как о Боге и о Церкви. Однажды в разговоре о музыке она сказала, что ее любимая музыка это Шестая симфония Чайковского. Мы немножко порассуждали об этом, и в конце концов она сказала: «Да, если Бог есть, то я Его слышу в этой симфонии». Когда она слушала эту симфонию, для нее это было своего рода причастием. Дело кончилось тем, что она в конце концов по-настоящему причастилась. Так что я думаю, что путь к Богу разный. Не всегда нужен строго церковный подход в нашем понимании как священнослужителей, надо исходить из того места, где сам человек стоит, а не из того места, где ты стоишь.

Мне хотелось бы поговорить о самом моменте смерти. Для многих это что-то страшное. В службе отпевания смерть называется таинственной. Но таинство для верующих людей— это что-то красивое, замечательное, благодатное. Мне не раз приходилось быть свидетелем момента смерти человека, и чувствовалось, что это благодатный момент, хотя вокруг слезы, страдание, есть этот момент разлуки с человеком. Как это сочетается?

Проповедь митрополита Сурожского Антония в университетском храме, Кембридж, 5 марта 1978 года

Проповедь митрополита Сурожского Антония в университетском храме, Кембридж, 5 марта 1978 года

Я думаю, что мы забываем, что таинство это что-то таинственное, то есть что-то, что мы постигаем на поверхности или на какой-то глубине, но за чем стоит нечто нам непостижимое. И поэтому смерть действительно таинство. Мы воспринимаем телесную смерть, мы воспринимаем все, что душевно, психологически с ней связано. А за этим есть встреча с Богом, — но этого мы не способны человеку передать. Может быть, мы сумеем в другом порядке ему передать сознание, чувство общения с Богом, но мы не можем через смерть идти в этом направлении. Если брать западное слово, sacramentum, это нечто священное, нечто непостижимое. Объяснить человеку, в чем заключается смерть, так же невозможно, как объяснить человеку, в чем заключается Причащение Святых Даров. Это можно пережить, испытать, но объяснить словами — нет, нельзя. Можно сказать: «Когда я причастился, я прикоснулся к ризе Божией», или: «Я встретил Бога на какой-то глубине», но это все что можно сказать, и только сам человек может сказать. Смерть действительно таинственна, мы не знаем, в чем она заключается. То есть: разлучение души от тела — это очень просто сказать, но как бывает, что человеку вдруг, как цветок, расцветает и оказывается в райском саду? как случается, что человек прорвался через ограниченности времени и пространства и телесности и оказывается в мире бестелесности в каком-то смысле, бесконечности, лицом к лицу с Богом — Каким он Его постичь может? Человек может встретить Бога как Христа воплощенного и воскресшего. Или, еще не дойдя до этого, встретить Его как Свет, к Которому идет…

В основном в хосписе люди пожилые, у которых жизнь уже состоялась, прошла. Но встречаются люди молодые, умирали от рака люди двадцати лет, даже моложе. У Вас есть советы, как подходить к ним, как говорить о той жизни, которая не состоялась? Казалось, впереди много лет, полных счастья, будет учеба, работа, семья… Всего этого уже не будет. Это очень трудно…

Нью-Йорк. 1969 г.

Нью-Йорк. 1969 г.

Знаете, иногда молодому легче умереть, чем старому. Старый часто влечет за собой груз всей жизни, у него есть очень многое, чего жалеть, и многое, что его пугает: как я вступлю в вечность с этим уродством? — говоря церковно: с грехами своими? А молодому человеку, который еще не успел в такой мере нагрузиться греховностью, можно сказать: «Ты молод, — ты сейчас входишь в область вечной молодости. Твоя молодость на земле раненая, изуродованная болезнью. Болезнь отпадет, останется только молодость».

У меня ответа настоящего нет, я просто с вами делюсь тем, что сам мог бы сказать или что случалось сказать…

В заключение я хотел бы вас попросить сказать несколько слов работникам хосписа, медсестрам, добровольным помощникам и, конечно, главному врачу Вере Васильевне Миллионщиковой.

