Мы публикуем рассказ о жизни удивительной женщины – игумении Серафимы, удивительной женщины, которая сохранила веру в Бога в сложнейших обстоятельствах, достигла больших высот в науке. В преклонном возрасте она стала игуменьей Новодевичьего монастыря и за пять лет возобновила монашескую жизнь в обители и на двух подворьях, собрала материалы для прославления своего деда – митрополита Серафима (Чичагова) и возобновления почитания первой игумении Новодевичьего монастыря преподобной Елены Московской. Этот рассказ мы публикуем в продолжение нашей темы о работе, поскольку жизнь матушки Серафимы – яркий пример того, как православный человек может сочетать в своей жизни труд и карьеру, веру и научные достижения.

Варвара Васильевна Черная (девичья фамилия — Резон) родилась 12 августа 1914 года в Санкт-Петербурге в семье чиновника Финляндского Статс-секретариата Василия Августовича Резона, надворного советника. Ее мать Леонида Леонидовна [1] была дочерью Леонида Михайловича Чичагова, впоследствии митрополита Серафима, принадлежавшего к одному из старейших дворянских родов — Чичаговых.

Отца своего Варвара Васильевна не помнит, так как в год ее рождения он ушел на фронт Первой мировой войны и не вернулся, пропал без вести. По сведениям Геральдического отдела Дворянского собрания, он был убит. В 1914 году Леонида Леонидовна осталась с двумя маленькими дочками Леонидой и Варварой. Она работала фельдшером в лазарете имени Государыни Марии Федоровны.

Революция 1917 года застала их в Петрограде. Леонида Леонидовна, бросив квартиру и вещи, переехала в Москву к своему отцу архиепископу Серафиму (Чичагову). Он отправил их в Александровский монастырь Калязинского уезда недалеко от города Кимры, где Леонида Леонидовна стала работать в земской больнице. «Барышне Чичаговой», неприспособленной к крестьянскому труду, пришлось обзаводиться хозяйством (корова, куры, огород). Старшую сестру взяла к себе тетка Екатерина Леонидовна, младшая дочь Л.М. Чичагова [2] .

С детства помнит Варвара Васильевна монастырь, превращенный позже в рабочую артель; церковь, строгую и вечно занятую на работе мать, которую во время эпидемии сыпного тифа возили к больным из деревни в деревню. Иногда матери не было дома до двух недель. Вот как рассказывала сама Варвара Васильевна о своем детстве: «С трехлетнего возраста помню монастырские богослужения, которые мы посещали почти ежедневно. Мне нравилось без всяких понуканий вставать в 6 утра и бежать в монастырскую церковь, нравились церковные службы, молитвы, песнопения. Я охотно посещала в сельской школе, где училась старшая сестра Леонида, уроки Закона Божия….»

Детство Варвары Васильевны не было безмятежным и веселым, так как ее маме постоянно приходилось думать о куске хлеба и искать работу. Время было тяжелое — голод, не было вещей, чтобы менять их на продукты. «Уже лет с шести приходилось иногда одной оставаться «на хозяйстве» — земля и корова обеспечивали наше сносное существование. В семилетнем возрасте начала подрабатывать в сельхозартели, которую разместили на месте упраздненного монастыря. Гоняла на молотилке коней по кругу. За это давали то мешок картошки, то капусты, то еще какой-нибудь еды». На всю жизнь запомнила Варенька вкус хрустящей французской булки, которую она впервые попробовала в 7-летнем возрасте.

«В 1924 году мать уволили за религиозные убеждения, и мне пришлось в эти годы в какой-то степени добывать хлеб для нашей семьи, хотя это кажется парадоксальным. Могу сказать, что это была для меня очень большая школа, потому что я сейчас в сельском хозяйстве разбираюсь и не боюсь абсолютно никакой работы… Мама устроилась работать в санаторий неподалеку от Новоиерусалимского монастыря. Там мы тоже постоянно посещали сохранившуюся старинную церковь и дружили со священнослужителями. Прекрасный Иерусалимский собор был виден отовсюду: из-за полей, из-за лесов, которые окружали это удивительное место, именно Новый Иерусалим. Это было замечательное, я бы сказала, необыкновенной красоты место, оно и сейчас сохранилось. Там училась с 5-го по 7-й класс, и каждое утро ходила в санаторий, где работала мать, на поденные работы, потому что денег в доме не хватало. На эти деньги мы ездили к деду, Владыке Серафиму Чичагову».

«С того момента, когда я уже что-то помнила, я знала, что у меня есть необыкновенный дедушка, который все время сидит где-то по тюрьмам. Вернулся он в Москву только в 1925 году, и с этого времени я с ним иногда общалась. После ссылок, лагерей и тюрем он в течение двух лет (1926 — 1928) находился в монастыре под Шуей. Дед мой там служил, он был хорошим музыкантом, он создал хор, проводил спевки. Я при всем этом присутствовала, так что монашеский образ жизни был мне очень близок с детских лет». Окончив семилетнюю школу в Новом Иерусалиме, Варя приехала в Москву учиться и много лет скиталась по чужим квартирам, снимая углы. С детства возникшая застенчивость и неуверенность в себе усугублялась на фоне нарядно одетых городских девочек.

По окончании нефтехимического техникума в 1932 году Варя поступила в Институт тонкой химической технологии, главным образом по той причине, что там было вечернее отделение, что давало возможность совмещать учебу с работой лаборанта в Военно-химической академии. Чудом окончила институт, учась подпольно в течение нескольких лет. Варвара Васильевна с юмором рассказывала об этом времени: «Мою группу (полимеров) ликвидировали, а я все равно продолжала ходить на занятия в параллельную группу, пряталась от декана. В общем списке моей фамилии не было, но в журнал меня вписывали преподаватели со слов студентов. Кончила институт, сдала экзамены, а мои документы нигде найти не могут. Говорю: «Посмотрите в отчисленных». Спохватились, но делать нечего, так и выдали диплом. В комсомол не гнали, потому что в институте не числилась».

«В 1939 году я окончила институт и получила место инженера на знаменитом московском заводе «Каучук». Моя специальность была технолог-резинщик. В 1941 году началась война. Завод целиком был демонтирован и эвакуирован в Свердловск. Но я не хотела уезжать из Москвы, и на мое счастье в последних числах декабря пришел приказ восстановить завод, потому что он выпускал изделия для военных нужд, для авиационной, автомобильной промышленности, аэростатные заграждения, спасательные лодки и прочее. Во время эвакуации завода (с октября по декабрь 1941 года) я стояла под открытым небом, даже во время бомбежек, и записывала, что грузят в каждый вагон состава. А в новогоднюю ночь явился министр и сказал, что завод надо восстанавливать, — нужны резиновые детали для танков, машин, авиации. Сначала был шок, так как никакой документации не осталось, надо было рецептуру восстанавливать по памяти. Память у меня была хорошая, хотя сама я была мала и худа, как спичка, весила 40 кг . Никто не мог поверить, что я могу что-то сделать. В сжатые сроки надо было выполнять специальные правительственные задания и заказы фронта. Только что была освобождена Калуга, я поехала в Калугу за резиной…. Нас, инженерно-технических работников оставалось всего пятеро, и нам пришлось впрячься в восстановление производства, осваивать все технологические процессы, то есть заново создавать производство в пустых цехах эвакуированного завода. Мы находились на казарменном положении, жили на заводе в течение 4-х лет, спали по 2-3 часа в сутки. Домой приходила раз в неделю на несколько часов».

Не смыкая глаз, ночами Варвара Васильевна ходила по цехам, наблюдая за рабочими, чтобы вовремя подбежать к работнице, уснувшей за шприц-машиной [3] , и быстро схватить ее за руку, которая вслед за резиной уже начала погружаться в машину, и не испугать ее при этом. Или, взявшись за руки с другими инженерами, преградить дорогу женщинам, бегущим во время ночной бомбежки к своим детям, спящим в запертых квартирах. В последние дни жизни мать Серафима снова вспоминала этот колоссальный порыв женщин, бегущих домой к детям: «Когда на тебя вся эта толпа бежит, а ты должна ее остановить, ты не должна ее выпустить, потому что надо, надо, надо производить детали». Добрым словом вспоминала она о рабочих: «Этот необыкновенно хороший русский рабочий, перед которым я преклоняюсь…, мог простоять 12 часов без отдыха, и, если попросишь: «Ну, вот надо сделать, ну давайте еще на сутки останемся», никто никогда не уходил с работы. Они говорили: «Раз ты остаешься, то и мы останемся».

«Конечно, в эти годы у меня были очень ограниченные возможности для хождения в церковь. Завод стал оборонного значения: делали резиновые детали для самолетов и танков, инженерное имущество. Сначала работала в лаборатории, потом стала начальником технического отдела, затем заместителем главного инженера завода. Очень часто заменяла главного инженера, и даже директора завода». Отрезанное от источников натурального каучука, расположенных в основном в Бразилии и в Индии, наше государство должно было решить проблему производства резины, особенно необходимой для военной промышленности…. Усилия ученых сосредоточились на разработке синтетической резины — латекса.

Именно в этой области я и проработала всю свою «академическую» жизнь. Оглядываясь назад, могу сказать, что мне удалось внести в решение этой важной задачи свой скромный вклад. Это меня радует, так как этим я продолжила фамильную традицию служения Отечеству».

В 1946 году Варвара Васильевна ушла с завода, чтобы целиком отдаться научной деятельности. «В аспирантуру попала не сразу. На одно место мы претендовали вдвоем с другой «резинщицей» — Екатериной Алексеевной Фурцевой [4] . Она уже, кажется, была секретарем райкома, а я даже в пионерах и комсомольцах не состояла. Но с третьего захода все же приняли, правда, на заочное отделение. Потом на базе «Каучука» был организован Научно-исследовательский институт резиновой промышленности. После аспирантуры я возглавила в нем лабораторию, а после защиты докторской диссертации стала профессором, заместителем директора». С 1966 по 1982 год Варвара Васильевна была заместителем директора по научной работе. В течение двух лет она исполняла обязанности отсутствовавшего директора и занималась строительством высотного корпуса института.

«Я разработала технологию получения особо тонкой мягкой резины. Мой технологический процесс лег в основу нескольких новых заводов, например, по производству медицинских изделий, резиновых перчаток для хирургов, клапанов для искусственного сердца, трубок, зондов, катетеров, высотных радиозондовых оболочек. Тогда это было новое слово в химической промышленности. Участвовала в создании материалов для изготовления средств защиты космонавтов и других специалистов, работающих в условиях излучений, опасных для здоровья, разрабатывала элементы скафандра для космонавтов и перчаток для них: все сочленения надо было сделать двигающимися, а части эти резиновые, я же по специальности резинщица», — рассказывала Варвара Васильевна. «Довелось встречаться с авиаконструкторами АЛ Туполевым [5] , А.С. Яковлевым [6] и другими».

«Незаметно накопились публикации, создавшие мне авторитет в научных кругах, и я стала ученым с мировым именем. С семидесятых годов меня стали посылать за границу на разные конференции и симпозиумы, я объехала весь земной шар, делая доклады на английском языке… организовала три больших международных конференции (по шесть тысяч человек) у нас, в Советском Союзе». «Опыт инженера и организатора производства как нельзя лучше пригодился в дальнейшем при реализации в промышленности результатов научных разработок и при руководстве большими коллективами научных работников и инженеров. Результаты работ, выполненных под руководством и при непосредственном участии В. В. Черной, позволили создать отечественную промышленность производства резиновых изделий из латексов. Более 15 сотрудников, работающих по тематике латексной лаборатории, защитили кандидатские диссертации. Работа по созданию изделий для внутреннего протезирования отмечена Государственной премией СССР», — указывается в письме Научно — исследовательского института резиновых и латексных изделий от 25.12.03 года. На счету у Варвары Васильевны более 150 печатных трудов, 36 авторских свидетельств на изобретения.

В течение долгой трудовой жизни Варвары Васильевны неоднократно поднимался вопрос о ее партийности. Многие предлагали свои рекомендации. «Тянула резину», говорила, что не готова. Оставили меня в покое, когда я уже работала в институте и только после того, как узнали, что мать моя монахиня. Я писала в автобиографии, что она похоронена в Куремяэ, не указывая, что это Пюхтицкий монастырь. Когда разобрались в чем дело, видимо поняли, что я не сдамся», — рассказывала она,

«Я была верующей с рождения. Крестным отцом моим был дед. Крестильный крест, который с благоговением ношу, знал руки моего деда. Правда, я не всегда ходила на службы из-за отсутствия времени, но церковь существовала для меня всегда. О Боге не забывала никогда. Не состояла ни в одной атеистической организации, ни в пионерской, ни в комсомольской, ни в КПСС. Правда, и не афишировала, что я верующая. Не раз бывали курьезные ситуации, когда высокое начальство, поручая ответственные задания, обязательно угрожало: «Не выполните в срок, — положите партбилет на стол!». Начальству партийному даже в голову не приходило, что на высоких должностях, которые я занимала, может находиться человек без партбилета».

На вопрос о совместимости веры и карьеры в советское время, Варвара Васильевна отвечала так: «Эти два направления в моей жизни — духовное и светское как будто не пересекались». Ее заслуги в развитии отечественной химической промышленности получили высокую оценку: ей присуждена Государственная премия СССР, присвоено почетное звание «Заслуженного деятеля науки и техники РСФСР». Имеются правительственные награды: Орден Трудового Красного Знамени, Орден Октябрьской Революции и более 8 медалей.

Закономерно возникает вопрос: как же это могло произойти в советское время, что верующий человек, дворянка, закончила пролетарский вуз, работала на Оборонном заводе, была допущена к секретной работе, ездила за границу? Ведь за такое, по советским понятиям, можно было лишиться не только работы, но и жизни. «Мне помогали Иисус Христос, и Матерь Божия, и преподобный Серафим, которым я молилась, — просто объясняет Варвара Васильевна. — И, конечно же, митрополит Серафим, который уже был прославлен у Бога. Я говорю это не только по опыту моей молодости, но и по опыту всей моей жизни, которая корнями связана с дедом. Поступление в институт, поездки за границу не могли быть без его молитв. Ведь в анкете писала, что я из дворян. Эта чудесная помощь никогда не оскудевала и теперь ощущается мною даже больше, чем раньше…

Позже дед потребовал, чтобы я отплатила ему за эту помощь и поддержку, которую он мне оказал».

В те годы наука занимала главное место в ее жизни. И все же испытание благополучием, славой и мирскими почестями Варвара Васильевна достойно выдержала именно потому, что в ее душе с раннего детства горела неугасимая лампада православной веры. Приобретение знаний, занятие наукой не противоречат исканию Царствия Божия. При глубокой религиозности и убежденности в правоте своего дела ученый может принести большую пользу своему Отечеству. Митрополит Серафим писал: «Главное — чтобы дела мирские и земные не препятствовали делу духовному и небесному. Наука должна опираться на религию».

Варвара Васильевна рассуждала так «Чем учёней человек, тем он больше копается в своем собственном я. А религия воспринимается как таковая: или ты веришь в Бога, или ты не веришь в Бога. Копаться нельзя. Иначе попадешь в такие дебри, что из них не выберешься. Если вы начинаете копаться: почему вот, я верю в Бога, а все время на меня какие-то напасти, что-то случилось в семье, почему это такое? Вот тут и пойдет весь разлад душевный. За наши грехи все это… Я за все Бога благодарю. Вот ложусь и говорю: Спасибо Тебе, Господи, за все Тебе спасибо. Каждый Божий день, который прожила, принимаешь Бога как Он есть. И все можешь объяснить».

Вся жизнь Варвары Васильевны была той непрерывной и непрестанной молитвой, о которой митрополит Серафим говорил, что она необходима каждому христианину для спасения, а не только одним монахам. Он писал: «Непрестанная молитва есть наивысшая премудрость, и она не заключается в словах, в чтении вслух и в поклонах, в стоянии перед иконами, а требует только, чтобы мы везде и всегда памятовали о Боге, все предпринимали с мыслию о Нем, и все совершали во славу Божию [7] ».

Варвара Васильевна порою сокрушалась о своей немолитвенности. «Мне еще надо научиться молиться. Я еще молиться не умею», — вздыхала она по смирению своему. Горевала о своих упущениях в прошлом, о том, что мало общалась с дедушкой, «мало росла духом». «По каким-то ему одному ведомым причинам дедушка не давил на меня религиозно-духовным авторитетом: не заставлял ходить в церковь, читать богословские книги, исполнять молитвенное правило… По-видимому, он предоставлял мне полную свободу в выборе жизненного пути в те тяжелые годы, которые выпали на долю моего поколения», — писала Варвара Васильевна в своих воспоминаниях. О себе говорила честно и открыто, что в те страшные годы очень многого не знала, жила как загипнотизированная, как все: пели и плясали, ходили на какие-то парады в белых тапочках с голубой каемкой. Когда люди сидели в тюрьмах, мы не знали о репрессиях, мне ничего не говорили о деде. Все боялись. Поэтому я была совершенно сражена, когда осталась один на один со своим наследием. В церкви не крестилась при сотрудниках, и они при мне. Я понимаю, что надо перекреститься, и они понимают, что Варвара Васильевна на них смотрит…. Мы все боялись. Наше поколение боялось всего».

Больше всего сожалеет Варвара Васильевна о том случае, когда, оказавшись с коллегами в Бари, у раки Святителя Николая, не опустилась перед ней на колени. «Знаю, что четыре пары глаз за мной следят. Может быть, я могла бы поклониться и больше никуда не ездить. Конечно, я оскандалилась с христианской точки зрения. Приехала очень расстроенная, покаялась. Священник сказал: «Служи подряд несколько молебнов Святителю Николаю, может быть, замолишь свои грехи». Давно это было, но чувство вины сохранилось у нее до конца дней. И с какой беспощадностью к себе (а может быть, и в назидание другим) признается она в этом грехе малознакомым людям. Как апостол Петр до самой смерти ежедневно со слезами каялся в своем отречении от Христа. «Я сама никак не могу понять, как были все религиозными и вдруг в один миг стали носить красные платки и все свергать. Все рушить. Для России это было испытание за все наши грехи, которые делали не только мы, но наши деды и прадеды — поколения. Поэтому мы скатились так быстро. Старушечки потом вымолили все. Если бы не было старушек, не было бы монастырей — не было бы вообще веры в Бога. Крестьянки, женщины в разных красивых платках, которые приходят в храм и стоят, никогда не садятся, а стоят и четыре часа, и пять часов, если надо; стоят и молятся и несут благодать Божию в свою семью».

