Наиболее распространенными формами антирелигиозной деятельности комсомола в начале 1920-х гг. были так называемые «комсомольское рождество» и «комсомольская пасха», делающие ставку на эмоциональность молодежи.
Важное значение для становления данных форм работы имели проведенные осенью 1921 г. Еврейской секцией при ЦК РКСМ антирелигиозные кампании. Они сопровождались массовыми митингами и демонстрациями. В январе 1922 г. повсеместно рекомендовалось проводить обход по домам с красной звездой, «славя Советскую власть», устраивать «красные елки». Основным лозунгом кампании было: «Смотр низложенных богов». Комсомольцы должны были показать, что в праздниках нет никакой святости, а новому поколению не нужны ни боги, ни черти.
Мероприятия, связанные с «комсомольским рождеством», прошли и в районах компактного проживания нерусского населения. В частности, впервые антирелигиозная пропаганда среди немцев Поволжья была перенесена на улицу. В Покровске в вечер Рождества на площади между двумя церквями молодежью под пение «Интернационала» был разожжен большой костер. Далее последовали речи членов РКСМ и РКП(б). «Праздничные» действия комсомольцев вынудили пастора провести богослужение быстрее, чем обычно.
В комсомольских ячейках Томской губернии именно к религиозным праздникам конца декабря – января приурочили проведение общественных судов над религией, которой выносился однозначно обвинительный приговор, после чего происходило ее символическое сожжение. Практически повсеместно сжигали и «чучела попов». В некоторых местах на подобных судилищах присутствовало до 1500 человек.
Позже ЦК РКСМ признавал, что «комсомольское рождество» было подготовлено плохо. Литература вышла лишь накануне мероприятия. 27 января 1922 г. ЦК РКСМ постановил провести «комсомольскую пасху» с большей подготовкой и привлечением Народного комиссариата просвещения. Однако качественного перелома не произошло.
В Томской губернии добавились новые формы работы: диспут, выставка антирелигиозной литературы, постановка антирелигиозных пьес. Но внимание масс привлекали, в первую очередь, прежними способами: проводились «комсомольские богослужения», хождения ряженых, на балконе одного из клубов устроили «пляску попов». В Кузнецке сожгли соломенную фигуру священнослужителя. По результатам кампании Томский губком РКСМ даже заявлял, что религия «поколебана». Правда, от приведенных примеров-доказательств остается явно неоднозначное впечатление. Во всяком случае вряд ли даже атеист должен обрадоваться рассказу об отказе от веры старика, которому комсомолец якобы доказал, что «бога нет»: «Старик внимательно слушал. Потом встал и запустил поленом в икону».
На рубеже 1922 – 1923 гг. печать развернула кампанию против «примиренцев» в комсомоле. Так называли тех, кто хоть сам и не верил в Бога, но ко многим религиозным праздникам относился как к красивым традициям, которые не мешают коммунистическому строительству. Газета «Безбожник» давала отповедь приверженцам подобных взглядов, сравнивая следование традициям отцов и дедов с возвращением к обычаям первобытного общества, когда «предки жили в звериных норах и пещерах, питались человеческим мясом, прикрывали голое тело звериными шкурами, жили беспорядочными, стадными, групповыми семьями». Комсомольцев призывали праздновать свои праздники, посвященные победам над классовыми врагами трудящихся и над силами природы. Ценность новых праздников видели в поклонении не святым, воспринимаемым молодежью как нечто мифическое, а людям, которые пострадали за строительство коммунизма, то есть за комсомольцев. В то же время комсомольцы обязывались не устраняться от религиозных праздников, а использовать их в интересах антирелигиозной пропаганды, демонстрируя, что «молодежь не верит богам земным и небесным и стаскивает их на землю, показывает их такими, каковы они без прикрас».
Интенсивная подготовительная работа комсомольцев к рождественским мероприятиям способствовала хождению самых невероятных слухов. В частности, недели за две до «комсомольского рождества» по стране упорно распространились слухи, что комсомольцы будут врываться в церкви, вытаскивать иконы и кресты, сжигать их, избивать священнослужителей. Многие боялись, что комсомольский праздник станет очередным крупным актом вандализма, как во время изъятия церковных ценностей. Определенное влияние на общественное настроение оказал упавший в Царицыне метеорит. Это растолковывали как божий знак, предостережение об опасности, которую вызвали прогневавшие Бога коммунисты. Было немало случаев, когда люди приходили в местные органы власти и просили предотвратить сожжения и демонстрации у церкви.