Когда вы мне поставили вопрос, сразу блеснула мысль, вернее, слова апостола Павла: друг друга тяготы носите, и так вы исполните закон Христов. Дело врача, дело сестры милосердия, дело всех тех, которые окружают своей заботой, состраданием и любовью больного — нести его тяготу. То есть с ним разделить эту тяготу, не то что истерически переживать с ним то, чего сам не испытываешь, а быть с ним рядом, не учить его, а разделять с ним его тревогу, но не отчаяние. «Да, я понимаю, что тебе страшно, но не бойся, потому что я видел много смертей, я встречал многих людей, которые вошли в вечную жизнь. Не бойся!»

Троице-Сергиева лавра. Первый приезд владыки Антония в Россию. 1960 г.

Троице-Сергиева лавра. Первый приезд владыки Антония в Россию. 1960 г.

А кроме того, когда ты привязан к тому человеку, который умирает, молодому пациенту, которого просто жалко, не надо обороняться, не надо защищаться, стараться «не переживать», для того чтобы было легче тебе работать. Надо быть готовым до предела болеть душой, до предела со-страдать этому человеку. При этом бремя ложится уже не на его одно плечо, а на два: на его и на твое. На словах это очень трудно выразить, но вот пример. Когда я был студентом первого курса и впервые оказался в хирургическом отделении, там умирал молодой человек, весь покрытый гнойными язвами. Он был в отдельной палате, потому что от его тела была старшая вонь. Старшая сестра меня к нему повела в порядке обучения (я только начинал медицину). И этот молодой, лет девятнадцати, человек ей сказал: «Сестра, я сегодня умру. Мама не успеет прийти до моей смерти. Поцелуйте меня за нее на прощание». Она сжалась от отвращения, ответила: «Нам не разрешается целовать больных!» — и вышла вон. А за дверью заплакала: «Какой ужас! Мне так отвратительно было бы его поцеловать, что я отказалась». Я пошел к нему и сказал: «Знаешь, я не мама, но я мог бы быть тебе братом. Давай простимся, как братья, а я твоей маме расскажу», — обнял его и поцеловал. И тогда он сказал: «Теперь я могу спокойно умирать».

Вот что я хотел сказать о сострадании. Это не: «Ах, ах! Бедненький! Голубчик мой!». Это просто: ты мне не противный, я твоей болезни не боюсь.

Огромное спасибо за Ваши замечательные слова. Все Ваши книги есть в хосписе, Ваш дух там. Если Вы приедете в Россию, обязательно приходите к нам!

С радостью! У меня нет слов сказать, как я благодарен Богу, что те беседы, которые я здесь веду, оформляются в книги, до каких-то людей доходят и, судя по тому, что мне пишут, что-то им приносят. Я всегда мечтал вернуться в Россию и там трудиться. Это не случилось. Я мечтал тоже что-то делать для того, чтобы русским людям было легче и лучше. Единственное, что я могу сделать — эти беседы, эти книги. Я страшно благодарен за то, что вы их читаете!

Оксфорд, 27 мая 2001 г.

Архив митраполита Антония Сурожского
(http://masarchive.org/Sites/Site/Entry.html)

Как ухаживать за тяжелобольными: советы психолога

Какие психологические проблемы могут возникнуть при уходе за тяжелобольным человеком и способах их разрешения рассказывает психолог службы помощи больным боковым амиотрофическим склерозом (БАС) при православной службе «Милосердие» Оксана Орлова.

Клодт Михаил Петрович. Последняя весна. 1861 г. Государственная Третьяковская галерея

Клодт Михаил Петрович. Последняя весна. 1861 г. Государственная Третьяковская галерея

По обе стороны болезни

Этот текст адресован тем, кто ухаживает за тяжелобольными людьми, но если его прочтут те, кому адресованы уход и забота, вреда не будет, даже наоборот.