«После войны вышла замуж за Николая Валентиновича Черного, много старше меня. Он был искусствоведом и очень интеллигентным человеком. Такие люди чаще всего попадали в мясорубку репрессий». В 1937 году его арестовали как врага народа, он был заместителем директора Музея керамики в Москве и, по рассказам современников, выставил на обозрение царский сервиз. Он отсидел в тюрьме пять лет, прошел войну и после этого не мог устроиться на работу. Вернуться в Москву не разрешили — нельзя было жить ближе 101 км от Москвы. Только после смерти Сталина в середине 1950х годов пришла реабилитация и работа по специальности. Прожили вместе 38 лет, детей не было. Он умер в 1983 году. Варвара Васильевна отпела супруга в церкви и поставила крест на его могиле, что в те годы у многих вызвало шок. Это был единственный крест на всем Кунцевском кладбище. Кончина мужа, ее внезапность произвела на Варвару Васильевну неизгладимое впечатление и заставила задуматься о своей дальнейшей жизни. Вот как она сама рассказывала об этом: «В 1983 году в одну минуту, буквально у меня на руках умер мой муж. Он не болел, ни на что не жаловался. Раз — и жизнь кончилась. Это меня потрясло, я вдруг поняла: пора и мне собираться, ведь все может случиться мгновенно. Но с тем, что я к тому времени имела за душой, к Богу идти было нельзя. Я действительно была ученым с мировым именем, лауреатом Государственной премии и прочее. Гордилась тем, что я такая. Никакого смирения и терпения во мне не было. А Богу наша гордость не нужна. Как человек религиозный я это знала.

Когда я пришла, еще работая в институте, в свой храм во имя Пророка Илии, священник, который мне был очень близок, отец Александр Егоров [8] , сразу сказал, что, по его мнению, мне надо повторить подвиг моей матери, то есть пойти в монастырь. После смерти моего мужа отец Александр часто повторял эти слова, особенно когда я возвращалась из очередной поездки в Дивеево или Пюхтицы. «Ну что, постриглась?», — спрашивал он. «Да что Вы, батюшка», — отвечала я, так как считала себя слишком земным человеком. А примеры в семье были: моя мать Леонида и две мои тетки Наталия [9] и Вера [10] приняли монашество. Себя же я как-то не представляла в монашеской жизни: слишком долго ходила я по грешной земле. Но надо мной тяготели эти слова». Оставшись одна и продолжая работать научным консультантом НИИРа, Варвара Васильевна все чаще стала обращаться своими мыслями к деду. «Собрать все сведения о нем и восстановить его живой образ в памяти русского народа сделалось главной целью моей жизни; разработка резины перестала быть для меня интересной, как раньше. Вообще, наукой надо заниматься в молодости, так как для этого нужна не только работоспособность, но и азарт. Трудоспособность у меня осталась, а азарт исчез… Не каучук, а дед был теперь объектом моего напряженного любопытства: почему он так жил? Что думал? Что чувствовал?».

«В 1986 году, когда уже трудиться по специальности стало не под силу, я пошла работать в храм во имя Пророка Илии, что в Обыденском переулке. Радостно было приносить хотя бы маленькую пользу церкви, которую я очень люблю. И вот я благодарю Бога, что Он привел меня именно в тот храм, который связан с именем митрополита Серафима, моего дедушки. Там есть две иконы, написанные им: «Спаситель в белом хитоне» и «Преподобный Серафим в молении на камне». Пришла туда на самую маленькую должность — продавать свечи. Многие мои знакомые изумлялись: «Я — и в храме, у свечного ящика». Но я там за пять с лишним лет много для себя открыла заново и многое в себе изменила. Мне необходимо было победить свою гордость, понять, что все мои звания и заслуги в миру ничего не стоят. Мне надо было обрести смирение, терпение, милосердие».

С окончательным переходом в храм была подведена черта профессиональной трудовой биографии Варвары Васильевны и началось служение на ниве Христовой.

«Годы работы за свечным ящиком научили меня очень многому. Я должна была объяснять людям, что они видят перед собой. Были и трудные вопросы -ведь люди приходят с улицы. Иногда я даже срывалась, но потом подходила, просила простить… Даже в самые серьезные и скорбные моменты службы человек должен чувствовать свет и тепло в душе. Встреча с Богом — всегда радость, праздник и никто не вправе его омрачать. Когда я начала прислуживать в храме, знакомые стали обращаться ко мне с разными вопросами. Тогда я создала дома что-то вроде кружка. Встречались со священниками и искусствоведами, изучали Священное Писание, церковное искусство, ездили по святым учились читать Псалтирь по церковно-славянски. В Обыденском храме рабочее место Варвары Васильев ны находилось прямо напротив большого образа Спасителя в белом хитоне — того самого образа, под котор ым полстолетия назад, в свои студенческие годы сидела на диване, слушая, как дедушка играл или сочинял духовную музыку, и ощущала благодать, от него исходившую.

«Возникла идея издать его труды. Но она появилась не сразу. Видимо, по Промыслу Божию, был мне вещий сон от моего деда. Он был облачен в черную рясу. Входит он в большую комнату, я даже знаю, где эта комната находится: в резиденции Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Я туда очень часто ходила к деду, пока мы никуда не могли его устроить жить. И куда-то он спешит, собирается куда-то уезжать. Я к нему подхожу и говорю: «Дедушка, возьми меня с собой». А он меня взял очень крепко за голову, прижал к груди и говорит: «Нет-нет, ты должна послужить, ты мне еще послужи». Когда я проснулась, у меня было такое ощущение, что он меня крепко держит за голову. Что я должна была делать? Молиться? Мы всегда за него молились, выполняли все, что полагается в христианской жизни за умерших. Однако мне стали говорить священнослужители (в частности, отец Александр Егоров), что я должна написать о нем воспоминания. Я была, кончено, этим смущена, я не филолог и не богослов. Написать жизнеописание было довольно сложно: документов не осталось — все изъяли во время ареста; мамы и теток уже не было в живых, сама я мало что помнила. Однако за работу принялась. По крупицам начала собирать сведения, касающиеся тех страшных событий: стала заниматься реабилитацией и восстановлением доброго имени своего деда. Воскрешение его трудов и памяти стало в эти годы смыслом моей жизни».

В 1988 году Варвара Васильевна подала в Комитет государственной безопасности РСФСР заявление о реабилитации своего деда. Вскоре дело рассмотрела прокуратура Московской области. На основании протеста прокурора Московской области суд 10 ноября 1988 года принял решение о реабилитации митрополита Серафима (Чичагова). Постановление «тройки» при УНКВД СССР по Московской области от 7 декабря 1937 года было отменено и дело прекращено «за отсутствием состава преступления». Однако в документах дела, хранящихся в архивах КГБ, не было указано место расстрела и захоронения митрополита Серафима. Поиски и запросы Варвары Васильевны долгое время ни к чему не прибили. «Наконец, — рассказывала Варвара Васильевна, — и в этой новой работе я тоже получила его помощь: 8 января 1994 г . раздался телефонный звонок, и незнакомый голос спросил: «Вы знаете, где похоронен ваш дед?» — «Нет, не знаю». — «В Бутове, под Москвой». Теперь все стало известно: на Бутовском полигоне НКВД в течение нескольких месяцев 1937-1938 гг. было расстреляно более 20 тысяч человек [11] , и среди них Леонид Михайлович Чичагов — митрополитом он ни в каких документах не числился. В декабре 1937 г . его увезли в карете «скорой помощи» из Удельной на Лубянку, а оттуда в Бутово, где он и принял мученический венец в возрасте восьмидесяти одного года». Варвара Васильевна получила эти сведения от Ксении Федоровны Любимовой, занимающейся вместе с Лидией Алексеевной Головковой поиском свидетельств о жертвах гонений на Православную Церковь в 1937-1938 годах. За свою подвижническую деятельность обе они удостоены награды от Святейшего Патриарха Алексия II — ордена святой равноапостольной княгини Ольги III степени. Ознакомившись с документами о расстреле своего деда, потрясенная Варвара Васильевна заново пережила потерю дорогого человека. «Поплакала я, когда узнала, что деда расстреляли. А потом меня Господь вразумил, почему это произошло. И сейчас я совершенно спокойно думаю: счастливый он человек. Вон он стоит у Престола Божия вместе с преподобным Серафимом Саровским, который явился ему в видении, когда дед дописал «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Поклонился ему в пояс преподобный и сказал: «Спасибо тебе за эту книгу. Проси у меня все, что ты хочешь за нее». «Мне бы только всегда быть рядом с тобой», — ответил он. А как может митрополит Серафим быть у Престола Божия? За эту книгу не может. Книг пишут много. Тогда бы все там стояли. А вот его мученическая смерть дает возможность думать, что теперь он стоит у Престола Божия вместе с преподобным Серафимом. Когда это все начинаешь воспринимать по-христиански, тогда понимаешь, что все это промыслительно».

При первой же возможности Варвара Васильевна стала посещать Бутовский полигон, с большим трудом и ухищрениями пробираясь на его территорию через маленькую дверцу в старом заборе, которая бывала запертой даже в разрешенные для посещений дни. Ей удалось передать через митрополита Ювеналия Святейшему Патриарху Алексию II один из первых, далеко не полных списков (250 имен) расстрелянных на полигоне, за что Варвара Васильевна удостоилась личной благодарности от Святейшего Патриарха. Варвара Васильевна деятель но участвовала в организации установки большого поклонного креста и его освящении на Радоницу 8 мая 1994 года. Тогда же составилась община будущего храма во имя Новомучеников и исповедников Российских в Бутове. Варвара Васильевна как один из самых активных ее членов занималась всеми делами общины. С ее участием обсуждались проекты первого деревянного храма, варианты его создания, а также возможности обнаружения и идентификации честных останков ее деда — митрополита Серафима. Варвара Васильевна дол-то лелеяла надежду на то, что исполнится желание митрополита быть похороненным в Дивееве, скрепленное письмом Государя Николая II . «Мы в очень большом долгу перед новомучениками Российскими, говорила она. — Ведь их так долго не поминали в Церкви, и родные боялись даже имя вслух назвать; собственно, того и добивалась советская власть, чтобы самая память о них исчезла. Дети, конечно, молились, хотя бы тайно, а внуки и правнуки в основном забыли… Митрополит Серафим оставил большое литературное наследие, и я дала себе слово это наследие собрать».

В 1989 году вышла в свет первая статья Варвары Васильевны о своем дедушке «Митрополит Серафим (Чичагов)» в «Журнале Московской Патриархии», №2. Собирание архивных материалов, посвященных жизни и трудам священномученика митрополита Серафима, начиналось буквально с нуля. Как известно, в семье не осталось никаких бумаг, вещей, икон, так как после ареста Владыки никто не решился войти в его дом: все боялись.

Поиски информации были начаты Варварой Васильевной в Библиотеке им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека). В Отделе рукописей были обнаружены документы, свидетельствующие об истории рода и о той большой роли, которую сыграл архимандрит Серафим в прославлении преподобного Серафима Саровского в 1903 году. Подготовка материалов к публикации, поиски издателей, типографии шли с огромными трудностями, которые иногда даже повергали в отчаяние. В один из таких тяжелых моментов в январе 1993 года в 2 часа ночи, как сквозь шум леса, Варвара Васильевна услышала голос: «Молись великомученице Варваре». Достала акафист и прочитала. Несмотря на все препятствия двухтомник богословских трудов митрополита Серафима под названием «Да будет воля Твоя» увидел свет летом 1993 года — к 90-летию прославления преподобного Серафима Саровского. По прибытии грузовика с книгами в Дивеево 31 июля люди, узнав, что это труды автора Серафимо-Дивеевской летописи, сразу организовали живую цепочку для разгрузки и переноса книг в склад. Книга еще не продавалась, была неизвестна цена, но один молодой человек, не дождавшись разрешения, оставил приличную сумму и умчался, прижав к груди двухтомник.

Направляя подарочный экземпляр архимандриту Иоанну (Крестьянкину) [12] в Псково-Печерский монастырь, Варвара Васильевна попросила его благословения на переиздание других трудов владыки Серафима — военно-исторических, медицинских. «Я спешу что-то полезное сделать своему деду, если Господь еще не прервет мою земную жизнь», — пишет она батюшке Иоанну. И получает ответ: «Думаю, что Божие благословение уже пребывает на Ваших благих намерениях молитвами дедушки Вашего… И так хотелось бы, чтобы все, что осталось от трудов митрополита Серафима, получило через Вас вторую жизнь для пользы тех, кто входит сейчас в Церковь» [13] . Благословение старца и молитвы митрополита Серафима помогли обнаружить и переиздать казавшиеся навсегда утерянными труды. В 1994 году переиздан «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 году» с большим дополнительным материалом (более 60 страниц), подготовленным Варварой Васильевной. Позже опубликованы «Медицинские беседы» в двух томах (более 1500 страниц), «О возрождении приходской жизни», «Что является основанием каждой науки», «Доблести русских воинов. Рассказы о подвигах солдат и офицеров в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.».

В 1994 году создан телефильм о Владыке Серафиме из цикла «Чада светлой России». Варвара Васильевна выступала с докладами о митрополите Серафиме в Дворянском собрании, в храме Илии Обыденного, в монастырях: Спасо-Бородинском, Серафимо-Дивеевском, Белопесоцком, в Коломне и других местах. Миссионерское служение стало составной частью ее жизни еще с конца 80х годов. На протяжении нескольких лет на квартире Варвары Васильевны проводились православные вечера, в ее уютной синей гостиной с антикварной мебелью, самоваром на столе и с камушком преподобного Серафима, расписанным в живописной мастерской Саровского монастыря. Еженедельно по четвергам собирались здесь люди, приглашенные Варварой Васильевной, чтобы послушать лекции со слайдами старшего научного сотрудника Государственной Третьяковской галереи, экскурсовода Дома-музея ПД. Корина Вадима Валентиновича Нарциссова, беседы со священниками, церковное пение, магнитофонные записи проповедей отца Всеволода Шпиллера, чтение Варварой Васильевной «Четвертого волхва» Генри Ван-Дейка и многое другое. В последний год перед постригом проводились беседы о митрополите Серафиме. Просветительская деятельность Варвары Васильевны способствовала воцерковлению многих друзей и знакомых из среды интеллигенции. Варвара Васильевна никому не отказывала в общении, совете, помощи. Возила в монастырь великое множество записок на разные требы, а также различные посылки, которые были неподъемными даже для крепкого мужчины. Только помолившись преподобному Серафиму, матушка могла оторвать их от пола и вытащить из вагона в Арзамасе или в Йыхве.

Умела общаться с молодежью, которая ценила ее прямоту, сердечность, сильный характер и чувство юмора. Одному юноше Варвара Васильевна в день Ангела подарила прекрасный альбом русских икон с чудесной надписью: «Дорогому Мите на добрую память… Когда тебе плохо, молись: «Боже, милостив буди мне грешному, во всей жизни моей, по исходе моем, по кончине моей не остави меня». С любовью В. В.Чичагова. 6 ноября 1993г.».

При посещении игумений Серафимы в 1998 году молодым людям очень понравилось, что матушка, по их определению, «такая задорная, суперактивная в свои годы, суперостроумная, открытая. Легко находит общий язык с любым человеком. Всех помнит по именам, ее отношение к юношеству не изменилось. Часто у пожилых людей бывает предвзятое отношение к молодежи — критическое, назидательное. «Мы были другими», — считают они. Матушка никого не учит, не воспитывает, не одергивает даже взглядом. У нее редкое чувство юмора, простота в общении, нет чрезмерного религиозного пафоса. Она просто любит всех».

Ее любовь к людям была такова, что почти каждому казалось: «Меня она любит больше всех остальных». Очень любила Варвара Васильевна свою старшую и единственную сестру Леониду Васильевну. Они всегда вместе отмечали 17 декабря день рождения Леониды Васильевны и день Ангела Варвары Васильевны. В 1911 году рождение младенца Леониды доставило много тревог: в опасности была жизнь и матери, и младенца. Когда врачи признали свое бессилие, из дворца была доставлена мантия преподобного Серафима Саровского и ею была накрыта роженица. Чудом милости Божией по молитвам к Преподобному все закончилось благополучно. Леонида Леонидовна дала обет назвать вторую дочь Варварой в благодарность за благополучное разрешение от родов. Позже уже сам Господь распорядился дать этой дочери при постриге второе имя Серафима в честь святого, чьей целебной мантией были спасены ее мать и сестра.

Варвара Васильевна была уникальной, незаурядной личностью во всем: и в биографии, и в сущности своей цельной, глубокой, неповрежденной натуры. Эту глубину морскую ничто не могло поколебать. Волны, бури, грязь и пена где-то наверху — они ее не касались. Она любила Москву, невзирая на ее изуродованный облик; не боялась голода и холода; ее нельзя было испугать политическими и экономическими пертурбациями. Она делала свое дело в данный момент на данном месте. Варвара Васильевна верила в будущее России, в будущее науки. В начале 90-х годов она говорила: «Возродится Россия, не может Россия не возродиться. Наука у нас, конечно, и производство сейчас в ужасном состоянии, но это ведь временно. Не может Россия существовать без науки, не может; причем, в России есть очень много талантливых людей».

Цельность характера отражалась во всем. «Маленькая, легкая как пушинка, но очень сильная духом», — сказал о ней один из священников Новодевичьего монастыря. Так и видишь матушку перед собой: красивая, подтянутая, собранная, аккуратная. Речь неторопливая, простая, негромкий низкий голос, движения плавные, осанка прямая, улыбка добрая, спокойная. Ясность мыслей и чувств, определенность целей, мудрость в решениях и целеустремленность в их выполнении, как будто ей ведомо нечто важное и правильное. У Варвары Васильевны был внутренний камертон православного мироощущения: она не реагировала на лжестарцев, на измышления о Царской семье. В каждом человеке видела образ Божий, каждого любила и жалела, помогала, чем могла. Умела выявить лучшее в человеке.

