I

Космонавты, описывая свои полеты, отмечают следующий феномен: в космосе, где атмосфера разряжена настолько, что можно говорить о практически безвоздушном пространстве, краски приобретают резкую тональность и контрастность. Картина космоса лишена полутонов и мягких переходов от одного цвета к другому, что характерно для древних икон. Когда с икон, снимают потемневший покров лака, то они вспыхивают разноцветными яркими красками. Для отдаленных предметов, рассматриваемых из космоса, исчезает прямая иллюзорная перспектива, как и в иконе. В космосе свет и мрак разграничены друг от друга; свет кажется сгущенным и концентрированным, а тьма — плотной и непроницаемой. Мы воздерживаемся из этого делать какой-либо вывод, тем более, что икона не космическое, а духовное зрение, и несравнима с видением мира с борта космического корабля; мы только отмечаем сам факт: православная икона выходит за пределы земного видения.

II

Условность иконы не дает возможности отождествлять ее с рисунком человеческого тела. В иконе отсутствует тяжесть и масса, плоть и кровь. Поэтому икона в отличие от картины не действует на страстно — эмоциональную глубину человеческого подсознания, как “анатомический атлас” искусства Ренессанса.

Католическая картина — это демонстрация тела, это демонстрация душевности как схваченных “налету” настроений и переживаний. Нарочитая нагота тел на этих картинах как будто хочет подчеркнуть примат тела над душой, а души – над духом. В католических картинах — резко выраженная индивидуальность. Там нет мистики духа, как преображения личности через богообщение; там блеск и захватывающая напряженность чувств, не выходящих из предела космического мироощущения, — космофилия, с ее душевной любовью и душевной ненавистью. Там нет победы над страстями, а в лучшем случае — сублимация эмоций и страстей.

В католических картинах не только земля, но и небо видится в иллюзорной, прямой перспективе. Характерно, что многие католические художники были в тоже время выдающимися скульпторами, которые стремились как бы осязать пальцами и взвесить на ладони бесплотный, духовный мир.

III

Язык иконы включает в себе понятия о перспективе, которая употребляется в изобразительном искусстве. Существуют перспективы: обратная и прямая (линейная). Перспективы являются не только средством и методом художественного изображения, но в определенной степени мировосприятием и, следовательно, мировоззрением человека (не в смысле догматики, а в личностном отношении к тому, что мы условно назовем онтологией или философией жизни).

Обратная перспектива, характерная для православия как метод, это изображение на плоскости лиц и предметов таким образом, что их размеры при увеличении дистанции не уменьшаются, а остаются прежними или даже возрастают. Этим достигается возможность ввести в икону принцип аксиологической величины (степень достоинства и значимости), показать явления или события в развернутом виде, как бы с разных сторон, т.е. преодолеть позиционную узость оптического восприятия, выявить целевую идею события, показать настоящее не как автономное и самодовлеющее, а в аспекте вечного, в процессе преображения.

Мы говорим об обратной перспективе обобщено, не выделяя и не дифференцируя по отношению к ней перцептическую и аксиометрическую перспективы. Перцептическая перспектива – это метод изображения, где величины вообще не зависят от дистанции, то есть, остаются тождественны самим себе; а аксиометрическая перспектива это пространственный параллелизм, например, если камни по берегам ручья рисуются одинаковой величины, то ручей кажется водопадом, низвергающимся вниз по вертикали, или текущим по изогнутой поверхности. Аксиометрическая перспектива присутствует в иконе сравнительно редко и фрагментально. Что же касается перцептической перспективы, то она визуально воспринимается, как обратная перспектива, поэтому мы не будем рассматривать ее как отдельную пространственную категорию. Кроме того, геометрически точной перцептической перспективы не может быть в изобразительном искусстве: она будет постоянно колебаться между линейной и обратной перспективами.

В прямой линейной перспективе, характерной для католичества, при увеличении расстояния размеры предметов уменьшаются. В философском значении прямая перспектива представляет собой софистический принцип Протагора: “Человек есть мера всех вещей”. Это эгоцентрическая перспектива, где точкой отсчета является сам человек. По мере удаления от человека объективные реалии уменьшаются, то есть теряют свою ценность; человек замыкается в пространственный круг, центром которого является он сам, с его наличным душевным состоянием. В отношении времени — это жизнь в настоящем, где будущее по мере удаленности теряет свое значение и ценность. Это гиперболизация момента, а так как настоящее представляет собой стык будущего с прошлым, то есть дискретное движение моментов, как микрочастиц и микрознаков времени, которых не может синхронно зафиксировать сознание, то само настоящее оказывается не реальной величиной, а превращением будущего в прошлое; поэтому прямая перспектива является иллюзорным восприятием времени. Это капитуляция перед двумя владыками бытия — временем и пространством. Там не присутствует вечность, а если мыслится абстрактно, то, как линия, уходящая куда-то в необозримую даль. Линейная перспектива — это перспектива смерти, перспектива прошлого, постоянно убегающего вдаль, и будущего, как приближающегося конца.

В искусстве принцип человека, как меры всех вещей, и гиперболизированное, обостренное отношение к настоящему, особенно выразилось в экзистенциализме, где Бог и сатана только эмпирические состояния внутренней жизни человека. Произведения Сартра и Кафки, этих по-своему талантливых “поэтов” экзистенциализма, представляют собой что-то среднее между ярмаркой ужасов и апофеозом смерти. Настоящее, в его эмпирическом ощущении и линейной перспективе, оказывается иллюзорным: человек бежит на месте от прошлого к будущему, как будто гонится за своей тенью, пока не падает, сраженный смертью.

Обратная перспектива — это видение временного на фоне вечности. Здесь присутствует сама идея и цель жизни как общение с абсолютным и бесконечным, а не жизнь в прямой перспективе как эмпирическое бытие: “бег в никуда” превращается в путь к Богу.

Обратная перспектива обращена не от человека, а к человеку. Это перспектива вечности. В этой перспективе эмпирическое, земное и “сиюминутное” теряют свое первенствующее значение, — то, что мы бы назвали “первым планом”; они перестают заслонять свет будущего.

Обратная перспектива — это перспектива веры, где духовное и вечное возвышаются над проходящим и временным. Это перспектива надежды, которая созерцает будущее как настоящее, не только созерцает, но живет в нем. Это перспектива любви, объединяющая далекое и близкое в одно жизненное поле; перспектива преображения и вечной жизни.

Обратная перспектива — мистическое зрение будущей жизни, где время исчезает, настает вечность, а пространство перестает быть разделением и преградой. Поэтому обратная перспектива, которую не понимает мир, духовная мудрость и тайна. Она скрыта от мира в иконе, как во времена нашествий христиане прятали храмовые сокровища в тайниках и пещерах.

Официальный сайт архимандрита Рафаила Карелина
(http://karelin-r.ru/index.html)

Использованы работы российского художника Гора Чахала