Больного человека мы считаем слабым, пассивным и страдающим, забывая о другой стороне медали, о том, что у болезни есть власть. Когда человек болеет, он фиксируется на своем заболевании и не замечает ничего вокруг. Он – тот, кому хуже всех. И при этом – центр маленькой системы, в которой все вертится вокруг него. От окружающих больной ожидает внимания и заботы, а когда не получает ожидаемого – злится. Больным людям свойственны вспышки гнева, упрямства.

Форма и причины этих эмоциональных проявлений могут быть различны, но общий посыл такой: мне хуже всех, поэтому вы обязаны подстраиваться. Реакция со стороны родственников обычно такая: ему действительно хуже всех, поэтому мои переживания вообще не имеют значения. Неловко жаловаться человеку, который находится на грани жизни и смерти на свои мелкие неприятности, а по сравнению с его горестями и бедами мелкой неприятностью кажется любая проблема.

От родственников тяжелобольных людей часто приходится слышать: «Я как будто обслуживающий персонал. Я – не личность, которая ухаживает за близким человеком из любви, а прислуга, которой командуют: Подай! Принеси!»

Гун Карл Фёдорович. Больное дитя. 1869 г. Государственная Третьяковская галерея

Гун Карл Фёдорович. Больное дитя. 1869 г. Государственная Третьяковская галерея

Действительно, от больного человека не всегда можно дождаться благодарности, услышать: «Спасибо! Как хорошо! Что бы я без тебя делал!» Больной человек часто воспринимает помощь близких как нечто само собой разумеющееся. Именно здесь проходит трещина в отношениях между больным и здоровым человеком, которая может привести к взаимному охлаждению и непониманию.

В похожей ситуации «обслуживающего персонала» оказывается молодая мама, на которую внезапно и одновременно обрушились все заботы о ребенке. Но если ребенок это «накопительный вклад», от которого есть и «доход» в виде положительных эмоций и «накопительные проценты», то уход за тяжелобольным человеком больше похож на возвращение долга.

Ухаживающий родственник чувствует, что «стоимость» его личности снижается, ему кажется, что он не имеет права на свое, личное. Мамы младенцев могут решать эту проблему путем самоидентификации, отождествления со своим чадом, от них часто можно услышать: «Мы покушали, мы покакали». С бабушкой после инсульта или онкологическим больным «слиться» таким образом, не получится. В случае неизлечимой хронической болезни ситуация еще сложнее, если состояние близкого человека ухудшается на глазах, у близких может возникнуть…злость.

Это – обратная сторона привязанности. Если любишь человека, который угасает, что же делать – в гроб с ним ложиться? Альтернативой становится желание дистанцироваться, отделиться, это делается неосознанно. Ухаживающий начинает злиться на больного: «Да что он о себе возомнил? И без него обойдусь! Моя жизнь будет продолжаться».

Когда тяжело болеют и угасают дети, родители тоже зачастую злятся, осознанно или неосознанно они чувствуют, что что им отказано в праве на свое продолжение, исчезает оправдание их жизни. Об этих чувствах не принято говорить, но это не значит, что их нет.

Клодт Михаил Петрович. Больной музыкант. 1859 г. Государственная Третьяковская галерея

Клодт Михаил Петрович. Больной музыкант. 1859 г. Государственная Третьяковская галерея

Больной и здоровый: в мире эмоций

Ухаживающие родственники испытывают к больному двойственные чувства: с одной стороны они хотят, чтобы их близкий прожил подольше, а с другой – чтобы их «каторга», в которой они не принадлежат сами себе, завершилась. От этих не всегда осознаваемых чувств люди мучаются, ругаются и ссорятся. Бурные выяснения отношений иногда происходят у постели тяжелобольного, беспомощному человеку в один миг «припоминают» все прошлые грехи и обиды, а ухаживающий вместо благодарности получает упреки.

Осознать свои чувства

Прежде чем высказывать свои эмоции и чувства другому, нужно понять и осознать их самому, в этом помогут рекомендации, созданные для родственников больных БАС, они пригодятся тем, кому приходится ухаживать за больными.