После служб в Обыденском храме Варвара Васильевна в течение нескольких лет ежедневно ездила к слепой, престарелой монахине Серафиме (Розовой) [14] ; помогла разобрать и восстановить ее давние записи лекций о Пушкине, а также писала под ее диктовку воспоминания о духовном наставнике монахини Серафимы — священ-номученике Вассиане (Пятницком). Приезжая в Пюхтицкий монастырь, Варвара Васильевна всегда посещала монахиню Сергию (Клименко) [15] , с которой дружила ее мать. Последний раз навестила Варвара Васильевна мать Сергию, незадолго до своего пострига и до кончины матушки.

Гостеприимство игумений Серафимы не знало границ. Люди, приезжавшие из разных городов России и из других стран (Болгарии, Франции, США), находили у нее сердечный прием в любое время дня и ночи.

На молебен с акафистом у святых мощей преподобного Серафима Саровского в Богоявленском соборе летом 1991 г . по приглашению Варвары Васильевны пришло много ее знакомых, среди которых были и нецерковные люди. Варвара Васильевна дала каждому в руки текст акафиста, велела стать на колени и петь. Об испытанном глубоком потрясении люди не могут забыть до сих пор.

«Спасибо деду еще за одно, за самое ценное. Чтобы понять его жизнь, мне пришлось читать много духовной литературы, и тут во мне стал происходить процесс необратимого характера: я все больше начала осознавать тщету мирских устремлений и необходимость спасать свою душу для вечности. И я поняла, что самое большое препятствие для меня на этом пути — гордыня. Надо было во что бы то ни стало смириться. А я ведь привыкла к начальственным постам и славе». Выражение «во что бы то ни стало смириться» говорит об огромной решимости Варвары Васильевны избавиться от гордости.

«Потом я стала встречаться с митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием, председателем Синодальной комиссии по канонизации святых, чтобы знакомить его с отыскиваемыми мной материалами. Как я теперь понимаю, он начал ко мне присматриваться… А потом предложил постричься в монахини и стать первой насельницей Новодевичьего монастыря. Конечно, были переживания и сомнения. «Мой ли это путь?» — спрашивала она, молитвенно обращаясь к своим предкам: деду, матери, теткам. Но ответа не получала. «Что я могу делать в монастыре?» — говорила Варвара Васильевна, — «Только картошку чистить или свечи продавать». Исполняя повеление деда «послужи еще», она трудилась за свечным ящиком и в этом служении прошла свой путь к игуменству. Монашество Варвара Васильевна приняла по послушанию своему духовному наставнику, которым с 1992 года считала митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. О монашеском постриге матушка позже сказала: «Возвращение на круги своя — вот подходящее для моей судьбы определение. Ведь детство мое прошло в монастыре».

Словами митрополита Серафима можно сказать: «Господь, особым призывом Своим, отвлек ее от мирской жизни и… предназначил ее для начальнического, игуменского подвига, который один из самых тяжелых…»17 [16] . «Предложение стать игуменией восстанавливаемого Новодевичьего монастыря было для меня как гром среди ясного неба, и я отказалась. Но со временем поняла, что это моя судьба, к которой я шла всю жизнь, хотя и не прямым путем. Видно, Богу было угодно, чтобы сначала я послужила науке, нашему хозяйству. Чтобы нагрешила в своей «самости», чтобы имела возможность убедиться в тленности земных почестей и наград, задумалась бы: а с чем же, с какими духовными заслугами предстану я перед Всевышним?».

12 августа 1994 года друзья и коллеги собрались в уютной квартире Варвары Васильевны, чтобы поздравить ее с 80-летием. В адресе от института, наряду с признанием государственных, научных и педагогических заслуг, прозвучали такие слова: «Мы любим Вас за Вашу бесконечную доброту и человечность. Вы самый надежный друг!

Вы одаренная Богом творческая личность, что Вы великолепно доказали, когда написали замечательную книгу». За две недели до пострига произошла последняя встреча с научной средой — Варвара Васильевна была приглашена на Международную конференцию по каучуку и резине, которая проходила в Москве. Приятное общение с коллегами, прощание с прошлым без сожаления о нем.

Такой, казалось бы, стремительный переход от мирской жизни к монашеской и посвящение Варвары Васильевны во игумению могли совершиться только благодаря длительному, невидимому для постороннего глаза духовному ее возрастанию на основе веры, заложенной с детства, многолетней работы в храме, погружению в богословские труды митрополита Серафима, молитвам, внутренней работе над собой.

О. И. Павлова

Сайт «Образование и Православие» (http://www.orthedu.ru/veraiznan/729-09.html)

---

[1] Леонида Леонидовна Чичагова, в замужестве Резон (1883 — 1963} окончила женскую гимназию, курсы сестер милосердия, работала фельдшером. В ноябре 1941 г . ушла на фронт Медсестрой и полтора года трудилась в санитарном поезде. В 1953 г . по благословению Святейшего Патриарха Алексия I Леонида Леонидовна приняла постриг с именем Серафима и стала монахиней Пюхтицкого Успенского монастыри в Эстонии. Мать Серафима оказывала медицинскую помощь монахиням, помогала в канцелярии в переписке с иностранцами. Поддерживала духовное общение со священниками, с будущим митрополитом Питири-мом. Скончалась в 1963 г ., похоронена на кладбище Пюхтицкого монастыря рядом с могилой келейницы преподобного Серафима Вырицкого. Подробнее см. Да будет воля Твоя. М.2003 с.743 — 45.
[2] Екатерина Леонидовна Чичагова(188б-1947). в замужестве Сергиевская. Имела хороший голос, училась пению. В1909 г. вышла замуж за приват-доцента Московского университета Ю.В. Сергиевского. У них было две дочери Наталия и Надежда. Екатерина Леонидовна вела дом и воспитывала девочек. В 1938 г . скоропостижно умер муж. она умерла от рака в 1947 г . Подробнее см. Да будет воля Твоя- М.2003, с. 41 — 742.
[3] Шприц-машина типа мясорубки, в которую поступала резина, а из нее выходили трубы разного диаметра.
[4] Фурцева Екатерина Алексеевна (1910 — 1974), советский государственный и партийный деятель. Член КПСС с 1930. Окончила Московский институт тонкой химической технологии.
[5] Туполев Алексей Андреевич (1925 — 2001), советский авиаконструктор, Герой Социалистического Труда (1972), доктор технических наук (1963), профессор (1964).
[6] Яковлев Александр Сергеевич (1906 — 1989), советский авиаконструктор, академик АН СССР (1976), генерал-полковник-инженер (1946), дваэкды Герой Социалистического Труда (1940,1957).
[7] Орловская епархия в 1906 — 1908 гг. при Преосвященнейшем епископе Серафиме (Чичагове). Кишинев. 1914, е.306.
[8] Протоиерей Александр Егоров (1927-2000), С 1951 г . по 2000 г . служил в московском храме во имя Пророка Илии, что в Обыденском переулке, являлся пастырем и наставником для нескольких поколений москвичей. Организовал сестричесгво во имя чудотворной иконы Божией Матери ‘Милостивая», ставшее ныне Зачатьевским ставропигиальным монастырем. Собранные им материалы о Храме Христа Спасителя использовались при его восстановлении архитекторами, искусствоведами и художниками; создал крупнейшую в Москве церковно-приходскую библиотеку. Удостоен права ношения митры, награжден орденами святого равноапостольного князя Владимира II степени, преподобного Сергия Радонежского II степени, святого благоверного князя Даниила III степени.
[9] Наталия Леонидовна Чичагова, монахиня Серафима (1881-1938). Окончила гимназию в Москве и медицинские курсы в Рузе. Послушница, монахиня Рижского Троице-Сергиевского монастыря в 1912-1914 годы. С 1914 г . по 1922 гг. была медработником. Неоднократно получала предложение стать настоятельницей Рижского монастыря, но отказывалась. С 1923 г . по 1933 гг. работала медсестрой в амбулатории завода «Скороход». Оказала помощь в организации побега из ссылки бывшей игумений Рижского монастыря Н.Б.Мансуровой. В 1933 г . арестована в Лени-граде, осуждена за ‘материальную помощь, организацию побегов и нелегального проживания лиц без определенного места работы и жительства». В 1937 г . ее арестовали и выслали в Вологду. Отбыв срок, она скоропостижно скончалась от приступа астмы.
[10] Вера Леонидовна Чичагова (1880-1962). Шестнадцати лет поступила в Дивеевский монастырь. Училась в консерватории, была главным регентом правого хора на монастырском подворье в Петергофе. Была пострижена в рясофор. Поехав в санаторий лечиться, встретилась с офицером Г.Ковригой и вышла замуж. Для отца это был страшный удар, и простил он ее только незадолго до своей смерти. Ее муж был убит на войне 1914 года. Во время Великой Отечественной войны погиб их сын. Лишь незадолго до смерти ей был разрешен постриг с именем Вероника, который был совершен в Муроме. Вскоре она слегла и через полтора года скончалась в 1962 г . (См.подробнее ‘Да будет воля Твоя», М., 2003, с.741-742).
[11] В настоящее время число, расстрелянных на полигоне НКВД в Бутове -20.761 человек.
[12] Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) — старец и духовник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Родился 11 апреля 19Ю г. в г. Орле. Был послушником у Орловского архиепископа Серафима (Остроумова), причисленного к лику святых; служил священником в Измайловском Христорождественском храме в Москве, закончил Московские Духовные семинарию и академию. 30 апреля 1950 г . был арестован и приговорен к семи годам исправительно-трудовых лагерей. Служил в Псковской, Рязанской епархии. 10 июня 1966 г . в Сухуми принял монашество. Постриг совершил Глинский старец схиархимандрит Серафим (Романцов). 5 марта 19б7 года иеромонах Иоанн поступил в Псково-Печерский монастырь; 13 апреля 1970 г . был возведен в сан игумена, 7 апреля 1973 г . в сан архимандрита. См. ^Видевши свет вечерний. Встреча со старцем». Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 2004, с. 4.
[13] Отрывки из переписки цитируются по подлинникам двух писем. Ксерокопии писем, подаренные игуменией Серафимой, хранятся у автора.
[14] Монахиня Серафима, в миру Ксения Алексеевна Розова (1901-2001). Окончила Высшие государственные литературные курсы, первый медицинский институт, стала кандидатом медицинских наук. Работала в Медгизе, в Издательском отделе Московской Патриархии, участвовала в издании первой Библии в советское время. Последние пять лет жила в богадельне при храме Всех Святых Ново-Алексеевского монастыря, выпускала Православные календари-святцы.
[15] Монахиня Сергия, в миру Татьяна Ивановна Климент (1901-1994). Родилась в Ростове-на-Дону. Училась в гимназии, затем в Университете. Ее духовными наставниками были старец иеросхимонах Стефан (Игнатенко), а позже архиепископ Иннокентий (Ястребов), который в 1925 г . совершил тайный постриг ее в монашество с именем Сергия. После учебы в Московском мединституте становится врачом-фтизиатром. В Пюхтицком монастыре — с 1955 по 1994 гг. Ее тайный постриг был открыт только в 1975 г . В монастыре матушка несла послушание — чтение синодиков и Псалтири.
[16] «Орловская епархия…». С.92.

Источник: Игумения Серафима. Сост. О.И. Павлова. — Издание Сретенского монастыря, М., 2005 г.

Церковь – врачебница, и в нее приходят люди, одержимые самыми различными недугами разной степени тяжести, разного свойства. Приходят для того, чтобы рассказать о своей беде и обрести исцеление. Этот образ встречается у многих святых отцов и он удивительно точен. Уверен: с этим согласится каждый священник, потому что именно он, священник, становится тем человеком, к которому обращаются «болящие», которому они жалуются на свое нездоровье, которого просят о помощи. И именно он должен, основываясь на своем опыте и знании человеческой души, указывать страждущему путь к излечению.

Но приходят к священнику, разумеется, не только те, кто впервые переступают порог храма, не только те, кто успел впасть во все тяжкие и запутаться во всех сетях лукавого. Приходят, конечно же, и люди, которые ходят в храм постоянно, живут церковной жизнью и должны были бы, кажется, уже сами находить ответы на многие беспокоящие их вопросы. Но часто, к сожалению, не находят и потому спрашивают пастыря, духовника. И в частности, спрашивают очень часто, раз за разом:

– Батюшка, отчего у меня так плохо, так тяжело на душе? Я вроде бы ничего особенно худого не делал, почему же мне так нехорошо?

И правда… Если человек на самом деле ничего «особенно худого» не делал, если не отягощена его совесть мучающими ее грехами, если по ней, по совести, старается человек жить и скорбями и испытаниями какими-то в это время он не обременен, то отчего может быть плохо душе?

Разные, конечно, существуют причины… Может, это и просто искушение вражеское, имеющее целью в уныние христианина ввергнуть, может, усталость накопилась, может, физически он себя плохо чувствует. Но есть одна причина, самая, пожалуй, распространенная.

О чем всегда спрашивает хороший врач человека, который жалуется на тошноту, дурноту, на боли в области эпигастрия? Он непременно задает вопрос:

А что вы вчера ели? Что пили? И вообще: как вы питаетесь?

И если слышит в ответ, что пациент ест и пьет все без разбору, в том числе и острое, и кислое, и жирное, и жареное, и напитками алкогольными злоупотребляет сверх всякой меры, то первым делом рекомендует диету. Ту, которая предписывает к каким-то продуктам и не прикасаться даже, а какие-то, наоборот, обязательно и регулярно в пищу употреблять. Кашу, например, овсяную на завтрак. Или кисель – для того, чтобы раздраженную слизистую желудка успокоить.

И, как ни странно, священнику тоже необходимо спрашивать приходящего к нему человеку, что он ест и что пьет. Не в прямом, разумеется, смысле, в переносном.

Мы все живем в очень плотном информационном поле – настолько плотном, что еще несколько десятилетий тому назад подобного даже представить было невозможно. Редкий современный человек не пользуется интернетом, совсем не читает газет или не смотрит телевизор. А даже если он и избегает этого, то поневоле слышит радио, включенное в маршрутке, разговоры коллег о последних событиях в стране и мире. Он многократно в течение дня нажимает кнопки мобильного телефона, чтобы кому-то позвонить или же отвечает на входящие звонки.

Практически все «включены» в это поле – кто-то в большей, а кто-то в меньшей мере. И через зрение, слух мы наполняемся содержанием, значительная часть которого не просто не нужна, лишняя для нас, а прямо-таки вредна – как жареное, острое и жирное для язвенника. Вредна, потому что, вбирая в себя мгновение за мгновением земное, мы оставляем в себе слишком мало места для небесного или не оставляем его вовсе. Вредна оттого, что входящее в нас чаще всего не радостно, а скорбно – такова окружающая жизнь – и потому мы поневоле отягощаемся различными попечениями и печалями житейскими: новости о войнах, грядущем повышении цен, падении рубля, серийных убийствах и смертоносных эпидемиях действуют на сознание именно так. А если новости не носят устрашающего характера, то они по большей части относятся к области жизни «светской» и тоже весьма мало приносят пользы душе.

И от всего этого ей, душе, бывает тяжело. Бывает плохо. Преподобный Серафим говорил когда-то, согласно с мнением и многих других подвижников, что подчас достаточно совсем короткое время побеседовать с человеком чуждого устроения, чтобы полностью внутренне «расстроиться». У нас же такое собеседование происходит целыми днями – помимо нашей воли, а порой и в согласии с ней. Может ли нам быть после этого хорошо?

Тот же преподобный Серафим замечательно объяснял, чем, напротив, душу обязательно нужно, как он выражался, «снабдевать»: словом Божиим, наставлениями святых отцов, молитвой и размышлением. Без такого «снабжения» она остывает, становится холодной и мрачной, в полном смысле этого слова дичает. Духовное зрение человека притупляется, он не замечает и не понимает очевидного – того очевидного, которое относится по преимуществу тоже к области духовной. Вот как получается, что не может христианин уразуметь, отчего ему и его душе худо, хотя не происходит, кажется, ничего худого.

Такие простые истины… Такие простые объяснения… Такой простой рецепт…

Плохо тебе, запутался ты, не знаешь, что делать, чтобы выкарабкаться из этого неблагоприятного, тягостного состояния? Остановись и рассмотри, чем наполнена твоя душа, чем снабдеваешь, чем питаешь ты ее. И обязательно увидишь, что именно в питании ошибка. А значит – надо менять рацион. Садиться на диету. Отказываться – хотя бы по возможности – от того, что вредно. И увеличивать долю полезного.

Проверено. Множество раз. Безусловный и бесценный опыт.

ЖЖ игумена Нектария (Морозова) (http://igumen-nektariy.livejournal.com/)

Использованы   рисунки из собрания Государственного Исторического музея
«Русский рисованный лубок конца 18 начала 20 века».

Блаженный Августин заметил: читая Евангелие, мы признаем безусловным чудом преумножение хлебов, но не меньшее чудо — и само произрастание хлеба. Ведь и первое, и второе — от Бога, причем в равной степени. И вообще, всё в жизни устроено Богом — и хлеб, и земля, и вода… В этом смысле слово «чудо» описывает просто присутствие Бога в жизни человека.

Получается, «чудо» в узко привычном понимании — как необъяснимое нарушение порядка вещей — это слово из лексикона атеистов? Ведь в том, что Бог по Своему усмотрению «порядком вещей» управляет, ничего необъяснимого нет.

И значит, следующий логический шаг: «чуда» вовсе не существует, потому что присутствие Бога в нашей жизни — это самое нормальное, что человеку от сотворения мира уготовано? Но какими словами тогда говорить о чуде Воскресения Христова? Об этом — наша беседа с протоиереем Павлом Великановым, кандидатом богословия, настоятелем Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде.

---

Признак слабости

— Отец Павел, уместно ли в принципе говорить о воскресении Христа как о чуде?

— А с какой точки зрения мы смотрим? С точки зрения человека, который привык, что все люди умирают и это нормально? Или с точки зрения Бога, Который не создавал нас для смерти?

