Тема кощунств и провокаций, к сожалению, стала в последнее время особо актуальной. Но что такое кощунство, как это объяснить светскому или не очень религиозному человеку? Как христиане должны реагировать на кощунство? Об этом мы спросили религиоведа и преподавателя ПСТГУ диакона Максима Крижевского.

Разграбление Иерусалимского храма римлянами. Триумфальная арка Тита, Рим.

Разграбление Иерусалимского храма римлянами. Триумфальная арка Тита, Рим.

— Даже разрушенный православный храм для христианина все равно остается святыней. В деревнях могут почитать место, где когда-то стоял храм, снесенный в советское время. В чем корень такого отношения?

— Общение человека с Богом происходит не механически, через контакт или присутствие в каком-то месте. Оно происходит в человеческом сознании, в тех или иных формах этого сознания. Храм – это не просто материальная постройка, это комплекс знаков, целый комплекс символических форм. Как вы верно заметили, храм могут снести, но даже его место будет сохранять какую-то символическую нагрузку. Он остается святыней. Любой поступок по отношению к святыне мы можем называть либо благочестием, либо кощунством. Благочестивый поступок отличается от неблагочестивого тем, что он соответствует тем формам, символическому содержанию, которое религиозное сознание приписывает почитаемому объекту. Кощунство – это осознанное, умышленное нарушение норм благочестия, извращенное отношение к святыне.

— Можем ли мы дать феномену кощунства универсальное определение?

— Мне кажется, интересно эта проблема может звучать на языке феноменологии — относительно современного направления в религиоведении. Феноменология исследует формы сознания, не претендуя на характеристику самого объекта. В данном случае не претендуя на изучение сущности Бога, она исследует формы сознания связанные с переживанием религиозного опыта. Вопрос об истинности Его бытия не ставится, но именно это позволяет сделать религиозный опыт объектом научного изучения.

Если смотреть на вопрос с этой точки зрения, то такого универсального определения дать у нас не получится. Христианство никогда строго не фиксировало свои «феноменальные» формы. Это можно проиллюстрировать на примере истории форм святости. Разные виды святости — это формы личного отношения человека и Бога, это формы «обожения», как об этом говорит православная богословская традиция. Но оказывается, что для каждого периода истории, Церковь создает свою форму святости: для какого-то времени было характерно мученичество, для какого-то монашество. Преподобные отшельники уходили от мира, жили в пустыне, в пещерах, и это был радикальный отказ от культуры. Некоторое время спустя появилась такая форма как «святительство». Святитель — это пастырь, богослов – это уже наоборот максимальная интеграция в культуру. Позже в средневековье, особенно на Руси особым подвигом, формой святости, богообщения становится юродство, — по сути, отрицание собственных же, принятых Церковью форм, отрицание собственных символов, правил поведения. Все формы православного религиозного опыта достаточно нелинейны, неоднозначны, если хотите. Эти формы не могут рассматриваться отдельно от конкретного контекста истории культуры.

Ганс фон Тюбинген. «Распятие», фрагмент, ок. 1430 г. Душа Безумного разбойника отлетает от его уст и её забирает дьявол

Ганс фон Тюбинген. «Распятие», фрагмент, ок. 1430 г. Душа Безумного разбойника отлетает от его уст и её забирает дьявол

— Чем юродство в этом случае отличается от политического или художественного акционизма? Юродивые кидались камнями в иконы. Авдей Тер-Огонян, в рамках перфоманса рубил иконы топором. Почему первое не является кощунством, а второе является?

— Отличается изначальной целью, мотивацией, отношением человека к святыне. Юродство в христианской традиции имеет одну немаловажную приставку: «во Христе». Христа ради юродивые если позволяли себе кощунство, они в этом каялись и были готовы претерпеть все наказания, полагающиеся за такое «кощунство». Их же били за юродство! И они не сопротивлялись, не качали права. Смирение и покаяние – вот критерий юродства во Христе в отличие от осознанного, принципиального и публичного кощунства, которым является актуальное искусство. Акционизм и не может быть иным, потому что основная его установка на формализм, а значит на игнорирование любого содержания, любой ценности. Цель юродства – расчистить путь к Богу, а цель провокаторов как раз сбить с этого пути. Внешние формы того и другого отношения к святыне иногда похожи, поэтому мы и говорим, что феноменология не всегда «работает» по отношению к христианству.

