Не в чем каяться?

Порой не только сторонние, но даже вроде бы верующие люди обвиняют Церковь, духовенство в том, что мы каждого человека хотим убедить в его негодности, греховности, заставить его опустить голову и не поднимать глаза к небу. Безусловно, это неправда — нельзя настолько примитивно понимать греховность и несовершенство человеческое. Мы можем коснуться абсолютно любой области жизни и профессиональной деятельности: каждый разумный творческий человек осознаёт свое профессиональное, человеческое, духовное несовершенство, и у него присутствует желание измениться к лучшему, отказаться от чего-то, что мешает ему и другим людям в нем. Если же мы видим перед собой человека, который считает, что он поступает идеально верно, что у него нет недостатков, мы понимаем, что этот человек находится на некой стадии замирания своей жизни как таковой, потому что любое его развитие в таком случае либо прекращается, либо уже прекратилось.

Как это показать человеку, который говорит: «У меня нет грехов, я ничего плохого в своей жизни не вижу»? Это непростая задача, и решать ее надо творчески. С каждым человеком возможен разный на эту тему разговор, но надо сказать сразу: есть люди, которых нельзя убедить, которых нельзя заставить взглянуть на себя критически, которые вообще не хотят никаким анализом в своей жизни заниматься. И с ними — да, ничего не сделаешь, они останутся при своем. Но, значит, и не надо над ними никакого насилия духовного употреблять. Они хотят быть такими, какие они есть, их это удовлетворяет. Хотя тогда непонятно другое: что нас с ними связывает? Представьте, что к врачу пришел больной. Врач говорит: «Вам необходима операция».— «Нет-нет, я вполне хорошо себя чувствую».— «Без операции Вы умрете».— «Ну, это Вы так считаете, а я так не думаю». Имеет ли право врач положить такого пациента на операционный стол и резать? Нет, его за это будут судить. Точно так же священник не может ничего сделать с человеком, который считает, что ему не в чем каяться. Но попытаться раскрыть ему глаза на самого себя обязательно нужно. Стоит сказать о том, что есть наше собственное представление о жизни, основанное на ограниченном человеческом опыте,— а есть Евангелие, где явлено Божественное представление о том, каким должен быть человек. И если человек в Бога верит, если он Евангелие принимает, это может быть основой для дальнейшего разговора. Если же он верит в Бога, но не принимает Евангелия, тогда надо выяснять, в какого Бога он верит, какую религию он исповедует и есть ли у нас с ним точки соприкосновения. Если они есть, мы что-то сможем сделать, если же их нет, мы не преуспеем в этом никак.

Порой бывает так, что приходит человек на исповедь и говорит: «Вот знаете, я маму свою обижаю и с ней ругаюсь».— «А что еще?» — «А больше ничего». Начинаешь выяснять, и оказывается, что он живет с кем-то вне брака, что где-то у него родился ребенок тоже вне брака, что он даже той женщине, с которой живет вне брака, изменяет, но в его сознании все это не является грехом, и для каждого из этих пунктов у него есть какое-то объяснение, почему в этом, в сущности, нет ничего плохого. Вот маму обижает — это плохо, у него душа болит, что он такой плохой сын, и он в этом кается. Но при этом налицо совершенно нецерковное сознание.

Можно сказать, что на сегодняшний день нецерковны многие церковные люди. Это происходит потому, что их церковная жизнь проходит по касательной: они попадают в храм, посещают богослужения, но при этом старательно избегают всего того, что позволит им узнать о церковной жизни больше и понять ее глубже. И получается, что человек может годами каяться в чем-то незначительном, и если священник не проявит внимания и не задаст вопросы, все остальное, в том числе какие-то тяжкие грехи, так и останется «за кадром».

Как очистить луковицу, или Исповедь за всю жизнь

Совершенно естественно, что когда человек становится христианином — в идеале когда он принимает крещение,— должно произойти некое полное его изменение, и прежде всего — переоценка всей прожитой жизни. Необходимо отказаться от всего, что было в ней греховного, ибо что иное подразумевает отречение от сатаны, от всех дел его, от всех ангелов его, от всего служения его? А именно это и происходит перед погружением в купель. К сожалению, зачастую человек, даже если он готовился к принятию крещения, не осознаёт всего того, о чем идет в этом Таинстве речь, и лишь спустя какое-то время он, может быть, приходит в храм и вдруг начинает чувствовать, что вся жизнь его была прожита не так, и испытывает потребность в этом принести покаяние. Причем сразу оговорюсь: не нужно думать, что в Таинстве Крещения человеку прощается все и поэтому в грехах «прежней» жизни каяться не надо. Человеку прощается то, в чем он принес покаяние, формального прощения грехов не бывает. Если ты не раскаялся, не осознал свой грех и не отторг его от себя, это в тебе осталось. У нас прощение грехов трактуется зачастую так: вот ты о чем-то сказал, Господь тебе это простил, и все хорошо. Но если это в тебе осталось, то прощено оно или не прощено, ты с этим предстанешь на Страшный Суд — со своей любовью ко греху. Ведь на самом деле страшно даже не то, что человек в своей жизни совершает, а то, каким он становится в результате этого. Поэтому даже если мы крестились, но при этом не каялись в грехах, совершенных до крещения, то в них каяться впоследствии нужно.