Церковь — не фабрика чудес. И центральное событие церковной жизни человека — Таинство Евхаристии, которое под формальные критерии чуда подошло бы: были хлеб и вино, а стали Плоть и Кровь Христа — мы чудом тем не менее не называем. А почему? Во-первых, это то, что совершается по расписанию, а значит, целиком и полностью зависит от воли тех людей, которые в совершении «чуда» участвуют. А во-вторых — и это главное — видимым образом при Евхаристии абсолютно ничего не происходит. Все остается прежним: хлеб и вино на вкус, запах и цвет остаются хлебом и вином. И в то же время мы чувствуем, что по расписанию и без особых внешних примет происходит самое значимое и самое великое событие в жизни любого человека. Возникает вопрос: почему все именно так? Ведь как было бы здорово, если бы в момент, предшествующий пресуществлению Святых Даров, храм начинал бы трястись мелкой дрожью, появлялись бы какие-то всполохи и молнии, начинали бы звучать нездешние голоса, на всех нападал бы священный трепет и все понимали бы, что творится что-то, требующее к себе особого отношения. Как было бы эффектно! Но ничего такого не происходит. Причем не только у простых священников, но и у святых. Известны лишь единичные случаи, когда совершение Евхаристии святыми сопровождалось какими-то явными чудесными свидетельствами (например, когда причащался преподобный Сергий Радонежский, сослужившие с ним видели, как в потир сходил небесный огонь), но в остальном — совершенно обычная история.

Мне кажется, в такой «обычности» есть очень глубокий и очень простой смысл: для Бога жизнь, которую мы проживаем, — такая кособокая, наполненная человеческой неправдой, грехами, страстями и так далее — имеет огромную ценность. Возможно, гораздо большую, чем для нас самих. И только в ситуациях, когда по-другому невозможно, Господь допускает чудо как экстренное, ненормальное вмешательство в эту жизнь.

И если с этой точки зрения посмотреть на воскресение Христа, то оно никакое не чудо. Это то, что было в Божественном замысле с самого начала. Протопоп Аввакум пишет о предвечном совете Святой Троицы, где Бог-Сын спрашивает Бога-Отца, стоит ли творить этот мир, если ради него придется умирать. Отец Павел Флоренский пишет, что весь мир сотворен Крестом, что Крест — принцип бытия всего сущего. Но тут мы должны четко понимать, что не просто Крест лежит в основе мира, но Крест ради воскресения. И если с нашей точки зрения, как падших людей, воскресение Христово — это чудо как что-то ненормальное, то с точки зрения Бога, Воскресение — это единственное нормальное, единственное правильное, что было уготовано человеку. Это путь, задуманный Богом для каждого из нас.

— Как Вам кажется, у человека есть право на чудо?

— Право-то у человека, конечно, есть. Но это не признак его силы и возможностей. Это признак его слабости и немощи. Если он требует чуда, значит, у него серьезные проблемы — не в материальной плоскости, а в отношениях с Богом. Если без этого чуда человек уперся в тупик и дальше никуда не может двинуться, значит, есть проблема внутреннего поиска своего места в Божьем мире.

Помните евангельский сюжет об отце, который привел ко Христу своего бесноватого сына?

…Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли. Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне. И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену. И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; и многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам. Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию. Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал… (Мк 9:17–27).

Если бы у отца не было проблем с верой, ему не надо было бы кричать: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Мы видим, что для отца принципиально важно то, что острый жизненный кризис дает шанс прорваться сквозь оболочку собственного неверия. Иначе вся жизнь его превращается в сплошное мучение. Сын страдает — и отец никакого смысла в этом страдании не видит. А когда бессмысленно — тогда мучительно.

Помните у Тургенева рассказ «Живые мощи» — про женщину, которая много лет лежит без движения и все никак не умирает. Помещик предлагает перевезти ее с хутора в больницу, где ей помогут. Она сначала колеблется, а потом все-таки решает: нет, не надо. В этом немощном состоянии она обретает реальную, для нее самой ощутимую духовную пользу. Эта немощь ей нужна. Она, возможно, несчастнейшая из всех людей на земле, но не молит Бога о чуде исцеления, хотя, казалось бы, Сам Бог велел, простите за каламбур. Почему?

Безумная она, что ли? Отнюдь. Она сильная. И сила ее в том, что она не хочет своей волей вторгаться в волю Божию, она не хочет свое желание противопоставлять тому замыслу, который есть у Бога о ней самой. Она просто со смирением, с верой, с преданностью вверяет себя в руки Божии — и пусть Он лепит из нее то, что Он хочет, а не то, что хочет она, как бы больно и тяжело ей ни было.

Словом, право на чудо у нас, конечно же, есть. Но не чуда мы должны просить у Бога. У святителя Игнатия (Брянчанинова) есть произведение «О чудесах Христовых». В нем очень правильно расставлены акценты: смысл чуда — не в самом факте совершения чуда, а в том, чтобы подтолкнуть к Богу тех, кто не смог бы иначе в Него уверовать. Поэтому во времена первых христиан чудеса были нужны не верующим, а неверующим. Чудо — ступенька, которую нужно перешагнуть, чтобы подняться выше.

При этом чудо никогда не бывает стопроцентно неопровержимым. Даже в самом явном и «необъяснимом» чуде Господь все равно оставляет человеку возможность — лазейку — сохранить свое неверие. Я вправе решить: да, то, что я вижу, — нарушение законов природы, но могу предположить, что через сто-двести лет ученые это объяснят. Господь дает нам такую возможность, и в этом проявляется Его огромная милость и любовь. Он человека не насилует и силком в Царство Небесное не тащит. Поэтому чудо — это лишь повод добровольно и свободно обратиться к Богу. Но именно добровольно и свободно. Господь может окружить нас чудесами и обстоятельствами, которые будут цеплять, вдохновлять, будоражить, но увидеть за всем этим Бога и сделать шаг ему навстречу — зависит только от нас. Святитель Климент Александрийский называет Бога величайшим педагогом. Мы вправе добавить, что Он еще и деликатнейший педагог. Он не творит чудо, чтобы припереть человека к стенке и сказать: «Видишь? А теперь быстро поверил в Бога!» Нет, диктата чуда не существует.

— Идти к Богу, не реагируя на чудеса или не придавая им значения, — это ведь, наверное, достаточно высокая духовная планка, до которой нужно еще дорасти…

— На мой взгляд, это единственно нормальная духовная планка, на которой могут находиться отношения человека и Бога.

Одна журналистка рассказала мне совершенно удивительную историю. Она писала репортаж о принесении в Москву Пояса Богородицы, стояла в многочасовой очереди и имела возможность понаблюдать, что происходит с людьми: как меняется их мотивация и ощущения по мере того, как они в этой очереди стоят. И оказывается — потрясающая вещь! — через три-четыре часа стояния в людях происходит какое-то качественное изменение. Изначально они приходили с вполне житейскими «запросами», причем едва ли не каждый второй, что любопытно, собирался просить об успешной учебе детей. Среди других «запросов» были здоровье и семейное благополучие. Но через три-четыре часа их концентрация на личных эгоистических «запросах» к Богу уступала месту чему-то новому. Люди начинали ощущать себя не разрозненным собранием отчужденных личностей, а единым цельным организмом. Очередь обретала внутреннюю целостность.

Я слушал эту журналистку и думал, что это именно то, чего нам катастрофически не хватает в приходской жизни. Ведь для людей в очереди это, метафорически говоря, и было литургией — общим делом. Через три-четыре часа стояния они преобразились в совершенно новую общность. И когда подходили к Поясу, они испытывали счастье и радость не оттого, что получили ответы на свои просьбы, а оттого, что внутри у них родилось какое-то новое состояние, а все второстепенное отсеялось само собой. Это новое вышло на первый план и стало тем, ради чего вообще стоило приходить и стоять в очереди.

Здесь для меня скрыта некая глубинная правда. Бог не запрещает нам молиться и просить Его о чем-то, выстраивать свое представление о том, что нам сейчас потребно. Но в конечном итоге все это ради того, что прийти именно к Нему. Наши просьбы должны Им начинаться и Им заканчиваться.

Пирожное и свобода

— Вы строго относитесь к чудесам, но наверняка они случались и с Вами. Как вы их воспринимали?

— Я получал чудеса как дар, о котором не просил. Когда я был еще совсем молодым преподавателем, финансово все было достаточно сложно. Мы с матушкой поселились в свежевыстроенном доме, в нем не было ни отопления, ни удобств. И тут появилась возможность провести газ. Оказалось, чтобы это сделать, я должен был заплатить две тысячи долларов соседу только за то, чтобы он дал согласие. Таких денег взять было неоткуда. Ситуация тупиковая. В это же время меня пригласили в составе небольшой делегации в командировку в одну из Поместных Православных Церквей. И вот когда мы уже уезжали, мне неожиданно вручили конверт — просто как жест доброй воли со стороны хозяев. У меня даже в мыслях не было, что за поездку заплатят хоть что-то. Разворачиваю конверт в номере гостиницы — а там ровно две тысячи долларов… Мне трудно передать, что я почувствовал в тот момент… Кажется, я очень точно понял ощущения апостола Петра, когда он всю ночь ловил рыбу, ничего не поймал, а наутро Христос велел снова закинуть сети — и рыбаки наловили столько рыбы, что две лодки стали тонуть под ее тяжестью. И как повествует Евангелие, Петр закричал: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Потому что ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных… (Лк 5:8–9). Такой же ужас напал на меня! От неверия. От того, что ты до этого момента жил и не замечал, что существуешь в пространстве постоянной Божьей милости, и оттого такие явные и «чудесные» ее проявления ввергают тебя в шок. Как мог ты раньше не задумываться и не верить, что Господь настолько близко, что для Него наши житейские сложности имеют архиважное значение — не меньшее, чем для нас самих.

Другое чудо связано с моей ныне уже покойной супругой, которая четыре года боролась с тяжелой онкологической болезнью. Опухоль стабильно вырастала в два раза за месяц, но в какой-то момент рост вдруг остановился. Никто не мог понять почему. Врач сказал нам: «Не знаю, что вы делали, но, пожалуйста, продолжайте делать то же самое. Потому что это явное чудо». И вот два-три месяца опухоль не росла. А потом — снова стала увеличиваться. Что это было? С медицинской точки зрения никто объяснить не мог. Но для меня это стало прямым свидетельством Божьего присутствия в нашей жизни. Господь показал, что Он здесь и Он — хозяин ситуации. Если Ему надо, если он считает это нужным и правильным, Он может остановить рост опухоли. Если Он этого не делает, значит, есть на то Его воля — и нельзя лезть поперек. Я воспринял это именно так. Кто я такой, чтобы идти против Бога?

Конечно же, мы молились. Как сказал мне один архиерей, «за Вашу матушку половина Русской Православной Церкви молится». И у меня нет никаких сомнений, что только благодаря этим молитвам она умерла не через месяц после постановки диагноза, а через четыре года. Но молиться — это ведь не то же самое, что сказать: «Господи, пусть будет либо по-моему, либо никак!» Или втиснуть всю свою жизнь в эту молитву: мол, Господи, если не будет так, как я прошу, я Тебе назло с места не сойду и умру в этом подвиге. Что я — умнее Бога?

Молитва за ближнего — это подлинное проявление любви. И тут возникает очень тонкий момент. Что значит любовь к человеку? Если я люблю, чего я — прежде всего — ему желаю? Спасения. А что, если эта болезнь, по Божьему замыслу, — единственный правильный путь, чтобы человек спасся. И что — я должен встать и сказать: «Нет, Господи, обожди, мне жена нужна»?

— Кроме смирения в духовной жизни существует еще и дерзновение. Есть известная евангельская максима: «Стучите, и отворят вам». Как Вы ее понимаете?

— Стучите — и вам действительно отворят. Но увидеть за дверью вы можете совершенно не то, что предполагали. Бог — это не мальчик на побегушках, который спешит исполнять ваши поручения. Да, Он отворит дверь, в которую вы стучитесь — в знак того, что вас слышат, с вами общаются, на вас реагируют, у вас с Богом — отношения.

Это очень тонкий момент. Потому что, с одной стороны, есть то, о чем я сказал. Но с другой, Богу интересно смотреть, что человек просит. Как любому отцу очень интересно наблюдать за своими детьми. Мне, например, интересно смотреть, как меняются приоритеты и предпочтения моих детей, как идет внутренний рост. И разумный родитель вряд ли станет навязывать ребенку свое мнение: «Ты должен стать хорошим юристом!» Точно так же и Богу интересно, что человек выберет.

И тут уже возникает коллизия: как сочетается человеческая свобода и Божественное провидение? На одном конце — идея свободной воли человека, а на другом — то, что, по словам апостола Павла, мы пленяем всякое помышление в послушание Христу (2 Кор 10:5). С одной стороны, у Бога о каждом из нас есть план. С другой, если мы сами ничего не выбираем, если нам ничего не надо, если у нас сформировалось стойкое хроническое безразличие ко всему, что происходит, — значит, нас просто нет. Мы становимся людьми по мере выбора своих предпочтений, по мере этого ежедневного и даже ежесекундного выбора. Из любой ситуации вывернуть к добру или ко злу. До последнего предсмертного момента человек совершает выбор. Забери у нас возможность выбирать — и у нас не окажется постоянного тренажера для души, для сердца, для мозга, для воли. И в то же время, как ты ни выбирай, как ни изменяй свой путь, Господь все равно лучше тебя знает, что тебе надо и каким путем, в каком амплуа, в каком статусе тебе нужно идти. Более того, даже если ты выбираешь неправильный путь, Бог все равно сделает так, чтобы в конечном итоге этот путь оказался именно таким, каким Господь считает нужным тебя провести.

И как после всего этого язык повернется просить о чуде?

— А что в этом такого неправильного?

— Вот живешь ты с Богом и ощущаешь, что Господь — вот здесь, на кончиках пальцев, в каждой мелочи, в каждой секунде, все Им пропитано, и все, что с тобой происходит, непрестанно свидетельствует о Его попечении, Его любви, Его заботе… Неужели этого недостаточно и нам нужно еще какое-то чудо?

Вообразите себе семью, где ребенок страдает тяжелым заболеванием пищеварительной системы, и родители всю жизнь тратят на то, чтобы кормить ребенка именно теми продуктами, которые позволят ему жить и выздороветь. Ребенок это понимает, но вдруг говорит: «Хочу пирожное. Смертельно хочу! Что хотите, делайте — но дайте мне пирожное». Родители, конечно, могут дать ему это пирожное и при этом предвидеть, что ребенку станет сильно хуже и придется еще больше вкладывать сил, времени и денег, чтобы нейтрализовать этот результат исполнения свободной воли человека. Но ведь каким же несмышленым надо быть, чтобы от родителей в такой ситуации требовать пирожного! Нужно жить в абсолютно своем непроницаемом мире, не видеть попечения родителей, не видеть собственной болезни и считать, что вся жизнь крутится вокруг тебя одного. Возможно, я глубоко ошибаюсь, но требования чуда у Бога кажется мне чем-то подобным.

У преподобного Исаака Сирина встречается такая мысль, что только по немощи ума человеческого Бог заповедал нам просить у Него хлеба насущного, а тем, кто «совершенны ведением и здравы душой», Христос говорит: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам… (Мф 6:33). Эта мысль в свое время меня просто перевернула. Ведь действительно, какой смысл просить что-либо у Бога, когда мы и так живем в пространстве постоянного Божьего попечения.

— Так что же — у Бога вообще ничего просить не надо? А если тяжелая ситуация? Вы ведь сами рассказали, что молились о выздоровлении супруги…

— Конечно, молился! Но тут я всегда вспоминаю мысль митрополита Сурожского Антония, которую встретил в одной из его проповедей: дескать, у меня с Богом такая договоренность — я ничего не прошу для себя, но прошу для других. Конечно, Господь хочет, чтобы мы молились и просили о близких, потому что это — проявление нашей любви.

Но тут есть и другой интересный момент. Нельзя молитву понимать только как запрос. Запрос к Богу — это всего лишь определенная разновидность молитвы и далеко не самая совершенная. Смысл молитвы — в общении человека с Богом. Может показаться, что святые отцы и подвижники благочестия не молились вовсе: не вставали на молитву, не просили Бога о том-то и о том-то. Просто вся их жизнь — каждая секунда — и так была хождением перед Богом. Они ни на мгновение не выпускали Бога из своего сердца и своего сознания — это и была их молитва, естественная, как дыхание. Точно так же, как любящим супругам не нужно постоянно признаваться друг другу в любви. Они просто живут вместе — и их поступки, их невыраженные мысли и слова, весь ритм их жизни отражают их любовь.

Поэтому молитва — повторюсь — не запрос. Молитва — это в идеале принесение себя целиком в жертву Богу. Вот есть монах-затворник — казалось бы, какая от него польза для мира? Принято считать, что у него нужно просить, чтобы о нас помолился, потому что он, дескать, ближе к Богу и у него «рычагов воздействия» больше. Может, оно и так, но смысл его затворничества — совсем в другом. Он угождает Богу тем, что постоянно находится в состоянии, образно говоря, максимальной «синхронизации» с Ним, и оказывает неоценимую услугу всем людям вообще тем фактом, что в нашем земном мире — в этом царстве хаоса и греха, где все идет совсем не так, как Бог хочет, и идет не потому, что Он так задумал, а потому, что есть мы и с нами, такими уродцами, ничего не поделаешь, хотя и уничтожить нас нельзя, потому что мы еще не совсем безнадежны, — словом, в этом царстве беспорядка вдруг образуется островок, где все идет так, как Господом было для человека задумано. Молитва монаха-затворника — это своего рода представительство, реально дипломатическая миссия перед Богом.

Любопытно еще оценить интенсивность этой молитвы. Среди людей, с которыми мне доводилось общаться и которые для меня в той или иной мере олицетворяют святость, я ни разу не встречал такого, чтобы в какой-то тяжелой ситуации они, пытаясь чего-то у Бога выпросить, меняли ритм своей жизни — грубо говоря, решали: «Вот сейчас надо добавить столько земных поклонов в день и настолько-то увеличить молитвенное правило, и тогда все станет хорошо». Не было такого… И я не могу упрекнуть этих людей в безразличии или холодности. Также не могу сказать, что им не хватает силы воли или не позволяет загрузка. И в этом, мне кажется, есть какая-то очень серьезная, глубинная правда. Когда человек уже живет в некоем приближении к идеалу, когда служит и молится каждый день и больше уже физически не смог бы — в этом есть доверие Богу. Ежедневно жить так, как заповедано, гораздо важнее, чем провоцировать Бога «чудесным образом» вторгаться в нашу жизнь.