На пути к диалогу

Боясь ранить другого человека, мы день за днем отгораживаемся от него маской, и отношения подменяются функциями, больной капризничает, ухаживающий терпит, оба злятся друг на друга, так, не решаясь открыться друг другу, больной и здоровый проводят вместе свои дни, как два каторжника, связанные кандалами.

Где же выход из этой тягостной ситуации? Лично я, как психолог выступаю за диалог.

Даже если больной человек чувствует, что весь мир вертится вокруг него и с удовольствием командует родственниками, то он все равно какой-то частью сознания ощущает себя тираном, насильником. Это неприятное переживание, от которого человек старается «убежать» и злится еще больше. Но если каждый из участников конфликта увидит ситуацию глазами другого больной – глазами здорового, а здоровый – глазами больного, это поможет им начать диалог и вернуть взаимопонимание.

Спасение в том, что связь между здоровым и больным достаточно тесная и их влияние друг на друга взаимно, если меняется поведение одного, другому приходится подстраиваться.

Гораздо проще злиться, если понимаешь, что человек, на которого ты злишься, достаточно устойчив, что он не разрушится от твоих эмоций и не будет на твою злость отвечать. В таких случаях полезно бывает проговорить свои чувства, но делать это нужно аккуратно и корректно.

Костанди Кириак Константинович. У больного товарища. 1884 г.

Костанди Кириак Константинович. У больного товарища. 1884 г.

В одной семье был лежачий больной. Несмотря на полную неподвижность он умудрялся командовать и помыкать родственником, который за ним ухаживал. А у того, в свою очередь накопились обиды за долгое время, начиная еще с состояния «до болезни». И вот в какой-то момент ухаживающий, который много лет молча терпел и никогда не говорил о своих чувствах, вдруг сказал, что такая ситуация для него неприемлема. Настолько, что он готов уйти из дома и оплачивать родственнику сиделку. Сообщил, что ему не хочется оставаться под одной крышей с таким человеком настолько, что если бы больной вдруг выздоровел, то ухаживающий немедленно ушел бы. «Ты получишь уход, но не жди от меня тепла и заботы. Ты постоянно меня обижаешь и мне тяжело проявлять к тебе теплые чувства».

После нескольких таких разговоров больной задумался и постепенно нашел способы, чтобы выразить родственнику свою любовь и благодарность, их отношения постепенно стали более искренними и близкими. Когда тяжелобольной умер, у родственника не осталось тяжелого осадка, они успели проговорить то, что мучило обоих, смогли примириться и попрощаться.

Проговорить существующие проблемы – первый шаг к тому, чтобы укрепить отношения. Обозначить свои границы, свои переживания, честно рассказать о своих ожиданиях и страхах, рассказать о том, какие чувства вызывают у вас слова и поступки другого. Ухаживающий расскажет о своей жалости и злости, а больной – о надежде, обиде и сожалении, оба поделятся своими страхами и опасениями, проговорят не те чувства, которые они «должны испытывать», то, что чувствуют на самом деле.

А ведь кроме отношений, которые сложились во время болезни, у близких людей много общего – накопились воспоминания и вопросы, которые никогда не было времени задать за годы общей жизни. Отношения с болеющим и даже умирающим близким могут быть гораздо глубже и полнее, чем принято считать.

В заключение хочется сказать еще вот что. Во время групповой работы с людьми, которые потеряли своих близких, выяснилось что самый важный для них вопрос: «Сделал ли я для своего близкого человека все, что было ему нужно?» Те, кто может ответить на него положительно, чувствуют себя гораздо спокойнее. Это очень важно – успеть сделать для человека то, что ему нужно. Но для того, нужно узнать, что нужно ему, чтобы вместо желаний и потребностей больного не начать удовлетворять свои. Нужно начать диалог, сделать шаг навстречу.