— Во всех традиционных культурах бывают узаконенные формы кощунства. Даже в церкви, как кажется, есть такие формы. Во всяком случае существует «бурса», всяческие анекдоты, которые рассказывают друг-другу семинаристы…

— И ничего хорошего никому это не приносит. Хотя я сам эти анекдоты люблю и, грешным делом, могу вспомнить… Но кощунство скрытое, латентное, неосознанное оно наносит не меньший вред.

В. В. Верещагин. В Успенском соборе. Из цикла «Наполеон I в России». 1887-1895 гг. Государственный Исторический музей, Москва

В. В. Верещагин. В Успенском соборе. Из цикла «Наполеон I в России». 1887-1895 гг. Государственный Исторический музей, Москва

— Но в семинарии человека окружают одни религиозные символы, он изучает богословие, историю церкви. Сами бывшие семинаристы объясняют, что все эти «шутки» — просто здоровая защита, чтобы сохранить собственное живое религиозное чувство.

— Я согласен, это реакция на своеобразную «перегрузку». В этом есть элемент карнавальной культуры, существует такая концепция, согласно которой в любой культуре всегда присутствует диалектика объективной «культуры с большой буквы» и субъективной контркультуры. Традиционно эти две составляющие гармонично сосуществовали. Каким образом? «Большая» культура всегда имела некий предохранительный клапан, позволявший «сбросить пар»: карнавалы, мистерии, сатурналии… Проецируя на христианство эту теорию нужно делать множество оговорок. Мы должны понимать, что в семинарию в идеале должен приходить духовно достаточно зрелый человек, что, правда, бывает сегодня далеко не всегда, а с другой стороны, переутомление – это неотъемлемый элемент нашей аскетической культуры, ведь иногда нужно себя и заставлять, понудить к общению с Богом. Мы не должны становиться угрюмыми людьми, носителями какого-то фальшивого благочестия. Но стоит думать и о тех, кого могут смутить наши шутки, наша разгрузка, релаксация.

— Как светскому человеку, не религиозному объяснить, в чем суть кощунства?

— У любого, даже самого светского человека есть понятия, которые для него сакральны, ну мать, например. Это для него символ, в которым связан целый комплекс ассоциаций. Какое-то вольное обращение с ее образом любой человек воспримет как кощунство, как оскорбление, и это нормально.

— Как должен реагировать христианин на кощунство?

— Если кощунник извиняется – простить, а если не извиняется – терпеть, как сказал протоиерей Сергий Правдолюбов. И ничего в этом страшного нет. Христиане должны быть готовы к подобного рода испытаниям, мы же не прячем Распятие, хотя оно должно ранить наши религиозные чувства. В четверг Страстной седмицы мы специально приходим в храм послушать о страданиях Христа. Потому что это лишний раз обращает наше внимание на нашу собственную падшую природу и способ ее спасения. Ведь то, что никто из нас не оказался там, на амвоне в дурацкой шапочке, это потому что Господь нас уберег! Еще не известно где мы завтра будем. Я думаю, для христианина всегда, даже в такой ситуации должно быть место для прощения и покаяния. Те, кто несет в Церкви иерархическое служение, конечно должны анализировать случаи кощунств, предупреждать их, но с оговоркой: делать это не для того чтобы утолить чувство собственного гнева, а для того чтобы остановить человека, не дать повода его грешной природе совершить кощунство. А ведь мы часто соблазняем нецерковных людей своим поведением провоцируя кощунство.

Дмитрий РЕБРОВ

Православный журнал «Нескучный сад» (http://www.nsad.ru/)