Все в порядке!

— Если мы чувствуем, что Бог проявляется во всем, в каждом движении жизни, нет ли здесь опасности впасть в этакое «блаженное спокойствие» — все уже хорошо, Господь рядом. Где тогда место для внутреннего напряжения, для работы над собой?

— Когда человек успокаивается, это прекрасно. Я не вижу ничего ненормального и противоречивого в том, что человек успокаивается. Находиться в мире с самим собой — это единственно правильно состояние. Возможность достичь внутреннего покоя, внутренней тишины — то, что в православной традиции называется «исихией» — это и отличает верующего от неверующего. Это базовая уверенность, что все в порядке. Тебя может скручивать от страстей, от гнева, от похоти — но это остается на поверхности. А в душе есть глубина, куда ты можешь в любой момент заглянуть и увериться, что мир — гармоничен. Потому что глубина — это Бог, это Церковь, это Христос, Который тебя уже спас. И все это неподвластно земным катаклизмам. Это больше них.

Но Вы спросили о том, не превращается ли человек, который ощущает реальное Божие присутствие здесь и сейчас, в бездеятельного, безвластного, бессильного «пофигиста». Нет, ничего подобного. Наоборот, только тогда, когда человек понимает предельную значимость каждого момента своей жизни и всего того материального, в чем он живет, — только тогда он может начать относиться к жизни правильно. То есть осознавать, что другого мира и другой жизни — не будет. У нас с Вами не будет второго такого же интервью. Если будет — то совсем другое. Момент, который Вы переживаете здесь и сейчас, со всеми его возможностями совершения выбора, — никогда не повторится. А значит, это самый важный и самый значимый момент в Вашей жизни, потому что «есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Из этого понимания исключительности каждого мгновения, каждого человека, каждого предмета проистекает предельная напряженность жизни. Не расслабленность, не успокоенность, а именно предельно напряженная жизнь.

Вообразите, летит лайнер. Пассажиры расслаблены — у них все хорошо. Но ведь пилот и штурман чувствуют себя совершенно по-другому. У них одно неправильное движение — и всё, сотни смертей. И человек, который не ощущает ценности каждого мгновения, напоминает пассажира — «летим, едим, читаем книжку, все хорошо». А тот, кто ощущает себя постоянно на гребне соприкосновения человеческой жизни и Божьей милости, напоминает пилота: он не может откинуться на спинку кресла и задремать. Потому что каждую секунду он несет ответственность.

Такая внутренняя напряженность — неизбежное следствие реальности Божьего присутствия в мире. Человек понимает, что ему и надо «дергаться» именно потому, что все нормально. Ведь если не напрячься в текущий момент, в следующий нормально ничего уже не будет.

— Одни говорят: христианство — это исправление грехов, без которого невозможна радость. Другие говорят: христианство — это радость, для достижения которой необходимо исправление грехов. Мысль одна и та же — акценты разные. Понятно, что это не бинарные оппозиции, а просто два конца спектра…

— Правда есть и там, и там, а первичен в христианстве — Христос. Оно христоцентрично, не «грехоцентрично» и не «радостецентрично». А когда мы говорим о Христе, мы говорим о чем-то из другого измерения, о чем-то, что не поддается расчленению на составляющие. Потому что во Христе — всё.

Что такое личность Христа? Мне кажется, самые глубокие и самые по-христиански правильные ощущения человек испытывает даже не тогда, когда поет «Христос Воскресе», а когда в дни Страстной недели стоит в храме и вместе со Спасителем идет на Голгофу. Что в этом? Осознание своего греха? Да, потому что мы видим, какова страшная цена его искупления. Чувство радости? Тоже да. И дело даже не в том, что мы знаем о грядущем Воскресении. Просто в самом крестном пути сквозь каждое событие и каждую молитву пробивается свет Божьего Промысла о нас — и значит, Божьей любви. Чувство греха и чувство радости причудливым образом соединены. И нельзя одно отбросить, а другое признать главенствующим.

«Один близкий мне человек недавно произнес фразу, которая меня до глубины души тронула: если и будет мне прощение, то оно будет с огромными слезами. То есть он понимает, что по большому счету простить его нельзя. И в то же время точно знает, что его простят. Объективность и очевидность этого факта не может не родить в нем слез покаяния и глубинной благодарности. А через них — устремленности к Богу как таковому.

Помните евангельский эпизод, где Христос уже после воскресения является апостолам:

После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его. Симон Петр говорит им: иду ловить рыбу. Говорят ему: идем и мы с тобою. Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего. А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет. Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы. Тогда ученик, которого любил Иисус, говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море (Ин 21:1–7).

Стоило Петру услышать, что Господь воскрес — всё, он бросает рыбу, которую с таким трудом пытался ловить всю ночь и устремляется ко Христу. Если рядом Господь, то Петру уже ничего другого не надо. Ведь все самое главное — в Нем Самом. И это состояние души, в которое каждому христианину — а может быть, и каждому человеку вообще — хочется прийти. Это состояние, ради которого Господь нас и создавал: любить Его не за то, что Он делает, а за то, что Он — есть.

Православный журнал «Фома» (http://foma.ru/chudo-sveta.html)

Ровно 120 лет назад, 14 (27) ноября 1894 года в Большой церкви Зимнего дворца состоялось венчание российского императора Николая II и будущей императрицы Александры Феодоровны. Этот брак не был формальностью, для супругов он стал важной составляющей смысла их жизни. Об этом можно с уверенностью утверждать, читая размышления Александры Федоровны о браке и семье, в которых отразился её глубокий опыт любви и страдания. Сегодня мы предлагаем нашим читателям отдельные места из записей императрицы Александры Феодоровны.

---

***
1. Смысл брака в том, чтобы приносить радость. Подразумевается, что супружеская жизнь – жизнь самая счастливая, полная, чистая, богатая. Это установление Господа о совершенстве.

***
2. День свадьбы нужно помнить всегда и выделять его особо среди других важных дат жизни. Это день, свет которого до конца жизни будет освещать все другие дни. Радость от заключения брака не бурная, а глубокая и спокойная. Над брачным алтарем, когда соединяются руки и произносятся святые обеты, склоняются ангелы и тихо поют свои песни, а потом они осеняют счастливую пару своими крыльями, когда начинается их совместный жизненный путь.

***
3. По вине тех, кто поженился, одного или обоих, жизнь в браке может стать несчастьем. Возможность в браке быть счастливыми очень велика, но нельзя забывать и о возможности его краха. Только правильная и мудрая жизнь в браке поможет достичь идеальных супружеских отношений.

***
4. Первый урок, который нужно выучить и исполнить, это терпение. В начале семейной жизни обнаруживаются как достоинства характера и нрава, так и недостатки и особенности привычек, вкуса, темперамента, о которых вторая половина и не подозревала. Иногда кажется, что невозможно притереться друг к другу, что будут вечные и безнадежные конфликты, но терпение и любовь преодолевают все, и две жизни сливаются в одну, более благородную, сильную, полную, богатую, и эта жизнь будет продолжаться в мире и покое.

***
5. Еще один секрет счастья в семейной жизни – это внимание друг к другу. Муж и жена должны постоянно оказывать друг другу знаки самого нежного внимания и любви. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких, быстро забывающихся удовольствий от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств. Любви тоже нужен ее ежедневный хлеб.

***
6. Бойтесь малейшего начала непонимания или отчуждения. Вместо того, чтобы сдержаться, произносится неумное, неосторожное слово – и вот между двумя сердцами, которые до этого были одним целым, появилась маленькая трещинка, она ширится и ширится до тех пор, пока они не оказываются навеки оторванными друг от друга. Вы сказали что-то в спешке? Немедленно попросите прощения. У вас возникло какое-то непонимание? Неважно, чья это вина, не позволяйте ему ни на час оставаться между вами.

***
7. В устройстве дома должен принимать участие каждый член семьи, и самое полное семейное счастье может быть достигнуто, когда все честно выполняют свои обязанности.

***
8. Когда увядает красота лица, потухает блеск глаз, а со старостью приходят морщинки или оставляют свои следы и рубцы болезни, горе, заботы, любовь верного мужа должна оставаться такой же глубокой и искренней, как и раньше. Нет на земле мерок, способных измерить глубину любви Христа к Его Церкви, и ни один смертный не может любить с такой же глубиной, но все же каждый муж обязан это сделать в той степени, в какой эту любовь можно повторить на земле. Ни одна жертва не покажется ему слишком большой ради его любимой.

***
9. Каждой жене следует знать, что, когда она в растерянности или затруднении, в любви своего мужа она всегда найдет безопасный и тихий приют. Ей следует знать, что он ее поймет, будет обращаться с ней очень деликатно, употребит силу, чтобы ее защитить. Ей никогда не следует сомневаться в том, что во всех ее затруднениях он ей посочувствует. Надо, чтобы она никогда не боялась встретить холодность или укор, когда придет к нему искать защиту.

***
10. Верной жене не нужно быть ни мечтой поэта, ни красивой картинкой, ни эфемерным созданием, до которого страшно дотронуться, а нужно быть здоровой, сильной, практичной, трудолюбивой женщиной, способной выполнять семейные обязанности, и отмеченной все-таки той красотой, которую дает душе высокая и благородная цель.

***
11. Некоторые жены думают только о романтических идеалах, а повседневными своими обязанностями пренебрегают и не укрепляют этим свое семейное счастье. Часто бывает, когда самая нежная любовь погибает, а причина этого – в беспорядке, небрежности, плохом ведении домашнего хозяйства.

***
12. Никакие сокровища мира не могут заменить человеку потерю ни с чем не сравнимых сокровищ – его родных детей. Что-то Бог дает часто, а что-то только один раз. Проходят и снова возвращаются времена года, расцветают новые цветы, но никогда не приходит дважды юность. Только один раз дается детство со всеми его возможностями. То, что вы можете сделать, чтобы украсить его, делайте быстро.

***
13. Родители должны быть такими, какими они хотят видеть своих детей – не на словах, а на деле. Они должны учить своих детей примером своей жизни.

***
14. Душа пишет свою историю на теле.

***
15. Пока живы родители, ребенок всегда остается ребенком и должен отвечать родителям любовью и почтением. Любовь детей к родителям выражается в полном доверии к ним. Для настоящей матери важно все, чем интересуется ее ребенок. Она так же охотно слушает о его приключениях, радостях, разочарованиях, достижениях, планах и фантазиях, как другие люди слушают какое-нибудь романтическое повествование.

***
16. Родители иногда грешат чрезмерным беспокойством или неумными и постоянно раздражающими увещеваниями, но сыновья и дочери должны согласиться с тем, что в основе всей этой чрезмерной заботливости лежит глубокая тревога за них.

***
17. Тяжелая работа, трудности, заботы, самопожертвование и даже горе теряют свою остроту, мрачность и суровость, когда они смягчены нежной любовью, так же, как и холодные, голые, зазубренные скалы становятся прекрасными, когда дикие лозы обвивают их своими зелеными гирляндами, а нежные цветы заполняют все углубления и трещины.

***
18. В жизнь каждого дома, раньше или позже, приходит горький опыт – опыт страданий. Могут быть годы безоблачного счастья, но наверняка будут и горести. Поток, который так долго бежал, подобно веселому ручейку, бежащему при ярком солнечном свете через зимние луга среди цветов, углубляется, темнеет, ныряет в мрачное ущелье или низвергается водопадом.

***
19. Никто не знает, какое святое таинство происходит в младенце, которому всего лишь час суждено прожить на этой земле. Он не напрасно его проживает. За этот короткий час он может совершить больше, оставить более глубокий след, чем иные, проживая долгие годы. Многие дети, умирая, приводят своих родителей к священным стопам Христа.

***
20. Есть горе, которое ранит еще больше, чем смерть. Но любовь Бога может превратить любое испытание в благословение.

Государыня Александра Федоровна: 20 мыслей о браке и семейной жизни

Читать далее

Удивительное название – Нероновка. Как село с таким названием могло появиться в краях, где проходила граница обороны России от жестоких набегов кочевников, недалеко от известной решающей битвы Тохтамыша и Тимура (Тамерлана).

Честно говоря, на пути в Нероновку больше волнует не происхождение названия села, а как пройдет встреча с удивительным человеком, Божьим промыслом оказавшимся в этом месте. Вот уже свернули на проселочную дорогу, ведущую к селу. Дорога с твердым покрытием, но чувствуется: без ремонта стоит уже лет десять, а то и больше. Вот и село. Храм видно издалека, и по этому ориентиру подъезжаем.

В храме сразу видим матушку Лидию. Почти в эту же минуту мы встречаемся с ней взглядом. Мы подходим к матушке, здороваемся, представляемся, а она, будто мы давние хорошие знакомые, спокойным приветливым голосом отвечает: «Сейчас будет крещение, потом венчание, а после венчания и поговорим».

Монахиня Лидия (Державина), вдова протоиерея Иоанна Державина (1998), мать 11 детей. Все дети в семье Державиных связали свою жизнь с Церковью, трое сыновей – священники, все дочери – матушки. вырастили одиннадцать детей! В этом знатном на всю Россию роду стали священниками трое сыновей и все зятья; сын Николай Иванович – референт покойного Святейшего Патриарха Алексия, сотрудник референтуры Святейшего Патриарха Кирилла.

Матушка Лидия отвечает на вопросы корреспондента портала “Православие и мир“

– Матушка, с замужеством Вы переехали из Петербурга в маленькое село. Не тяжело ли было уезжать из большого города?

– Мне не было тяжело. Дело в том, что в детстве я часто жила у своей крестной, у которой дом, можно сказать, находился прямо в лесу, поэтому мне не был чужд такой образ жизни. Кроме того, я не одна была, а с мужем, поэтому, конечно, мне не было тяжело.

– Вы могли предположить, как сложится Ваша судьба?

– Нет, в Петербурге я родилась, училась. В детстве очень хотела быть врачом, причем хирургом. Меня очень привлекала эта профессия. Всю жизнь любила читать о врачах, например, об архиепископе Луке Войно-Ясенецком – был такой врач – и о менее известных тоже. Еще с детства очень любила петь. С тех пор, как я вышла замуж, мне приходилось помогать мужу – всегда руководила хором на разных приходах.

– Расскажите, а как Вы встретились с Вашим будущим мужем?

– Мы встретились на источнике Божией Матери в Тверской области. Я приехала в отпуск к своей крестной, а он учился в семинарии и приехал туда к себе домой – жил недалеко от того места. С детства он был очень верующим человеком, легко запоминал проповеди. Ему было еще лет 5, а он уже приходил домой, все пересказывал. Всегда хотел и стремился быть священником, и Господь так устроил, что 40 лет прослужил священником.

– Часто бывает, что тяжело определить, тот ли это человек, твой спутник жизни. Как Вы поняли, что с этим человеком у Вас получится семейная жизнь?

– У нас было благословение митрополита Вениамина Федченкова, а также прозорливой старицы Васы. Поэтому сомнений тут не было никаких.

– Что Вы посоветуете девушкам, которые ждут любви, но встречая приличного человека, не испытывают ее к нему. Что в таком случае делать: выходить ли замуж?

– Любовь по Евангелию должна быть жертвенной. Я читала у одной игуменьи, что Господь не спросит, любил ли тебя кто или нет, а любил ты сам кого. Надо самой любить. Романы о любви остаются все-таки романами, а в жизни любовь должна возрасти в сердце человека. Например, могу сказать, что в браке любовь именно возрастает. Она не должна умаляться, а должна крепнуть и развиваться еще больше.

– А как и где сейчас встретить такого человека, с которым возможно взрасти любовь?

– Надо молиться.

Например, мой супруг, когда еще учился в семинарии, каждый день усердно молился, чтобы Господь послал ему невесту, но как именно Господу угодно. Кроме того, как нам рассказывал один наш знакомый, его преподаватель Киевской семинарии говорил своим студентам, что выбор невесты можно сравнить с тем, как если бы взяли много яблок, порезали пополам каждое и бросили в мешок, и надо найти половинку своего, чтобы это яблоко было целым.

Конечно, самое главное, чтобы люди были одного духа, ведь человек состоит из тела, души и духа. Когда есть один дух, то какие бы склоки там ни были, все трудности переносить легче. А где встретить, у моего батюшки есть родная сестра, она и сейчас еще жива, так вот, она никуда не ходила: мама болела, да и просто некогда было, только на работу и потом домой. Господь устроил так, что ее будущий муж пришел сам к ней домой. Этому человеку приснился сон, что он пришел в какой-то дом, смотрит: печка, а на ней девушка сидит. Он подошел и снял ее с печки. Потом он спрашивал у своих знакомых, где же найти ему скромную девушку. Ему сказали, что вот там-то и там-то живут такие-то люди.

Заметьте, он скромную искал, а ведь это важно учесть: кто-что ищет. Пришел в дом, но как зайти в незнакомый дом, не придешь же ни с того, ни с сего. Он сказал, что от комсомольского актива, может, нужна помощь, еще что-то. Когда зашел в дом, он сразу же увидел девушку, которую во сне снял с печки. Вот как Господь все устроил и послал ему ее и ей его! А жили они так, что даже не только с полуслова понимали друг друга, но и с одного взгляда. Когда Господь соединяет, то это прочный союз. А если мы выбираем только по лицу или еще по чему, то кто знает, как будет.

– Когда двое соединяются, ведь все равно есть какие-либо трудности, как их можно преодолеть?

– Нужно приспособиться друг к другу, к характеру, особенно в начале. Конечно, нужно еще уважать друг друга. Если почитать письма царицы Александры, то можно увидеть у нее столько мудрости: как семью сохранить, любовь. Надо не себе угождать, а другому человеку, тогда все получится.

– Расскажите, а как у Вас получалось преодолевать трудности, особенно поначалу?