Специально созданным во многих городах комиссиям по проведению антирелигиозных рождественских мероприятий пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить население. В первую очередь, использовали местную печать, пытавшуюся мобилизовать общественное мнение в пользу праздника.
В некоторых районах особые опасения возникли у представителей еврейской диаспоры, боявшихся, что столь массовые антирелигиозные мероприятия в дни православных праздников приведут к еврейским погромам. Во избежание антиеврейских выступлений коммунистические пропагандисты внушали, что антисемитские настроения провоцировала православная церковь. Мол, она способствовала формированию мнения, что евреи – христопродавцы, распяли Христа. Убеждало это далеко не всех. Некоторые рассуждали по принципу: «Нет дыма без огня». Определенную часть населения раздражало, что как в центральном, так и в губернских комитетах комсомола работало немало юношей и девушек – евреев по национальности. Именно их общественное мнение связывало с антиправославными инициативами.
Чтобы не возникло мнения, что «комсомольское рождество» – только противохристианский праздник, было решено направить его против всех религий. Курский губернский комитет РКСМ даже хвалился своим остроумием: на разговоры православного духовенства о том, что «не поносились другие религии», комсомольцы в «Курской правде» предложили совместно организовать карнавал против еврейского бога. В Тамбове во время «комсомольского рождества» комсомольцы устроили антирелигиозные «богослужения», пародируя действия не только православных, но и католических, мусульманских, иудейских священнослужителей. Принародно были сожжены изображения святых и священнослужителей разных религий.
На рубеже 1922 – 1923 гг. практически в каждом городе комсомольцы организовали антирелигиозные инсценировки и концерты, карнавальные шествия. Выпускались плакаты, листовки, статьи, посвященные празднованию. Во многих местах были прочитаны лекции. В Устюжне Новгородской области целых два дня проходил диспут «Происхождение религии». С одной стороны выступали ответственные партработники, с другой – священнослужители. Впрочем, вряд ли можно назвать диспутом мероприятие, где сторона, представлявшая власть, любой аргумент оппонента клеймила как контрреволюционную пропаганду.
Газета «Комсомолец» рассказывала о прошедшем в канун рождества карнавале в Курске: «…Тут целая небесная коллекция: разные боги всех времен и всех народов. Есть и бог «Капитал». Рядом поп, царь и буржуй, а поодаль рабочий с молотом, крестьянин с сохой и красноармеец с винтовкой. Дальше лодка с комсомольцами, ряженые, волхвы и т.д. Подходим к монастырю с пением антирелигиозных песен. Много посторонней публики с удивлением смотрит на это шествие, а потом вылезли из монастыря и, не разобравшись в чем дело, начали креститься (подумали, что идет «живая церковь»). Шуму много, особенно удачной оказалась повозка, где сидели поп, царь и буржуй. Всю дорогу поп благословлял народ. Идем обратно. Наш поп стал на повозку служить молебен, а потом вышел на середину круга и начал всех крестить и благословлять. Подходим к монастырю. Образовали круг. Началось сжигание всех богов, а молодежь вокруг этого костра устроила пляски и танцы, прыгала через огонь и т.д.». Мероприятие продолжилось в клубе, который украшал лозунг: «До 1922 года Мария рожала Иисуса, а в 1923 году – комсомоленка». На плакате была изображена Мария, с ужасом рассматривающая новорожденного комсомольца, у которого в руке книга «Исторический материализм», а на голове красноармейский шлем.
В Тамбове вечером 6 января к каждому культовому сооружению устремились массовые демонстрации с пением революционных песен, факелами, плакатами с изображением святых и священнослужителей разных религий. Комсомольцы в костюмах священнослужителей проводили альтернативные антирелигиозные «богослужения». С грузовика «конкурировала с церковными» колоколенка, где языки колокола раскачивали чучела Деникина, Колчака, Пуанкаре, Керзона и др.
В Липецке тогда же был поставлен спектакль «Три Иисуса» и прочитана лекция, высмеивающая непорочное зачатие. В Козлове фейерверк, «обдавший искрами купола церквей», заставил духовенство перенести всенощную. В Борисоглебске, Кирсанове, Лебедяни под бой барабана и пение «Интернационала» сжигали изображение Бога.
Ошеломленные увиденным обыватели проявили вполне объяснимое любопытство. «Эффект громадный, – говорилось, например, в отчете о шествии в г. Моршанске, – так что в церкви не осталось почти никого за исключением старух».