Алиса ОРЛОВА

http://www.miloserdie.ru/articles/kak-uhazhivat-za-tyazhelobolnym-sovety-psihologa

Супруги

У бабы Тани гниют апельсины, если я долго не захожу. Потому что родные к ней не ходят давно, а гостинчик из ветеранских полдников она все равно собирает. Ждет. Дядя Юра говорит, что предательство ближних пережить нельзя, от этого с ума сойти можно. Некоторые сходят. Анечка, когда внучка перестала ее навещать, отказалась разговаривать, Мария Павловна плачет без звонков дочери…

 Сестер в пансионате не хватает. Потому, прежде всего, идем к одиноким. И с Таисией Прокофьевной мы бы не познакомились, если б ее супруг не заболел. Виктор Анатольевич всегда приходил к обеду. А накануне предупредил: вынужден лечь в стационар. Как Таисия Прокофьевна воспримет эту информацию? Предугадать ее реакцию сложно – травма головного мозга. Поймет ли?..

В ответ на сообщение слышим немного странную фразу:

— Вы такие интересные люди!

Леонид Афремов. Танго любви

Леонид Афремов. Танго любви

Не поняла? Не поверила? Или это ей неважно?.. Или предполагала, что в следующую минуту откроется дверь и появится Виктор Анатольевич. Озабоченный, обвешанный продуктовыми сумками, он показывает нам вакуумную упаковку семги:

— Посмотрите, пожалуйста, кажется эта рыба недостаточна свежа для Таечки…

Он всегда называл ее так, с первого дня, с начала знакомства. «Таисия», – строго представилась ему хрупкая блондинка в форме младшего лейтенанта. «Таечка», – умилился он и пригласил девушку на танец.

Прежде капитан Курдо отказа не знал. А тут услышал: «Устала», – без тени кокетства. Он в курсе, конечно: девчата из секретной части, расположенной в 13 км от Бадена, идут на танцы пешком, реже добираются попуткой. Но такого простодушия и детской искренности от прекрасной незнакомки офицер не ожидал. Отказ не оскорбил. Доверчивость девушки взывала к его совести. А совесть, как говорят святые отцы, Предтеча любви…

Леонид Афремов. Танго прошедших лет

Леонид Афремов. Танго прошедших лет

Капитан с готовностью продемонстрировал дружеское понимание, братскую поддержку, отеческую заботу и прочие духовные качества – словом, все лучшее, что имел. А чего не имел, то спешно нарабатывал. Потому что для Таечки он хотел только самого лучшего. Всем влюбленным известно это чувство. Как и то, что подчас легче сорвать с неба звезду для любимой, чем забыть о себе ради ее пользы. Не сразу открываются радость служения ближнему, неисчерпаемость этой радости, и смысл ее, и истина.

Однажды капитан поймал себя на мысли, что танцует недостаточно хорошо для Таечки, застеснялся приобретенной после ранения хромоты и засел бирюком в дальнем углу, наблюдая, как его лучший друг Славка обхаживает лучшую девушку в мире.

Но Таечка профессиональным чутьем разведчицы мгновенно запеленговала его осторожный взгляд, уверенно пробралась сквозь шеренги вояк и села рядом. «Болит? – спросила она про ногу. — Скоро пройдет». Действительно, прошло. И не заметил, как хромота исчезла. Да разве можно было думать о больной ноге, когда рядом Таечка! Они часами гуляли по городу. Романтичнее места тогда не было во всей Европе. Живописный австрийский Баден лежал меж зеленых холмов Венского леса. Знаменитый курорт, где гостили Моцарт, Сальери, Бетховен, Штраус старший, Гайдн… Даже бомбовая атака, предпринятая под занавес военных действий в апреле 1945 года, не уничтожила обаяния этого города.

Леонид Афремов. ТангоПосле победы в нем разместился главный штаб сил союзников: СССР, США, Франции и Великобритании. Капитан Курдо прослужил здесь до 1951 года, Таечка до 52-го. Каждый месяц – торжественная смена караула, парад союзных армий и бал в королевском дворце. А каждую субботу – танцы в советском Доме офицеров. Клуб обустроили в местном казино. Солдатский духовой оркестр играл в залах, сверкающих императорскими зеркалами. Они напоминали Виктору Анатольевичу родную Акуловку – в их небольшом городке под Ленинградом почти во всех домах ставили такие огромные, до потолка, зеркала. Считалось признаком достатка и советского аристократизма.