– Необходимо было терпение, ведь у каждого свой характер, свои привычки, свои недостатки, идеальных людей нет. Надо было просто приспособиться друг к другу. Если хочешь, ты, конечно, приспособишься.

Мне в жизни встретилась одна монахиня – она говорила, что с любым человеком может ужиться. Она умела и хотела приспособиться к другому человеку. При советской власти мы с батюшкой выписывали одну газету, в которой была тема о семье. В этой теме люди писали письма о своей семейной жизни.

Сравнивая с современным обществом, можно сказать, что сейчас проходит соревнование эгоизмов, поэтому семьи распадаются. Каждый ищет своего, чтоб мне было хорошо, а не тебе. А если настоящая любовь, то, конечно, человек старается, а про себя забывает. Помните романс: «Я Вас любил…», так, дай вам Бог, чтобы вы были любимы. В этом романсе он настолько любит девушку, что если она ему не отвечает взаимностью, то он желает ей избранника, который бы любил ее так, как он ее. Вот это настоящая любовь. И у апостола Павла также написано.

– А если мужчина визуально не очень привлекает, стоит ли потерпеть и все равно выйти замуж?

– Конечно, надо потерпеть. Есть такая поговорка, что красота приглядится, а ум пригодится. Например, А.С. Пушкин женился на Наталье Николаевне, которая была намного выше его ростом, а он по сравнению с ней был маленького роста, но жили же и любили друг друга.

– А как Вы выдавали замуж Ваших дочерей? Как Вы поняли, что готовы дать свое благословение на брак именно с этими женихами?

– Господь посылал. Женихи приезжали сами к нам домой. Выдавая замуж дочерей, я не одна решала этот вопрос, а с батюшкой. И основное решение также принадлежало отцу Иоанну, он у нас очень мудрый был, хорошо чувствовал людей.

– Вы имели свое слово при батюшке?

– Когда старица благословляла нас на брак, она сказала, что «он с огоньком, а ты с водичкой, так и проживете». Когда батюшка спрашивал, я ненавязчиво, без настойчивости советовала, говорила: «а как ты думаешь, может, вот так…».

– А если у вас мнения расходились, как вы поступали?

– Я принимала решение батюшки. Если он так хочет, значит так нужно, ведь он глава семьи. Вы, наверное, читали сказку о жене, которая во всем хвалила своего мужа. Насколько я помню, в этой сказке муж пошел продавать лошадь, поменял на корову, а ее на козу, потом на гуся, затем на курицу и т.д. В конце концов, поменял на мешок с гнилыми яблоками.

Пошел муж домой с мешком гнилых яблок, зашел в харчевню, разговорились с мужиками, рассказал, как он менял одно на другое, а в итоге приобрел эти яблоки. Ему сказали: «Да ты что! Твоя жена не знай, что сделает, она, наверное, тебя из дома выгонит». А муж говорит: «Нет, жена меня обязательно похвалит». Они даже поспорили: «Если твоя жена тебя похвалит, то мы тебе мешок с золотом дадим». Пришли домой, муж стал рассказывать жене, как он продал лошадь: «Знаешь, я поменял лошадь на корову». Жена ему отвечает: «Ах, какой же ты молодец! Теперь у нас молочко будет!» Муж продолжает: «Да ты знаешь, я корову потом на козу поменял». Жена ему: «Ах, какой же ты умница! Ведь козу и легче доить и меньше кормить». Муж рассказывает дальше: «да я и козу променял на гусыню». Жена: «Ах, как хорошо! Теперь у нас свои яички будут и гусята!» Муж говорит: «Да я и гусыню на курицу обменял». А жена ему: «как хорошо, значит теперь у нас будут куриные яички и свои цыплята!» Так муж рассказал и про гнилые яблоки. Жена ему и отвечает: «Какой же ты умница! Пусть гнилые, но наконец-то у нас будут яблоки, а то я к соседке ходила – у нее ни одного яблочка, говорила мне, что хоть бы гнилые были. А сейчас я с ней и поделюсь».

Так, жена слушала своего мужа и за все его хвалила и благодарила. Мужики слушали-слушали, да и дали мешок золота. Это, конечно, сказка, но мораль понятно какая. Надо найти в себе силы согласиться с мужем. Во всем надо находить в себе силы, надеясь на волю Божию. Если брак венчанный, то силы можно на все найти.

В молитвах при венчании, священник молится, чтобы муж был во главу жены. Я слышала об одной женщине, как она управлялась со своим мужем. Если муж что-то ей скажет, она везде и всюду говорила: «как ты, я только, как ты хочешь». При этом она, как шея головой, управляла мужем, т.е. умиротворяла его душу, без агрессии на все реагировала. В благодарность на то, что жена его так почитает, что она его слушает во всем и при всех, он делал все, что она хочет.

Здесь должна быть не хитрость, а женская мудрость. Всегда важно помнить: мужа надо иметь во главу, почитать его.

На другом приходе я была знакома с одной женщиной. Они с мужем были верующими, но он иногда выпивал. Бывало, если кто скажет: «Твой муж-то какой!» Она всегда-всегда отвечала: «Нет, мой Коля лучше всех!» Однажды я к ним пришла – а при мне она не стеснялась – она ему говорила: «ты давай …», но на людях никогда, ведь они ему передают ее слова. Они очень хорошо, дружно жили. Мужа надо всегда иметь во главу, по благословению Божию.

– В какой семье Вы воспитывались, где Вы научились такой мудрости?

– У нас с сестрой такая крестная была, она во всем себя винила. Я помню, когда еще в детстве к ней приезжали, то что бы в семье ни случилось – сама она замужем не была, но был брат, сосед, еще одна женщина – она всегда говорила: «Это я виновата, это я виновата». Мы с детства это видели.

– Как Вы с батюшкой пережили гонения на Церковь?

– Сложное было время, но батюшка у меня был очень крепкой веры, он готов был на все: на гонения, на ссылку, на что угодно.

– Детей не обижали из-за того, что они из верующей церковной семьи?

– Нет, нисколько, потому что батюшку очень уважали. Он как-то умел себя так поставить, очень мудрый был, понимал политику коммунистического государства и всей этой системы, и он уже догадывался, предвидел заранее, как они могут поступить, что могут сказать, поэтому он так вел себя, что все коммунисты его уважали.

Как-то раз у нас был случай в школе, в которой учились наши дети. Директор школы сказал батюшке: «Иван Иванович, кто же должен быть авторитетом, т.е. я, директор школы, или Вы, отец?» А батюшка ему говорит: «Конечно, я». И он действительно был авторитетом.

Дети видели, что он искренне верит, что у него горячая, живая вера. Я как-то читала, что во времена революции сын одного священника видел, как его отец насмехается над таинствами, над верой, поэтому он стал сам безбожником. А нашим детям Господь дал такого верующего отца, поэтому, конечно, это оказало большое влияние. Наши дети и крестики никогда не снимали, хотя как-то раз к моему батюшке приехали и сказали: «пусть они у вас дома крестики носят, а в школу галстуки одевают». Батюшка ответил: «я не хочу двуличных детей воспитывать».

Они не были пионерами, да и я сама не была ни пионеркой, ни комсомолкой. Я училась в Петербурге, нас всех поставили на линейку, я сказала, что я не пионерка и ничего. Комсомолкой, я тоже сказала, что не готова стать, и я на самом деле не готова была.

– Как воспитать ребенка в вере, как воцерковить, при этом не отвращая от Церкви?

– Это сложно, конечно, но все-таки в раннем детстве, в самом раннем, надо заставлять, чтобы у ребенка выработался навык. Тогда он привыкнет к тому, что так и нужно. Если начать позже, то это будет сложнее. Также надо приучать утром и вечером молиться. Сначала понемногу, конечно, но регулярно. Сейчас еще сложность в том, что стало больше соблазнов, чем когда наши дети росли.

– У Вас 11 детей. Как Вы справлялись с такой большой семьей?

– У нас помощники были, няня была, она прожила с нами 40 лет. Не могу говорить о том, трудно ли это, ведь сколько Господь дал, и потом я не одна была, одна бы я не справилась. У меня был батюшка, была няня – очень верующая и мудрая. Она замужем не была, а детей очень любила. Господь все устраивает. Люди и сейчас решаются помногу детей иметь, бывает и по 12 и более. Когда нас батюшка венчал, он сказал нам, чтоб «десять человек у вас было», а у нас 11.

– Если ребенок умирает, как пережить эту смерть?

– Смерть не бывает без воли Божией. Если ребенок умирает, то он, во-первых, в чине ангельском бывает. У одной моей дочери мальчик прожил четыре месяца и умер. Тяжело, конечно, но ведь он теперь с ангелами вместе. Надо смерть понимать больше в духовном смысле, думать больше о душе. Теперь столько соблазнов, грязи, зла в мире. Если Господь берет младенца, значит Он любит его еще больше, потому что там-то он только радуется, а тут мало ли какие грехи, куда-нибудь попадет, неизвестно, что могло бы с ним произойти.

– Как вам удавалось, чтоб все дети дружно жили?

– Не надо позволять ссориться. Если у меня было какое-то лакомство, я всем поровну делила, чтобы никто не обижался. Любить надо всех одинаково, чтоб не было ревности.

Мы заканчиваем нашу беседу с матушкой. Вот уже и отец Роман (младший сын, настоятель храма) идет звать матушку – снова крещение и венчание.

Портал “Православие и мир“ (http://www.pravmir.ru/monaxinya-lidiya-derzhavina/)

«Церковь, у тебя слишком долгие службы, длинные посты, богослужение на непонятном языке. Мне от этого некомфортно. Еще я слушаю группу такую-то и певца такого-то, а ты, Церковь, никак не готова принять эти мои увлечения. Ты не права, Церковь. А еще в мире много несправедливости, а ты с этим не борешься. Церковь, учти, пожалуйста, мои требования, и тогда я, возможно, приду в храм помолиться».

На днях в социальных сетях появился очередной образчик этого жанра. Даже в отвратительном машинном переводе он вызвал сочувствие у многих, в том числе и христиан, которые тут же рассказали о том, в чем еще виновата Церковь перед ними. Авторы таких писем уже давно не просят, а ставят ультиматумы, которые постоянно пополняются всё новыми и новыми пунктами.

Да, дорогой читатель, ты не сошел с ума, прочитав эти строки.

Христиане жалуются друг другу на Церковь и просят ее сделать так, чтобы им стало хорошо. Службы покороче, заповеди полегче, священники подобрее, а «качество обслуживания» повыше.

Поклонники самых причудливых групп и любители различных форм греха хотят, чтобы Церковь их не только не ругала, но приняла с распростертыми объятиями и благословила. Если ради этого нужно исправить Новый Завет или отвергнуть церковное предание, то Церковь должна для них это сделать.

Главное в храме – человек, а священник или епископ похожи на официантов или владельцев ресторанов. Клиент хочет изменения меню или шоу-программы – значит, клирики должны это делать.

Конечно, у нас в России до такой крайности пока не доходят, ограничиваясь открытыми письмами к епископату или патриарху. Несколько лет назад десятки, а то и сотни православных христиан требовали от Предстоятеля Русской Православной Церкви заступиться за женщин, устроивших кощунственное шоу в храме Христа Спасителя.

Некоторые христиане в нашей стране очень любят писать различные петиции. В социальных сетях и в СМИ они с удовольствием расскажут о том, как Церковь неправильно поступила в той или иной ситуации, поставят в пример католиков, у которых можно сидеть на службе (как будто у нас нельзя), или протестантов, молящихся с помощью песен под гитару. Человека не смущает тот факт, что его знания о католицизме ограничиваются сведениями об органе, папе и инквизиции, а о протестантизме он в лучшем случае слышал лишь в связи с женским священством. Да и о самой Православной Церкви он знает немного – путает священников с епископами и диаконами, а Московскую Патриархию рассматривает исключительно как учреждение типа министерства, зато этот критик прекрасно освоил технологию написания писем под девизом «Церковь нам должна». Такие люди очень похожи на малышей.

Маленькие дети считают, что им должны делать подарки или выполнять их просьбы немедленно – просто потому, что они так хотят. Но многие взрослые христиане ведут себя точно так же. Их не интересуют сложные дискуссии о возможности перевода богослужения на русский язык или разработки норм поста для мирян, они равнодушны к истории Церкви за исключением тиражирования нескольких мифов. Слова «юрисдикция», «апостольское преемство» или «канон» для авторов этих писем столь же ценны, как внутренние правила ресторана быстрого питания, почему-то запрещающего продавать клиенту свежие огурцы без булочки или салата.

В результате любые разговоры о возможных церковных реформах становятся практически невозможными не потому, что их не примут «церковные бабушки», а потому, что всегда найдется человек, который скажет: «Ты, Церковь, еще недостаточно подстроилась под мои желания».

Представим себе, что после долгих дискуссий и всенародного обсуждения Поместный Собор Русской Православной Церкви принимает документ о практике поста, где отвечает на самые острые вопросы и предлагает решение проблемы, как проводить Великий и другие посты с учетом рекомендаций Типикона и реалий современной жизни.

На следующий же день в социальных сетях и СМИ появятся тексты о том, что рыбу нужно заменить молоком, что главное в пост – не содержимое холодильника и желудка, а состояние души. Критики Церкви непременно расскажут о том, что сами священники не постятся, доказательством чего якобы служит их полнота. В результате всё опять кончится письмами, в которых христиане будут упрекать Церковь в том, что она так и не сделала хорошо лично им – не сократила длительность поста, не разрешила есть на Страстной седмице яичницу с сосисками, запрещает на время постов ходить на концерты или в театры.

Инфантилизм – питательная почва жалоб на Церковь. «Детки» хотят, чтобы Церковь или патриарх решала их проблемы за них

Всё это очень похоже на поведение маленьких детей, которые, с одной стороны, хотят, чтобы мама была рядом и одобряла все их действия, а с другой – разрешила есть на обед чипсы и газировку. Этот инфантилизм – питательная почва жалоб на Церковь. «Ваньки жуковы» из разных городов и стран хотят, чтобы Церковь или патриарх решала проблемы за них, разделяла их политические или эстетические взгляды. Они забывают о том, что Церковь – это корабль спасения, а не ясельная группа детского сада. Так что почти любые послания, в которых взрослые тети и дяди пробуют себя в жанре «дети пишут Богу», смотрятся очень странно.

И последнее. Любые ультиматумы Церкви выглядят просто смешно. Представьте себе, например, солдата, который, получив приказ, напишет командиру пространный рапорт с претензиями. Или работника, который не выполняет свои обязанности, а постоянно атакует начальство предложениями о том, как оно должно улучшить жизнь и условия работы своих сотрудников. Или, наконец, священника, отказывающегося служить Литургию, пишущего тексты с претензиями к епископату и раздающего десятки интервью о том, как он смертельно устал совершать богослужение.

Впрочем, новейшая история Церкви знает и такие примеры, но это тема отдельного разговора, а пока лучше ответим на еще один упрек в адрес Церкви – о том, что в мире много зла, а христиане с ним не воюют.

Если у человека есть идеи, как лучше бороться с несправедливостью в мире, он должен прийти в храм, поговорить с батюшкой, предложить свою помощь, и тогда Церковь руками этого христианина сможет сделать мир чуточку лучше.

И это самое лучшее, что можно сделать Великим постом.

Андрей Зайцев

Православие.Ru / Интернет-журнал
(http://www.pravoslavie.ru/jurnal/)

Использованы иллюстрации Бориса Дехтерева
к «Сказке о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина

«Домострой» — памятник средневековой русской литературы. Исследователи относят его к XVI веку. По предположениям филологов, он бытовал сначала как назидательный сборник среди торгово-промышленного люда Великого Новгорода, постепенно обрастая новыми наставлениями и советами. Авторство «Домостроя» иногда приписывается протопопу Сильвестру, священнику придворного Благовещенского собора в Кремле, одному из близких людей молодого Ивана IV Грозного, но Сильвестр был только составителем и редактором. «Домострой» представляет собой тщательно разработанный свод правил религиозного, общественного и семейно-бытового поведения, адресован он явно людям богатым и знатным.

Трудно представить, что сейчас кто-то сможет пользоваться рекомендациями «Домостроя» в полном объеме — слишком изменилась наша жизнь — но многое в нем полезно и для нас. Ну а знать, как жили наши предки, это просто жизненно необходимо — не хотим же мы быть Иванами, родства не помнящими.

---

Глава 64. Записи на весь год, что к столу подавать с Пасхального Воскресенья в мясоед

С Пасхи в мясоед к столу подают: лебедей, потроха лебяжьи, журавлей, цапель, уток, тетеревов, рябчиков, почки заячьи на вертеле, кур соленых (и желудок, шейку да печень куриные), баранину соленую да баранину печеную» куриный бульон, крутую кашу, солонину, полотки, язык, лосину и зайчатину в латках, зайчатину соленую, заячьи пупки, кур жареных (кишечки, желудок да печень куриные), жаворонков, потрошек, бараний сандрик, свинину, ветчину, карасей, сморчки, кундумы, двойные щи.

А к ужину подают студень, рябчиков, зайчатину печеную да уток, рябчиков жареных, да тетеревов, баранину в полотках, зайчатину заливную, кур жареных, свинину да ветчину.

А еще в Пасхальный мясоед к столу еду подают рыбную: сельдь на пару, щуку на пару, леща на пару, лососину сушеную, белорыбицу сушеную, осетрину сушеную, спинки стерляжьи, белужину сушеную, спинки белужьи, спинки белорыбицы на пару, лещей на пару, уху с шафраном, уху из окуней, из плотиц, из лещей, из карасей.

Из заливных подают: белорыбицу свежую, стерлядь свежую, осетрину свежую, щучьи головы с чесноком, гольцов, осетрину шехонскую, осетрину косячную.

На Петровский пост к столу еду подают: сельдь на пару, щуку на пару, леща на пару, сушеную рыбу – лососину, белорыбицу, осетрину, спинки стерляжьи и вязигу белужью, спинку белорыбицы на пару, уху щучью с шафраном, ухи черной векошник, запеченных окуней, векошники из плотиц, уху из пескарей, из лещей, из карасей, тавранчук осетровый, да тавранчук стерляжий.