На самом деле проявленный интерес вряд ли был идентичен одобрению населением действий комсомольцев. Во всяком случае ругательства по отношению к организаторам рождественских шествий, уничтожение антирелигиозных плакатов были обычными явлениями. В некоторых регионах было зафиксировано резкое падение посещаемости школ и возрастание количества прогулов на производстве в период «комсомольского рождества». Стоит согласиться с А. В. Баланцевым, сделавшим вывод, что от открытого выступления против комсомольцев население удержали ошеломление кощунственным поведением, смущение от собственного богоотступнического любопытства, память о недавних репрессиях и слухи о возможных погромах.
Надо признать, что и священнослужители способствовали предупреждению конфликтов. Во многих местах, узнав о предстоящих комсомольских шествиях, они переносили церковные службы или отменяли их именно из-за стремления избежать столкновений. Комсомольцы же вели себя практически провокационно. В Твери на заводе «Пролетарка» организаторы «комсомольского рождества» выбросили 1200 икон и сожгли их в присутствии 3 тыс. зрителей. К сожжению была приурочена демонстрация детей рабочих завода. На Енакиевском руднике было сожжено 870 икон.
В Богородске состоялся политический суд над религиозной молодежью. В Гороховце устроили политсуд над игуменом, обвинив его в злостной клевете на РКСМ и призыве к гражданской борьбе с безбожниками.
Комсомольцы считали, что против верующих можно использовать далеко не только силу пропаганды. Показательно, что на многих комсомольских собраниях перед «комсомольским рождеством» всерьез обсуждался вопрос: «Брать или не брать с собой оружие?». Партийные и государственные органы запретили комсомольцам идти на антирелигиозные мероприятия вооруженными. Однако для подстраховки усиливались наряды милиции, во многих местах в толпу были влиты сотрудники ГПУ.
Местные комитеты комсомола, отчитываясь перед ЦК РКСМ о проведении «комсомольского рождества», как положительное явление отмечали, что мероприятие вызвало «злобу среди обывателей, стариков и остальных религиозных слоев населения», хвалились, что «наделали громадный шум среди обывательщины». Негодование духовенства и «обывательской» общественности приравнивалось комсомольцами к трусости, боязни духовенства потерять паству. Причины отсутствия открытых выступлений тоже трактовались слишком упрощенно: «Паства оказалась не настолько религиозной, чтобы устраивать волнения». В качестве особых достижений во время кампании назывался срыв богослужений.
Посчитав кампанию «комсомольского рождества» успешной, комсомол решил и далее проводить подобные мероприятия. Однако, после «комсомольского рождества» начала 1923 г. во властные инстанции хлынул поток жалоб, особенно от крестьянства. Провальными для комсомола стали очередные выборы в советы. Масштабного снижения уровня религиозности масс в результате «штурмового натиска» на религию не произошло, а напряженность во взаимоотношениях власти и населения благодаря антирелигиозной деятельности государства усиливалась. Комсомол являлся государственным механизмом, усилившим эту напряженность.
Весной – летом 1923 г. наметились тенденции к корректировке отношений советского государства и Церкви. В апреле 1923 г. XII съезд РКП(б) признал: «Нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательства над предметами веры и культа взамен серьезного анализа и объяснения не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков». В преддверии пасхи 1923 г. ЦК РКП(б) была принята инструкция «Об антирелигиозной кампании во время пасхи», где предписывалось «перенести центр тяжести на научное объяснение происхождения религиозных праздников».
«Комсомольская пасха», действительно, была отмечена заслушиванием антирелигиозных лекций, что ни в коем случае не отрицало прежние формы борьбы с православием. Прав В. А. Алексеев, который заметил, что, с одной стороны, ЦК не рекомендовал проводить демонстрации, а с другой, советовал организовать кампанию по типу «комсомольского рождества». Низовым организациям проще было использовать карнавальную методику, которую они сохранили и весной 1923 года. Вот, например, строки из отчета о проведении «комсомольской пасхи» в Борисоглебском уезде: «В городе в 9 часов вечера по сигналу трубачей все ячейки с факелами и пением революционных песен направились к зданию Пролетклуба. У здания клуба – митинг, лекция партийцев еврейского происхождения о религии, спектакль «Три Иисуса». Присутствовало 2500 человек».
В республике немцев Поволжья «комсомольской пасхе» дали название «второго, более сильного штурма богов». В мероприятиях участвовало около 5 тыс. юношей и девушек, из числа которых только четверть составляли комсомольцы. В некоторых селах республики были проведены антирелигиозные диспуты и лекции.