В 85-м году, когда в супруги Курдо, наконец, получили отдельную двухкомнатную квартиру в Тушино, Виктор Анатольевич украсил интерьер огромным старинным зеркалом. Прошлым летом эта махина свалилась на Таечку. Всю ночь шла операция, трепанация черепа… Страшнее ему не было даже на войне. Командир пулеметной роты, орденоносец, прошедший с первым украинском фронтом до самого Берлина, теперь беспомощный и бессильный ожидал в больничном коридоре. Сожалел, что не научился молиться. Но разве та ночь не была его молитвой?!..

Он вспомнил, как после демобилизации Таечка приехала из своего Мичуринска навестить московскую тетку. Встретилась и с ним. Виктор познакомил ее с мамой. «Славная девушка, – сказала мама и прибавила классическое: – Как порядочный человек, ты должен на ней жениться». Сын парировал тоже классически: «Ты ничего не понимаешь, мы — друзья!..» Разгорячился и засыпал мать аргументами типа: Таечка – «синий чулок» и недотрога, ничего «такого» между ними не было, ну поцеловались пару раз – так то по-дружески, ну приехала она в Москву – так то к тетке…

— К тетке?.. – улыбнулась мама. – Это Таечка сказала или ты сам выдумал?

Леонид Афремов. Чувственное танго

Леонид Афремов. Чувственное танго

Как ушатом окатило. А если права мама, не к тетке, а к нему приехала Таечка? Нет, быть того не может! Чтобы такая девушка к нему… Комсомолка, красавица, воплощенный идеал советской молодежи, по-детски доверчивая и по-армейски подтянутая, возвышенно-романтичная и педантично-дисциплинированная… Да таких как Таечка на танец невозможно пригласить, не то что замуж!..

Виктор Анатольевич тряхнул кудрями и как в омут:

— Выходи за меня!…

Таечка не согласилась. Что и следовало ожидать. Но и не отказалась!.. Сказала, если ему важен ответ, пусть приедет за ним к ней в Мичуринск.

Он отправился следом. Тогда же там и сыграли свадьбу. 18 марта, 58 лет назад… Будто вчера. Время странная вещь, как и память…

Многое ушло из сознания, когда Таечка пришла в себя после операции. Мужа узнала сразу. Но войны словно не было: ни службы в контрразведке, ни боевых наград, ни звездочек на погонах. Нет, первую – лейтенантскую – она вспомнила, впрочем, как факт не фронтовой, а семейной биографии.

Это было в том же, 45-м. Наши войска уже возвращались домой. Девчонки из секретной части паковали чемоданы, присматривали заграничные наряды в местных австрийских магазинчиках. Оказалось, у Таечки, скромницы и комсорга, вкус первоклассной модистки! Фронтовые подруги, подражая ей, скупали самые яркие одежды. Но так носить пламенно-красное пальто могла только Таечка!

Неожиданно всему женскому батальону присваивают лейтенантское звание. Демобилизация откладывалась. Чтоб армейские барышни не впали в уныние, им позволили ходить на танцы в Баден. Вот и ходили: 13 км туда и столько же обратно, пешком, босиком, закинув сапоги за спину, Таечка – к своему Курдо, Курдо – к Таечке.

Леонид Афремов. Танец под дождём

Леонид Афремов. Танец под дождём

Однажды разминулись. Капитан бросил камешек в окошко общежития – на стук выглянула дежурная, Саша Варфоломеева, и насмешливо ему:

— Опоздал, капитан, ушла Таська!

И почему-то его это сильно задело. С досады пригласил он насмешницу в ресторан. Заказал все меню, на столе места для блюд не хватало. Саша покидала ассортимент в сумку. А в общежитии накрыла девчонкам королевский ужин. Все так и вытаращились. Саша и тут съязвила:

— Ешь Таська, твой Курдо угощает!