Из заливных: белорыбица свежая, стерлядь свежая, стерлядь свежепросоленая, осетрина свежая, осетрина соленая, щучина свежепросоленая, щучьи головы с чесноком, гольцы, стерлядь вяленая, осетрина шехонская, осетрина косячная, грибы вареные, печеные и сушеные, щи, караси, раки.

С Петрова дня в мясоед к столу подают: лебедей, потрох лебяжий, журавлей, цапель, уток, почки заячьи, вырезки жареные, языки говяжьи жареные, баранью грудинку жареную, кур соленых, желудки да шейки куриные, баранину печеную, уху куриную, говядину соленую, юрмы, солонину с чесноком, солонину с пряностями, мясо вяленое с чесноком, мясо вяленое с пряностями, полотки утиные сушеные, старую солонину, языки говяжьи сушеные, языки лосиные, лосину да зайчатину в латках, зайчатину в лапше, зайчатину заливную, почки заячьи заливные, заячьи пупки, печень заячью, цыплят на вертеле, караваи с зайчатиной, курники, пироги слоеные, гречники с салом, слойки, говядину вяленую, вымя говяжье, вепревину, ветчину, свиное вымя, рубцы, похлебку, сычуги двойные, налимов гнутых, тукмачи, лапшу, карасей, кундумы, похлебки крутые, блины творожные, пироги, оладьи, кисели, каши, сливки, творожную смесь, молоко кипяченое, молоко с хреном, караваи ставленые, караваи блинчатые, караваи взбитые, караваи яичные.

В Успенский пост к столу еду подают рыбную. Подается капуста кислая с сельдями, икра различная ставится рядом, белужья спинка вяленая, лососина с чесноком подается дольками, осетрина шехонская, белорыбица, семга сушеная, спинка осетрины да стерляжья, сельдь на пару, щуки на пару, стерляди на пару, лещи на пару, спинка семужья, спинка белорыбицы и прочих рыб спинки подаются на пару, студни рыбные с шафраном, уха из окуней запеченых черная (остудить ее), уха рядовая горячая, уха щучья, уха стерляжья, уха карасевая, уха окуневая, уха из плотиц, уха из лещей, тавранчук осетровый, а в промежутке меж разных ух подаются рыбные колобки и стерлядь, и рыбные блюда, пироги, пирожки в ореховом масле, пироги подовые пряженые с горошком, оладьи в ореховом масле кислые, пироги подовые кислые с горошком, пироги большие с маком на конопляном масле с горошком, да большой же пирог с маковым молочком, да с сочнями пирог с вязигой тоже большой, пирог с сигами да с сомом или с сельдью пирог пряженый, – а всех их переложить блинцами.

Из заливных: щука под чесноком, окунь в подливке, щука свежепросоленая, белужина вяленая в подливке, белорыбица в подливке с приправами, осетрина в подливке с приправами, лососина в подливке с приправами, семга с приправами в подливке, сиговина с приправами в подливке, лодожина с приправами в подливке.

В Успенский мясоед к столу подают: лебедей, да потрох лебяжий, журавлей, цапель, уток, грудинку баранью с шафраном на вертеле, вырезку говяжью на вертеле, языки на вертеле, потрошки свиные, курятину заливную, отвары куриные, говядину, свинину заливную, юрмы, лосину, солонину с чесноком и с пряностями, зайчатину в латках, зайчатину с репой, зайчатину заливную, кур на вертеле, печень баранью просветленную с перцем и с шафраном, говядину вяленую, свинину вяленую, колбасы, желудки, ветчину, рубцы, кишечки, кур вяленых, карасей, кундумы, щи.

А на ужин в Успенский мясоед к столу подают: зайчатину печеную, буженину, квашенину, головы да ножки свиные, полотки, зайчатину соленую, свинину, ветчину.

А после Семенова дня не подают уже юрмы, бараньей печени и грудинки бараньей.

А с Покрова подают к столу гусей на вертеле, гусей вяленых. В Успенский мясоед к столу еду подают рыбную: сельдь на пару, щук на пару, лещей на пару и сушеных рыб – лососину, белорыбиц, осетрину, белужину, спинки осетровые, спинки белужьи, спинки стерляжьи, уху с шафраном, уху сборную, уху окуней запеченых (черную), уху плотичью, уху лещевую, уху карасевую, тавранчук осетровый да тавранчук стерляжий. А заливное из свежей белорыбицы, лососины, стерляди свежей; стерлядь свежепросоленая, осетрина свежая да осетрина свежепросоленая, головы щучьи с хреном да с чесноком, щучина свежепросоленая, гольцы заливные, гольцы в кислых щах, стерляди вяленые, осетрина шехонская, осетрина косячная, грибы печеные, грибы вареные, щи да раки вареные.

А после Семенова дня не подают сушеную рыбу, зато добавятся с Семенова дня караваи, поросята нежирные и нежирные утки.

А с Дмитриева дня добавится к столу еда рыбная – рыбные студни различные.

В Филиппов пост к столу подают: паровые сельди да свежие мороженые, лещей на пару, спинки белорыбицы, спинки лососьи, спинки нельмы, спинки семужьи, стерлядь на пару, сига, лодогу на пару, студень рыбный, караваи, поросят мясных, утят мясных, уху шафранную, уху черную, уху налимью, печень, молоки налимьи, уху окуневую, уху плотичью, уху из лещей, уху из карасей, тавранчук белужий, тавранчук осетровый, тавранчук севрюжий, тавранчук стерляжий, уху мешочком, уху с клецками, уху стерляжью, уху судачью, уху из потрошков стерляжьих.

Из заливных: белорыбица, лососи, нельма, стерляди, осетрина, головы стерляжьи, головы щучьи с чесноком и с хреном, вырезки, стерляди жареные, щуки отварные, лини, окуни, плотицы, лещи заливные, щучина свежепросоленая, хребет да ребра белужьи, сельди жареные, осетрина шехонская, осетрина косячная, осетрина длинная, двойные щи, – с ухой свежею да с ухой осетровой.

В Великий мясоед после Рождества Христова к столу подают: лебедей да потрох лебяжий, жареных гусей, тетеревов, куропаток, рябчиков, поросят на вертеле, баранину заливную, баранину запеченую, поросят заливных, поросячий потрох, бульоны куриные, солонину с чесноком и с пряностями, лосину, заливное осердье лосиное, осердье лосиное крошеное, губы лосьи, печень и мозги лосиные, зайцы в латках, зайчатину заливную, кур с вертелов, гусиные потроха, говядину вяленую да свинину, ветчину, колбасы, желудки, гусей вяленых, вяленых кур, налимов гнутых, тукмачи, лапшу, карасей, кундумы да щи.

Да в Великий же мясоед после Христова Рождества к столу еду подают рыбную: сельдь на пару, сельдь свежемороженую, лещей на пару, спинки белорыбицы, спинки лососьи, спинки нельмы, семужьи спинки на пару, стерлядь на пару, сигов, лодогу на пару, рыбный студень, караваи, поросят, уток мясистых, уху шафранную да простую уху, уху налимью, молоки да печенки налимьи, уху щучью с перцем, уху окуневую, уху плотичью, уху из лещей, уху из карасей, тавранчук белужий, таврунчук стерляжий, уху в мешочек, уху крошеную, уху стерляжью, уху судачью, уху из потрошков стерляжьих. Да заливное: белорыбица, лососина, нельмина, стерлядина, осетрина, головы стерляжьи, головы щучьи с чесноком, кружек, щуки отварные, окуни, плотва в заливном, лещевина, да щучина заливная с хреном, щучина свежесоленая, хребты да ребра белужьи, сельди жареные, осетрина шехонская, осетрина косячная, осетрина старая, щи.

А на масленицу подают к столу: хворост, орехи, ельци, ядрышки, пирожные, шишки, творожную смесь, молоки вареные, жирный творог сухой.

В Великий пост к столу подают: хлебцы постные, икру паюсную, икру осетровую осеннюю да икру осетровую свежую, икру стерляжью, печень щучью простую, кашку с белорыбицей, печень лосося, кашку с судаком, кашку стерляжью, кашку с севрюгой, кашку с белугой свежей, печень осетровую свежую, печень белужью слабосоленую, печень осетровую сушеную и белужью, снетки да сущик, пласточки карасевые да язевые, икру вареную, икру жареную, тешку осетровую да тешку свежесоленую, визигу в уксусе, стерлядь бочечную, языки сырые, стерлядь вяленую, тешку осетровую, тешку белужью, языки белужьи, осетрину шехонскую, лапшу гороховую, пшено с маковым маслом, целый горох да горох лущеный, двойные щи, блины да пироги с варением или луком, да пироги подовые с маком да кисели и сладкие и пресные.

Как приготовить муку крупчатку. 10 четвертей возьмут пшеницы, смелют из 10 четвертей муку крупчатку полтрети четверти да три четверти муки белой, да половину пяти четвертей муки обиходной, да три четверти межситки; а из четверти выйдет 20 калачей крупитчатых, да из белой муки – также 20 калачей, а из четверти муки обиходной 20 калачей из четверти; а на четверть муки кладут по 2 гривенки соли, при обиходной же муке – на четверть по гривенке соли.

Читать книгу полностью: Сильвестр. «Домострой«

Лето – время для поездок, в том числе и для поездок паломнических. Что нужно обязательно оставить дома, с каким настроем ехать и чего опасаться?

Понять цель: зачем я еду?

Сегодняшние реалии ставят перед нами вопрос: что является собственно паломничеством, а что — просто путешествием по святым местам? На мой взгляд, такую границу провести достаточно сложно, потому что порою человек отправляется в это самое путешествие по святым местам, не отдавая себе до конца отчета в том, куда он едет, с какой целью, каковы должны быть результаты этого путешествия, а происходит самое настоящее прикосновение его сердца к святыне.

Когда человек собирается в паломническую поездку, он должен прежде всего понять для себя, какова ее цель. Почему ему недостаточно просто обращаться к этому святому дома? Зачем ему ехать, чтобы помолиться у чудотворной иконы, если можно просто прийти в храм, где есть репродукция или список с нее?

Кто-то предпринимает такое путешествие потому, что на святом месте с большей силой будет действовать благодать Божия, что там она какая-то другая по качеству.

Безусловно, это заблуждение, потому что благодать Божия в любом месте одна и та же, и мера ее присутствия определяется лишь тем, насколько мы ее способны воспринять. И если это единственный мотив поездки, то человеку вряд ли стоит в нее отправляться.

Другое дело, что в этих поездках с нами могут происходить некие внутренние изменения, которые позволяют душе вместить эту Божественную благодать. Мы оставляем свои обычные дела, что для современного человека бывает зачастую непросто, тратим время, испытываем в пути хотя бы какой-то минимальный дискомфорт, то есть паломничество, даже в нынешних условиях, — это некий труд. И Господь даже за этот совершенно ничтожный труд зачастую одаривает нас возможностью ощутить Свое присутствие и дает силы что-то в себе изменить.

Уход от повседневных дел хотя бы в какой-то степени высвобождает человека от тех пут, которыми он обычно связан. В Священном Писании сказано: Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11), вот в паломничестве это упразднение как раз и происходит, и тогда душа человеческая становится более открытой для действия Божественной благодати.

Но есть и еще один мотив, побуждающий нас совершать паломничества. Это некое не нуждающееся в объяснении действие любви в сердце человека. Вот читает, допустим, кто-то о преподобном Серафиме Саровском, и у него возникает непосредственное отношение к преподобному, и уже хочется просто поехать туда, где прошла его земная жизнь, где он подвизался, общался с людьми, молился.

Это движение любви по отношению к святому, естественно, не просто вызывает ответное движение, а позволяет любви святого к нам каким-то образом подействовать на нашу жизнь, проявиться в ней. И именно это побуждение, эта потребность являются более важными, чем все остальное.

Что оставить дома и куда никогда не ездить?

Паломники часто совершают одни и те же распространенные ошибки. Одна из основных — попытка увезти с собой в путь всё, что мы должны на время оставить. Нужно дистанцироваться от телефона, от деловой почты, от домашних забот и постараться сосредоточиться.

Вторая распространенная ошибка заключается в том, что знакомые люди, отправившись в поездку вместе, всю дорогу о чем-то разговаривают, что-то вспоминают, шутят вместо того, чтобы углубиться в себя. В таких случаях этот их небольшой подвиг может остаться бесплодным. Если человек приближается к святыне, необходимо благоговение, а смех и развлечения с ним, мягко говоря, не вполне совместимы.

Самое лучшее, наверное — это взять с собой книгу по теме паломничества или просто какое-то духовное чтение, которое определенным образом душу человека может настроить. Зачастую в паломнических автобусах показывают фильмы о различных святынях, прибегают к совместной молитве. Но, на мой взгляд, человек прежде всего сам должен потрудиться и собрать себя.

Безусловно, необходимо обращать внимание и на внешние факторы. Нужно постараться выбрать паломническую службу, способную предоставить нормальный по техническим характеристикам автобус, а в качестве гида — человека, во-первых, верующего и благочестивого; во-вторых, коммуникабельного; в-третьих, действительно знающего материал, которым он должен поделиться.

К сожалению, сегодня есть вероятность по неведению отправиться в поездку, которая не только не пойдет на пользу, но и может нанести вред душе человека. Существуют такие (естественно, не церковные) паломнические службы — иногда светские туристические организации, иногда просто частные лица, которые везут людей к неким таинственным старцам. Или же везут их в места, где якобы совершается особая покаянная молитва за всю Россию или где все должны приносить покаяние в убиении царской семьи…

А бывает и так: в обитель приезжает автобус с паломниками, 90 процентов из которых — женщины. Их встречает некий иеромонах этой обители, который строит всех в одну шеренгу и заявляет: «Кто делал аборт – шаг вперед», – а затем накладывает епитимию, отлучая от Причащения. Он совершенно не задается вопросом, каялись эти женщины когда-либо в этом грехе, несли ли епитимию, живут ли они вообще церковной жизнью. Поскольку данное действие — не исповедь, у него просто нет права подобного рода епитимии кому-то давать. Однако при этом все равно разрешить их от нее может только правящий архиерей, поэтому им всем придется записываться к нему на прием в епархиальном управлении и объяснять ситуацию.

Бывают случаи, когда точно так же, всем автобусом, людей ведут на так называемую отчитку, не разбирая, есть ли среди них действительно бесноватые и все ли хотят, чтобы над ними был прочитан этот чин изгнания бесов. А порой за это еще и требуют дополнительные деньги.

У нас в епархии больше десяти лет владыка Лонгин из года в год предостерегает и прихожан, и священников, чтобы ни в коем случае сами не ездили и никого не отправляли в такие места, потому что там происходят вещи, к Церкви никакого отношения не имеющие. Это не церковная жизнь и не паломничество, а некая параллельная область — псевдопаломничество и псевдоцерковность. Но все равно находятся люди, которые, слыша, не хотят слышать и едут. А потом приходят в храм и с сокрушением рассказывают, какое душевное повреждение получили.

Ведь тот же чин изгнания нечистых духов совершается только священником, получившим благословение правящего архиерея конкретной епархии, и только в том случае, когда для этого действительно есть «духовные показания». Ведь мы же не станем делать хирургическую операцию «на всякий случай»? А почему тогда со своей душой позволяем так обращаться?..

Нужно быть внимательным на стадии планирования поездки, чтобы избежать таких неожиданностей. Любая нормальная паломническая служба должна предоставить программу: куда едут люди, что они посетят, сколько времени на это уйдет, где будет ночлег. И если вдруг происходит что-то странное, чего в программе не было, то я рекомендую всем, кто таким образом был обманут и введен в заблуждение, об этом сообщать в епархиальное управление того региона, где они живут. Но гораздо лучше во избежание подобных ситуаций отправляться по святым местам только с теми паломническими службами, которые принадлежат либо епархии, либо какому-то конкретному храму, а не с теми, происхождение которых неизвестно.

Уговаривать или нет?

Некоторые люди пытаются убедить нецерковных близких поехать в паломническую поездку, рассчитывая на то, что произойдет как раз то чудо, о котором мы говорили, — чудо обретения веры. В каких-то случаях это действительно стоит делать, а в каких-то нет.

Если есть хотя бы маленькая надежда на то, что что-то изменится в жизни близкого после посещения святых мест, наверное, к этому средству все-таки стоит прибегнуть. И положиться на Бога. Ведь мы имеем пример расслабленного, который был исцелен по вере своих четверых друзей. И порой точно так же мы кого-то везем в паломническую поездку, и по вере нашей происходит прикосновение благодати к его сердцу. Но в случаях, когда человек активно противится и когда ему это в принципе неинтересно, не стоит такого рода усилия предпринимать.

Не растерять полученное

Вообще, я глубоко убежден в том, что паломничество должно быть составной частью церковной жизни человека, а не чем-то отдельным. Мы можем наблюдать порой, как люди несколько раз в год ездят в паломнические поездки, в них исповедуются, причащаются, читают Евангелие и порой чувствуют какие-то изменения в себе, но когда возвращаются, начинают опять жить такой жизнью, как будто Церкви в принципе нет. Это совершенно неверно.

Христианину, который отправляется в паломничество, обязательно нужно помнить о том, что главная его цель — постараться прикоснуться сердцем к святыне и ощутить тот духовный жар, которым это, обычно холодное, сердце может наполниться и согреться. И, ощутив это прикосновение, очень важно не отступить назад, не забыть испытанное, но постараться увезти с собой тот дар, который ты в этой поездке получил. Иначе это не только не принесет никакого плода, но даже обратится в осуждение, потому что тебе было дано, но тобой не востребовано.

Записала Инна Стромилова

ЖЖ игумена Нектария (Морозова) (http://igumen-nektariy.livejournal.com/)

Когда мы говорим «православное воспитание», подразумевается, что должна существовать некая система, позиция, методика, своеобразный навык Православия, которые должны использоваться и могут быть неким общим инструментом для воспитания на всех уровнях нашей жизни.

Такого понятия, как «система православного воспитания», не должно существовать. Почему?

Беда в том, что мы сами под системой воспитания часто подразумеваем некую идеологическую установку.

И не собственно воспитание, а именно Православие для многих переходит из образа духовной жизни в некую идеологическую систему взглядов. И когда это случается, когда живая идея – наше Православие – становится некой идеологической системой, в нас возникает масса протестов.