Спустя полвека бывший секретарь Усманского укома РКСМ Н. Захаров вспоминал, как он играл роль Бога на антипасхальном суде: «Судили бога за кровопролитные войны, за роскошь богачей и нищету трудящихся, за недороды и болезни. На суде фигурировали подручные бога – Георгий Победоносец, ведующий войнами, пророк Илья, повелитель грома и дождя, Пантелеймон, специалист по болезни, и другие «святые». Заключительным актом стал приговор, в котором отмечалось, что бог выдуман самим человеком, и с вредными религиозными предрассудками пора кончать».
Еще с середины февраля 1923 г. интенсивно обсуждался план проведения «комсомольского байрама», который решили приурочить к мусульманскому празднику разговенья в честь окончания поста (уразы) в месяц Рамазан (Рамадан). Подготовка была более серьезной, чем накануне антихристианских праздников. ЦК РКСМ советовался с сотрудниками Института Востоковедения, ЦК РКП(б) национальных республик. Были изданы антимусульманские агитационные брошюры.
После проведения «комсомольской пасхи» было решено отказаться от открыто антирелигиозных выступлений, в том числе карнавалов. Целью кампании объявили «ослабление религиозного фанатизма». В середине мая в крупных промышленных районах только среди членов РКП(б), РКСМ и профсоюзов провели вечера, экскурсии, субботники в пользу культурных нужд ячеек. Участникам мероприятий объясняли происхождение человека и религии с научной точки зрения, указывали на противоречия шариата, на трагические вехи в истории религии. В целом мероприятия с точки зрения руководства комсомола прошли успешно, но во время традиционных молебнов молодежь как правило все равно шла в мечети, а не на комсомольские мероприятия. Поэтому решили искать более привлекательные формы работы, неприуроченные непосредственно к мусульманским праздникам. В первую очередь использовали Сабантуй – праздник плуга или окончания весенних полевых работ у татар и башкир, народное торжество в честь окончания сева.
На Томском губернском совещании организаторы деятельности татаро-башкирской молодежи нацеливались «знанием самой религии … доказать … бессмысленность, бессодержательность, бесполезность использования в жизни религии». Основной задачей в деревне называлось «распространение естествознания среди крестьянства», так как «ссылка крестьянских масс на божественность («кару за грехи людей») при стихийных бедствиях (засуха, неурожай, градобитие хлеба, появление вредителей и др.) объясняется невежеством и непониманием природных явлений».
В июне 1923 г. вопрос об антирелигиозной работе комсомола обсуждался на пленуме ЦК РКСМ, который рекомендовал «имея в виду длительный характер антирелигиозной борьбы, сделать ее постоянной частью воспитательной работы, не предпринимая особых антирелигиозных выступлений». Основными формами научно-атеистической пропаганды провозглашались лекции, тематические вечера, коллективные читки и беседы, выступления в печати. Но и на лекциях, в газетных и журнальных публикациях, диспутах религия и церковь по-прежнему представлялись мракобесием и просто «контрой».
Комсомольцы к роли пропагандистов атеизма были не готовы. Сказывалась необразованность. Не имея необходимых знаний и умений для цивилизованной пропаганды атеизма, но твердо усвоив, что при коммунизме религии места нет, комсомольцы все чаще в качестве решающих аргументов использовали физическую силу. Заходя в церкви, комсомольцы старались разозлить прихожан, спровоцировать на конфликт: курили, не снимали фуражек, грызли семечки и т.п.
Справедливости ради стоит заметить, что в комсомоле, бесспорно, были юноши и девушки, которые понимали, что их разгульное поведение работает против комсомола и коммунистической идеологии вообще. Это осознание приходило ко многим даже на бытовом уровне.
Наставники-коммунисты нередко осуждали характер выступлений против верующих, однако решительных мер, пресекающих хулиганские выходки комсомольцев, не принималось. Сами коммунисты тоже не имели навыков научной пропаганды атеизма. Критика подшефных носила характер очередной кампании. В 1924 г., например, она активизировалась после апрельского заявления И. В. Сталина: «Командование в деревне, бесчинства во время выборов в Советы, попытки подменить партийные, кооперативные и советские организации, хулиганские выходки при так называемой антирелигиозной пропаганде – все это должно быть отброшено и ликвидировано немедля, как нечто порочащее знамя комсомола и совершенно недостойное звания комсомольца».