Таечка ни словом не обмолвилась об этой сцене капитану, это девчонки ему позже рассказали. А он – нам, много позже, когда супругу поместили в пансионат. Она представилась нам по-детски кротко:

– Таечка. – И добавила: – Кто назовет Таська, с тем разговаривать вообще не стану. – Глянула исподлобья, голова утопала в подушках, кружевной чепчик сбился к носу – точно ребенок.

Странная вещь память. Порой Таечка способна вполне адекватно поддержать беседу, не сразу и поймешь, в какой момент ею утрачивается реальность.

Виктор Анатольевич кутает супругу в домашний плед, сортирует пакеты с провизией, семгу окончательно бракует.

– Почему вы не в больнице, Виктор Анатольевич?!

— Ну вы такие интересные люди… Как можно?.. Я думал речь идет о двух днях, оказалось, надо лечь на две недели! Как можно, чтобы Таечка здесь, а я там две недели? Такие интересные люди…

– Вы такие интересные люди… мы такие интересные люди… – повторяет Таечка, постепенно погружаясь в свое обычное отрешенно-дремотное состояние.

Она часто заговаривается, подолгу пребывает в забытьи. А когда произносит что-то осмысленное, поневоле задумываешься о тайнах человеческого сознания. Оно, лишенное нашей воли, похоже, отсекает все несущественное и хранит лишь самое важное. И тогда открывается, что действительно важно: совесть, любовь, супружество…

Сестра группы милосердия «Преображение»
Папилова Людмила
Январь 2011 года

Группа милосердия «Преображение» (http://milost.ru/)

Если Бог есть Любовь, то и человек есть любовь

Что сложного в милосердии: казалось бы, у тебя просят — ты дай, можешь помочь — помогай. Но все ли люди призваны к самоотдаче ради ближнего? Может, это дело социальных служб, а вовсе не Церкви? Могут ли добрые дела нанести вред душе?

В Ростовском доме-интернате для престарелых и инвалидов №2 совершены Таинства Исповеди и Причастия

29 августа 2014 года, в день праздника Нерукотворного образа Господа Иисуса Христа в Ростовском доме-интернате для престарелых и инвалидов №2 были совершены Таинства Исповеди и Причастия.

В Ростовском доме-интернате для престарелых и инвалидов проведена духовно просветительская акция

21 июня 2014 года помощник настоятеля строящегося храма святых Жен Мироносиц г. Ростова-на-Дону Валерий Мачнев и сестры милосердия сестричества Святителя Луки архиепископа Симферопольского и Крымского провели духовно-просветительскую  беседы в Ростовском доме-интернате для престарелых и инвалидов №2.

«Разработку Луки продолжаем…» Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) и Крымская епархия 1946 — 1961. Сборник документов.

Основу сборника составляют недавно рассекреченные документы — докладные записки сотрудников МГБ СССР и информационно-отчетные доклады уполномоченных по делам РПЦ при Совете министров СССР по Крымской области о деятельности архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого, 1877–1961) на Крымской кафедре (1946–1961).

Пристальный и недоброжелательный контроль со стороны власти за каждым поступком и словом святителя ныне стал документальной летописью его исповеднических трудов по просвещению народа Божия учением Христовым, противостояния воинствующему безбожию и свидетельством непоколебимой веры в Промысл Божий.

В помощь добровольцам. Пособие по уходу за тяжелобольными

Данный сборник составлен на основе материалов практико-ориентированных семинаров, проведенных Свято-Димитриевским сестричеством в 2008 году по инициативе добровольцев. Он может служить карманным справочником в работе добровольцев. В сборник вошла программа шестичасового однодневного тренинга и справочные материалы, необходимые в работе добровольцев — правила ухода за больным, меры инфекционной безопасности, телефоны справочных и «горячих линий» и др.

Страница 1 из 2

Работает на WordPress & Автор темы: Anders Norén