Дело в том, что когда человек помещает себя в некую идеологическую систему, то психологически это довольно легко, потому что человек не несет никакой личной ответственности за свои поступки, за свои мысли, за свои устремления. Все за него расписано. Все для него есть. И он просто «включает» некие идеологемы, которые сами за него должны работать.

К сожалению, наше постсоветское общество возросло до состояния идеологизмов. Надо сказать, что советская система была совершенно идеальной идеологической системой, конечно в искаженном виде, но тем не менее идеальной.

Человек был ослеплен идеалами, начиная от женской консультации, куда приходили будущие мамы, и кончая самыми последними этапами своей жизни. Ветераны, инвалиды, пенсионеры – за них тоже всегда решали всевозможные воспитательные проблемы. Человека воспитывали на всех уровнях общества, везде были общественные организации, народные и товарищеские суды, которые любое проявление антиобщественного – невоспитанного – поведения человека фиксировали: прорабатывали на собраниях, не давали мужьям-алкоголикам зарплату…

Идеологическая система была воплощена в жизнь. Ни при какой власти в мире и не мечтали, что педагогика станет основой государственной политики! И только в СССР так произошло. Это никак не озвучивалось, но реально было именно так и вряд ли повторится еще когда-нибудь.

Народ был воспитуемым от начала до конца. Он был все время в тисках педагогики. Общество делало нового человека… Задача, в общем-то, духовная, но в этой системе человек был абсолютно освобожден от какой-либо ответственности, так как всю ответственность на себя брала партия с ее руководящей ролью. А человеку оставалось в этой машине быть винтиком, колесиком. И все слаженно работало. Человек, не задумываясь, поступал именно так, как требовала власть.

Мы все воспитанники этой системы, хотим мы этого или не хотим, мы все несем в себе определенную нагрузку того самого воспитания.

И теперь нам надо как-то преображать навыки воспитания, которые мы приобрели за годы советской власти – ведь что-то в нас вложили и правильное. Сама система воспитания работала, были в ней положительные элементы – воспитание характера, силы воли и многих других качеств. Но было в той системе нечто однозначно негативное – у людей была возможность не нести ответственность за свою личную жизнь, они могли перекладывать эту ответственность на систему воспитания. На ту самую пресловутую идеологическую базу, которая работала бы сама по себе.

А в православии такой базы нет. Потому что вера Христова – это не идеология. Человек полностью отвечает за все свои слова, за все свои поступки, даже за все свои помышления. Но как только Православие пытаются сделать идеологией, оно сразу теряет Богонаправленность, Богоцентричность и становится антропоцентричной системой, которая направлена на решение социальных проблем, социальных задач, взглядов какой-либо определенной человеческой нации.

Когда мы начинаем относиться к Православию как к некой идеологической системе, то даже правильные вещи, касающиеся воспитания, вдруг начинают давать обратный результат. Это странно, потому что в идеологической системе все должно правильно работать, как и при советской власти.

Получается, что человек из самых благих побуждений пытается прививать ребенку что-то светлое – любовь к молитве, храму, привычку к посту, а все эти вещи дают порой страшный эффект. Вместо того чтобы любить молиться – ребенок от молитвы уходит. Вместо того чтобы любить пост – ребенок пост не любит. Вместо того чтобы любить ходить в храм – ребенок противится этому. Или хуже того – начинает лицемерить. Ведь чего мы больше всего боимся, когда говорим с детьми о Боге? Мы больше всего боимся фарисейства. Не дай Бог, если мы будем говорить с детьми о Боге, а воспитаем безбожников. Это самое страшное. Это Страшный суд, если мы говорим о Боге, а выпускаем в мир безбожников, как это уже было однажды в истории нашего Отечества. И здесь надо понять, почему так может происходить.

А происходить это может, как мне кажется, по нескольким причинам.

Имитация христианского поведения

В чем заключается имитация? Дело в том, что ребенка должны воспитывать мы сами – не православные гимназии, не воскресные школы, не духовник, не священник, а родители.

Причем воспитывать должны ребенка родители совершенно жертвенным способом. Отец Иоанн Крестьянкин в одной своей проповеди говорит: «Мать начинает молиться, она просит Бога о помощи, но не получает ее. Почему же? Да потому, дорогие мои, что нельзя возлагать на Бога то, что мы обязаны сделать сами. Нужен труд, нужно духовное напряжение, нужно всегда помнить о детях, о своей ответственности за них перед Богом. Отцы и матери! Одни, без детей своих, вы спастись не можете! И это надо помнить».

Мать должна не только молиться, но и положить душу свою на воспитание собственного чада. О. Алексий Мечёв говорил матерям, которые жаловались ему на детей, мешающих им ходить в церковь: «Твой ребенок – это твой Киев и твой Иерусалим. Вот твое место молитвы и твое место Богослужения – твой ребенок».

А у нас получается так, что в христианских семьях возникает желание сделать что-то правильное и духовное, но чужими руками. Это происходит от общего теперешнего состояния нашей приходской жизни.

Давайте зададим себе вопрос: для чего мы ходим в церковь?
– Чтобы силы появились?
– Чтобы укрепиться в вере?
– Чтобы Господь помог жить по заповедям?

Каждый задайте себе этот вопрос и постарайтесь ответить честно:
– научиться любить;
– исповедаться;
– чтобы Бога славить и благодарить;
– стяжать мир душевный;
– покаяться, очиститься;
– чтобы легче стало.

К величайшему сожалению, часто мы приходим в церковь, чтобы что-то получить. Идеология получения сейчас главенствует в нашей Церкви.

И эта идеология никогда не делает людей Телом Христовым. Потому что, когда люди приходят для того, чтобы стать Церковью, они приходят для того, чтобы отдать, чтобы служить Господу.

Много раз в ектении говорится «Подай, Господи! Подай, Господи!». А в конце что мы говорим? «И весь живот наш Христу Богу предадим!»

Мы у Него просим частность, а отдаем Ему ВСЁ.

К сожалению, когда такое потребительское отношение у нас возникает к Церкви, к Богу, то и в семьях обычно так же происходит.

Давайте себе представим: пришла семья с детьми в церковь. Как обычно они себя ведут? Папа с мамой стараются как можно подальше от детей отойти и углубиться в молитву. Потому что получать пришли. А дети в это время ведут себя незнамо как – ходят по храму или даже бегают, сшибают свечки, а то зажигают их, мешают другим молиться. Но как малышей судить за такое поведение? Значит, мы должны относиться к ним с подобающим вниманием и лаской, со смирением. Но родители в этот момент все «в небесах» и дети их совершенно не интересуют.

И в эти моменты происходит первое поругание понятия воспитания. Родители ведь считают, что раз они пришли с детьми в храм, то они этих красных, вспотевших, уставших детей, которые час бегали и гоготали, непременно понесут к Чаше. Вот только дети совершенно к Причастию не готовы и воспринимают Таинство уже абсолютно формально. А родители уверены, что они делают очень хорошее дело, потому что дети в храме с Богом.

Действительно, идеология потребления, которая сейчас главенствует, тоже воспитана советским обществом, да и сами по себе мы привыкли к храму относиться как к «месту отправления религиозных потребностей». Все это вложено в нас сталинской Конституцией. И возникает из всего этого имитация православного поведения. Как раз из того, что мы привыкли все время получать и ничего не отдавать.

То же самое и на Исповеди происходит с нами, и на Причастии. Пусть мы пришли взять что-то хорошее, правильное – благодать. Но думаем мы при этом, что все, что нам надо, мы непременно возьмем. А вот что будет с остальными, нас не очень-то интересует.

Это и есть сейчас одна из самых главных проблем нашего церковного сознания.

Имитация православного поведения

У нас ведь как порой происходит? Родители хотят воспитать детей православными. Для этого они используют назидательную литературу. Например, Жития Святых в изложении Димитрия Ростовского, благо сейчас они изданы большими тиражами. Сказки убираются, детская литература отметается под предлогом, что «все это не православное и не христианское» (как исключение оставляют иногда сказки Андерсена). И вот родители вместо сказок начинают читать детям Жития Святых.

Казалось бы, хорошее чтение! Нужное чтение для детей! Нужное, но не вместо сказок. Потому что если вместо сказок читать Жития Святых, то дети начинают к этому относиться как к сказкам. А Жития Святых – это никакие не сказки. Более того – в православных семьях возникает довольно странное отношение к сказкам. Известно, что сказках много всевозможных духов и прочих фантастических существ. Например, у Клайва Стейплза Льюиса в книге «Лев, колдунья и платяной шкаф» и эльфы есть, и скачущие на козлиных ногах рогатые фавны, и небылицы всякие постоянно происходят. Вот тут-то наш православный человек сразу понимает: раз это духи, то они могут быть двух видов – либо ангелы, либо бесы. И делает вывод: значит, все персонажи, что в сказках описаны, – бесы. В том числе и феи. И по этой логике все получается в страшном бесовском смысле. А поскольку детям читать про бесов нельзя, то и сказки им читать нельзя.

Однажды в авторитетном журнале «Православная беседа» я прочел статью. Там одна мама писала о том, что в школе дали сочинение на тему «Что бы я сделал, если бы был волшебником». И она с гордостью пишет, что ее дочь – православная и поэтому отказалась (это в 5-м классе!) писать это сочинение. Свой отказ она объяснила тем, что волшебницей быть не хочет, потому что все волшебники – колдуны и экстрасенсы. Мать же грозно обличила все сказки (в том числе и вышеупомянутого Клайва Стейплза Льюиса) в том, что кругом идет духовная подмена, детям внушается вера в некие абстрактные духовные силы, которые – суть бесы. И удовлетворенно эту статью закончила выводом: все православные должны это знать и ни в коем случае не прививать детям.

Но давайте подойдем к этому вопросу с другой стороны.

Когда в детстве мы мечтали стать волшебниками, чего мы хотели? Маму вылечить или бабушку воскресить. У детей были хорошие, чистые помышления. Им хотелось, чтобы не было войны, например. Детям важно иметь возможность реализовать свои добрые пожелания, потому что «Сказка – ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок».

А Жития Святых написаны для взрослых, а не для детей.

И написаны с той целью, чтобы взрослые, читая о святых, подражали их подвигу.

А мы, рассказывая детям о подвигах святых, стараемся еще и спросить с них по этому периоду Жития. А ведь там очень мало упоминается об их детстве, потому что со Святым Угодником люди встречались уже в момент его духовной зрелости. И описывали его уже в возвышенном состоянии. А о детстве почти ничего не знали, т. к. люди мало что о себе рассказывали.

О детстве прп. Сергия Радонежского мы знаем больше только потому, что у него было много братьев, семья его была очень известной и родители его были сами угодниками Божиими. Еще о Феодосии Печерском немного знаем. А о других святых в Житиях написано очень шаблонно, практически одно и то же. Здесь, как и в иконе, есть некий канон: преподобный описывается таким-то образом, мученик – другим. А Житие – это как словесная икона.

И вот читаем мы в Житиях, что Феодосий Печерский в детстве с детьми не играл, конфет не ел, да и вообще, все святые были тихими, уединенными детьми, в храме подолгу молились. И мы очень хотим, чтобы с ребенком нашим то же самое происходило. А с ним ничего подобного не происходит, потому что он живет своей собственной жизнью. И это родителей ввергает в состояние некоего недоумения: как же так? При этом они забывают о том, что сами никогда ничего похожего к себе не применяли. Никогда не жили подобным образом. Но на детях своих начинают проводить некий духовный эксперимент. Именно потому, что за себя и за жизнь своего ребенка человек никакой ответственности нести не желает, а хочет, чтобы сработала некая идеологема.

Далее. Из тех же Житий мы узнаем, что прп. Сергий Радонежский плохо читал. Прав. Иоанну Кронштадтскому учение давалось с трудом. И родители делают вывод: если ребенок плохо учится, то надо молиться преподобному Сергию и праведному Иоанну Кронштадтскому. И чем больше будем молиться, тем лучше будет ребенок учиться. И всё!

Но с ребенком, ко всему прочему, нужно еще и заниматься! А у нас чаще возникает не желание что-то делать, а только мысли: кому бы помолиться в данном случае? кому бы молебен заказать? каким образом все сделать, минуя собственное усилие?

Таким образом, возникает некая игра: ребенка нагружают молитвенным правилом, заставляют с детства строго поститься, потому что обо всем прочитано в книгах. Это совершенно несоизмеримо с уровнем развития ребенка!

Я помню, как в нашу гимназию одна женщина привела в 3-й класс сына: «Мой ребенок с 3 лет строго постится», «Мой ребенок (8 лет!) читает полностью утренние и вечерние молитвы».

И когда она узнала, что у нас в гимназии Великим Постом дети получают молоко, она сказала: «Нет, у вас не православная гимназия». И ушла.

Такое ощущение, что над ребенком ставится какой-то духовный эксперимент. При этом совершенно не соизмеряются внутренние возможности ребенка с его духовным ростом. Родители ставят перед ним некую планку и очень хотят, чтобы он до нее дорос. Но сами они эту высоту никогда не брали – ни в детстве, ни в юности.

Они не понимают, что если у них самих хватает сил читать правило и строго поститься, то у детей совсем другие процессы внутри происходят. Детям не надо так сильно поститься и так долго молиться. Потому что они очень быстро начинают играть в эти игры, придуманные для них взрослыми. И вот тогда православное поведение становится имитацией. Когда внешне делается все правильно, а внутренне – совершенное несоответствие. И такое воспитание, которое, к сожалению, часто приходится видеть, приводит к абсолютно противоположному результату.

А еще оно часто приводит к такой вещи, которую можно назвать уже не имитацией поведения, а имитацией самой духовной жизни. Это происходит у детей более старшего возраста.

Имитация духовной жизни

У детей иные представления о грехе, чем у взрослых. И совсем иное отношение к греху. Зная это, Церковь не исповедует детей до 7 лет. Более того: некоторые очень опытные духовники (например, о. Владимир Воробьев, его чада духовные и другие священники) вообще считают, что даже когда ребенку исполнится 7 лет, его не надо исповедовать перед каждой Литургией, потому что ребенок очень быстро приучается к формальной Исповеди.

А родители почему-то думают, что, чем раньше ребенок начнет исповедоваться, тем это будет лучше для него, – он станет лучше, воспитаннее. Это проблема того же корня – родители опять же не хотят брать на себя ответственность за поведение своего ребенка. Они думают, что в Исповеди найдут возможность нового воспитательного процесса, к которому сами не будут иметь отношения либо смогут через эту Исповедь каким-то образом влиять на ребенка.

Почему маленьких детей не исповедуют? Это вовсе не значит, что они не грешат. Августин Блаженный, например, пишет, что уже в младенце замечается зло, когда он кусает грудь матери. Не исповедуют их лишь по той причине, что дети способны рассказать свои грехи, а вот пережить Исповедь как покаяние, после которого должно наступить исправление, – не могут. Дети не в состоянии духовно над собой трудиться, они еще не выросли. Понять свой грех они могут, а исправлению их должны научить родители.

На начальном этапе родители должны проводить с детьми духовническую работу. Если они видят, что ребенок согрешает, они должны говорить с ним, они должны его воспитывать, они должны пробудить в нем голос совести, чувство стыда, чувство страха – через наказание за грех: «Если будешь грешить, то будет и наказание за это». Это – работа родителей и продолжается она довольно долго, даже когда ребенок начинает исповедоваться. Потому что готовить к Исповеди детей тоже должны родители.

Все умиляются, когда маленький ребеночек подходит к батюшке, тот его о чем-то спрашивает, а потом кладет на головку епитрахиль. Да и детям очень нравится играть в эту игру. Но ведь это не игра!

При современной загруженности священника трудно ожидать, что на Исповеди он сможет уделить ребенку достаточно внимания для того, чтобы в нем «покопаться». А дети очень часто не умеют рассказать о своем грехе священнику. И Исповедь превращается во что-то невразумительное: «Ну, маму не слушался, ну, еще что-то там». 2–3 слова – и вроде как всё: «Ладно, иди причащайся».

Еще хуже, когда родители своей рукой записывают детские грехи. Это уж совсем беда…

А бывает и так: ребенок начинает исповедоваться, и родители с радостью готовы отдать его духовнику, считая, что теперь духовник отвечает за его воспитание, а их это уже не касается. Они также часто пытаются использовать духовника в воспитательном процессе: «Батюшка, скажите ему на Исповеди, чтобы он…» или подходят после Исповеди: «А он вам вот про то-то рассказал? А вы знаете, что он такое-то сделал?»

И ребенок теряет доверие к священнику, относится к Исповеди сухо. Она становится для него формальностью. Такой ребенок «потерян» для Исповеди до тех пор, пока что-то, не дай Бог, не случится с ним во взрослом возрасте.

Есть еще один момент – очень важный.

Часто родители ходят на Исповедь к одному священнику, а своего ребенка «подсовывают» какому-нибудь другому батюшке. «Пусть это будет его духовник». И тут сразу нужно сказать, что у детей, как правило, не бывает духовника. Это явление исключительно редкое, так как дети еще не способны к духовному руководству через духовника, ибо у них есть родители. И когда «духовное руководство» отдают священнику, который не знает о проблемах в семье и у которого родители сами не исповедуются, то может случиться следующее: взрослые говорят ребенку одно, а духовник может сказать совсем другое.

И дите не знает, кого слушать. Потому-то духовник у семьи может быть только один.

Мы сейчас живем в ситуации, когда у многих вообще нет никаких духовников. И это не нормально, когда ребенок исповедуется у какого-то священника, называет его своим духовником, но совсем не представляет себе, что такое духовничество.

Поэтому, повторю, его духовники – это родители. Пока он находится в их послушании, он исполняет заповедь «Почитай отца своего и матерь свою». Это продолжается до возраста некой духовной самостоятельности.

И даже если в церковь детей приводит бабушка, все равно отвечают за них родители. Бабушка не может долго быть авторитетом. Возможно, потом, когда-нибудь, во взрослом возрасте, эти посеянные семена добродетели и возрастут, но сколько до того может пройти времени и сколько будет сделано ошибок – нам неизвестно.

Текст подготовили: Тамара Амелина и Ольга Зайцева

Портал «Православие и мир» (http://www.pravmir.ru/)