В мае 1924 г. XIII съезд РКП(б) в специальной резолюции «О работе в деревне» подчеркивал: «Необходимо решительно ликвидировать какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административными, вроде закрытия церквей, мечетей, синагог, молитвенных домов, костелов и т.п. Особо внимательно необходимо следить за тем, чтобы не оскорблять религиозного чувства верующего, победа над которым может быть достигнута только очень длительной, на годы и десятки лет рассчитанной работой просвещения». VI съезд ВЛКСМ (12 – 18 июня 1924 г.) призывал бороться с «антипоповскими», грубыми, вульгарными методами антирелигиозной работы. На съезде был поднят вопрос о повышении уровня грамотности населения и самих комсомольцев, так как безграмотным людям было очень сложно доступным для них языком раскрыть сущность борьбы с религией. Осенью 1924 г. состоялся пленум ЦК партии, наметивший меры для снижения крестьянского недовольства, в том числе и из-за ситуации в религиозной сфере. Пленум подтвердил «необходимость особо осторожного подхода к вопросам антирелигиозной пропаганды», и счел нужным «запретить меры административного воздействия (закрытие церквей и т.п.), в большинстве случаев достигающие только обратных результатов». В соответствии с постановлением данного пленума ЦК РКП(б) совместно с ЦК ВЛКСМ направил на места циркуляр о новом курсе в борьбе с религией среди деревенской молодежи, признавая все отрицательные стороны антирелигиозных кампаний комсомола.
В 1924 г. низовым комсомольским организациям еще разрешалось проявлять инициативу в антирелигиозной пропаганде с учетом местной специфики. Однако постепенно ЦК комсомола унифицировал «антирелигиозный фронт», все больше критикуя и корректируя местные планы, которые в обязательном порядке должны были направляться в центр на утверждение. ЦК комсомола в то время, как правило, играл роль инстанции, нацеливающей на обдуманные, взвешенные действия. Например, Иркутскому губкому план был возвращен с рекомендациями о «сжатии работы». ЦК комсомола ориентировал местные комитеты планировать только то, что выполнимо. Перегибами называл Центральный Комитет планирование пропаганды во все религиозные праздники вплоть до «Рождества Богородицы».
«Комсомольскую пасху» 1924 г. пытались провести под лозунгом борьбы за новый быт и ликбез. Основной задачей союза молодежи называлось придание постоянного научного характера антирелигиозной работе. Комсомольские карнавалы, как методы антирелигиозной работы, объявлялись ненужными. Теперь антирелигиозные празднования проходили преимущественно в виде вечеров и концертов с просветительскими докладами. Рекомендовалось изменить содержание театральных постановок в клубах, изживая их антипоповский характер. Как правило, выпускали специальные номера стенных газет. Более того, в религиозные праздники вместо шумных «комсомольских карнавалов» предписывалось проводить работы по землеустройству, агрономические лекции, беседы врачей, направленные против знахарства.
Однако и данные изменения давали лишь временный эффект формирования атеистических убеждений. Культура сельской молодежи оставалась низкой. Крестьяне справедливо замечали, что «комсомольский билет ума не прибавляет». Хулиганские выходки оставались хулиганскими, даже если и были «приправлены» антирелигиозным содержанием.
Полного отказа от проведения антирелигиозных кампаний в дни религиозных праздников не произошло. Они перестали быть только комсомольскими, поэтому названия «комсомольское рождество» и «комсомольская пасха» были заменены на «антирождество» и «антипасха». Основное руководство проведением данных кампаний перешло к парткомам. В частности, на «антипасху» 1925 г. планировалось провести вечера с докладами представителей парткомов. Для постановки пьес в молодежных клубах комитетам комсомола было рекомендовано предварительно выслать их сценарии в парткомы для согласования. «Антипасху» в деревне рекомендовалось проводить только в тех пунктах, где были шефствующие городские ячейки. В тех комсомольских ячейках, где не было шефов и партячеек кампанию рекомендовалось вообще не проводить. Диспуты, уличные представления и карнавалы в деревнях были строго запрещены.
После образования Союза безбожников центральные органы попытались скорректировать и антирелигиозную деятельность среди мусульманской молодежи. С наступлением весенних и летних полевых работ ЦК РКСМ предлагал использовать татаро-башкирские народные праздники Сабантуй и Джиен под лозунгами поднятия сельского хозяйства, введения физкультуры, изучения вопросов нового быта.
В мордовские деревенские ячейки комсомола был разослан циркуляр об использовании праздничных и выходных дней для гуляний. При этом отмечалось, что не следует превращать эти дни в «голые» антирелигиозные кампании. Приветствовались песни на родном языке, чтение естественнонаучных книг, игры, инсценировки, живые газеты. Поощрялись национальные игры и спортивные состязания.
Недостаточная результативность антирелигиозной деятельности, обстоятельства внутрипартийной борьбы способствовали вызреванию новых радикальных настроений в органах, вырабатывающих основы государственной политики в сфере религии. С 1927 г. умеренный стиль антирелигиозной работы вновь стал неугодным для власти. Вновь «разумной организацией праздничного досуга», якобы «предотвращающей массовые пьянки, хулиганства, обычно связанные с Рождеством», назывались антирелигиозные карнавалы. Антирождество теперь повсеместно праздновалось целых две недели: от католического до православного. В избах-читальнях устраивались читки антирелигиозной литературы, пение частушек, игры молодежи, хоровое пение.
Православное рождество 1929 г. было объявлено «Днем индустриализации». Комсомольские карнавалы проходили в форме «похорон религии». В Воронеже, например, в подобном карнавале участвовало свыше тысячи молодых горожан, наряженных в костюмы «чертей», «богов», «монахов» и т.д., состоялось сожжение «тела Христова в гробу» и Рождественской елки.
К концу 1920-х гг. благодаря усилению влияния радикалов определяющим стал подход к религии как к «флагу, прикрывающему политику кулацко-нэпмановско-поповского блока». Он оказал весьма пагубное влияние на развитие научного атеизма. Политизация теоретического атеизма вела к утрачиванию им творческого характера, усилению антиклерикального аспекта за счет теоретико-атеистического, религиоведческого. Антирелигиозная пропаганда приобретала все более поверхностный характер.
Политический контроль со стороны высших партийно-государственных органов объективно был призван направлять антирелигиозную деятельность в цивилизованное русло. Болтуны, карьеристы и просто «недалекие люди», бесспорно, нуждались в патерналистском отношении к ним со стороны организаторов антирелигиозной деятельности. В реальности даже самые умеренные атеисты-организаторы переоценили возможности не только народных масс в деле восприятия и усвоения научных и материалистических идей, но и самих пропагандистов безбожия, которые фактически тоже были малограмотны в религиоведении, естественных и общественных науках.
Централизация политического контроля, на первый взгляд, имела положительный эффект. Однако в условиях перехода самого центра практически к экстремистским антирелигиозным действиям в условиях «великого перелома» она фактически способствовала радикализации действий безбожников.
Для самих организаторов антирелигиозной деятельности в высших государственных инстанциях данный вид деятельности был не главным, а производным от политических обстоятельств. Когда власти необходимо было заручиться более широкой поддержкой масс, происходило официальное осуждение комсомольских безбожных празднеств. Более того, власть обещала урезонить «неразумных молодых хулиганов». Но новые неудачи в антирелигиозном просветительстве вынуждали молодых атеистов вновь и вновь обращаться к упрощенным методам антирелигиозной работы, наиболее привлекательными из которых выглядели антипасхальные и антирождестве некие карнавалы. Причем рядовые граждане не забывали, что самим проявлять инициативу в осуждении антирелигиозной деятельности если не опасно, то, по крайней мере, обременительно.
Во многом благодаря комсомольским антирелигиозным праздникам формировалось своеобразное новое «двоеверие», раздвоение правовой психологии: человек публично говорил одно, а думал другое. На официальных мероприятиях все большее количество российских граждан демонстрировало свой атеизм. В быту же официальные запреты при первой возможности нарушались. В официальных речах выражалось одобрение решениям власти. Обыденное сознание было настроено если не решительно против, то, по крайней мере, неодобрительно.
В условиях системы, основанной на страхе, двоеверие все более усиливалось. Настойчивое внесение в общественное правосознание идеи об особом правовом положении комсомольцев и коммунистов и о бесправии священнослужителей и верующих служило формированию психологии вседозволенности по отношению к «социально-чуждым», которых зачастую определяли только на основании социального происхождения, участия в исполнении обрядов или неучастия в антирелигиозном карнавале. Это внесло свою лепту в подготовку общественного правосознания к массовому участию советских граждан в борьбе с «врагами народа».
Автор: Слезин Анатолий Анатольевич,
доктор исторических наук, профессор
Тамбовского государственного технического университета.
Текст: Журнал «Вопросы истории», № 12, Декабрь 2010, C. 82-91
Использованы фотографии газеты «Красная нива», 1923 г.