Безусловно, человек хотя бы однажды в жизни должен предпринять так называемую генеральную исповедь, то есть исповедь, которая охватывает собой всю жизнь, от первых ее впечатлений до настоящего момента. Только лишь через это можно увидеть свою жизнь как-то целостно, можно осознать весь греховный путь, который ты в своей жизни прошел. Зачастую после генеральной исповеди — порой даже в процессе ее — человек вдруг понимает, почему в его жизни случилось это, случилось то,— всё, на что прежде он, может быть, роптал и жаловался, обращая к Богу вопрос: «Почему мне это послано?». Перед ним как бы разворачивается хартия его собственной жизни, и он начинает видеть причинно-следственные связи. И самое главное, что после такой генеральной исповеди, если она предпринята по-настоящему осознанно и глубоко, в человеке происходят определенные перемены, то есть ему дается шанс не просто что-то частное изменить, а измениться в целом.

Вообще исповедь в каком-то смысле можно уподобить процессу чистки лука. Когда мы снимаем верхнюю кожицу, то видим, что внутри еще масса слоев, и чем больше ты их снимаешь, тем больше плачешь. То же самое и здесь. Зачастую Господь дает человеку некое постепенное видение греха в себе, потому что если бы человек увидел всё сразу, он, может быть, отчаялся бы настолько, что и на исповедь не пошел бы.

Возможность не просто увидеть свои грехи, а в какой-то момент почувствовать, что ты с этими грехами стоишь на Страшном Суде, ощутить, какова цена этих грехов,— это, безусловно, действие благодати Божией, а не нашего собственного разумения. Однако когда человек просит о таких вещах, они ему даются. Правда, бывает так, что мы словами просим, а сердцем не просим, говорим: «Господи, дай мне видеть грехи мои», а подразумеваем: «Я не хочу видеть никаких грехов своих». Тогда наша молитва не исполняется. Когда же человек не просто просит подать ему этот дар, но и всей своей жизнью показывает, что он этого действительно ищет, что он понимает: ему будет больно, тяжело, но тем не менее это нужно и важно,— вот тогда Господь ему это даст. В большинстве своем люди просят о каких-то вещах суетных, земных, сиюминутных, и лишь немногие просят о добродетелях. Но и те, кто просит о добродетелях, делятся на тех, кто понимает, чего на самом деле просит, и тех, кто не понимает, о чем просит. На самом деле, как говорит преподобный авва Дорофей, когда ты просишь смирения, то просишь, чтобы Господь послал тебе человека с палкой, который тебя будет бить. А нам зачастую кажется, что вот мы помолимся о смирении и на нас снизойдет благодать, которая сделает нас таковыми. В реальности же смирение приходит через ту самую палку. И кротость тоже приходит через подобного рода испытания, и преданность воле Божией приходит через то, что нашей воле противно,— только лишь так. То есть мы просим о том, чтобы Господь дал нам дар, а Он нам дает упражнение, выполнение которого вырабатывает в нас способность этот дар принять.

Детская исповедь: «Я тоже боюсь!»

Существует правило, что до семи лет дети причащаются без исповеди, а по наступлении этого возраста обязательно должны исповедоваться. На самом деле это немного формально. Есть дети с настолько развитым сознанием, что они уже в пять лет сами просятся на исповедь и исповедуются вполне сознательно. А есть дети, которые и в семь лет абсолютно не понимают, в чем им исповедоваться; родители их заставляют идти каяться, а они этому противятся. Если ребенок в принципе не понимает еще, что такое исповедь, возможно, что священнику стоит с ним просто поговорить. Но ни в коем случае нельзя разрешать родителям писать с детьми исповедь под диктовку. Когда мать или отец говорят ребенку: «Ты сделал то-то, записывай, и пойдешь покаешься»,— это смерть любой живой христианской жизни. Такой ребенок, скорее всего, либо рано или поздно сбежит из Церкви, либо будет в ней каким-то неодушевленным предметом. В любом случае — маленький ли человек, большой ли человек — всё должно идти изнутри, и мы к этому внутреннему должны постараться пробиться.

Я помню нескольких детей, которые приходили в храм регулярно и все каялись в одних и тех же грехах. Было такое ощущение, что они свою исповедь писали одну на всех — под копирку. Сколько я ни говорил, не смог объяснить родителям, что этого нельзя делать. И кончилось это тем, что они все пропали, причем и родители тоже.

Бывает, что ребенок осознаёт свой грех, но при этом не может перебороть либо стыд, либо страх. Любое насилие здесь невозможно, но различные средства убеждения употребляться могут. И еще нужно помнить, что любой страх, который владеет человеком,— это несвобода, это искажение его внутренней жизни и непременно страдание его души. Поэтому не важно, возникает ли у ребенка страх рассказать о своем проступке на исповеди или что-то другое сделать,— его надо постараться помочь преодолеть. Если родители вообще в жизни учат ребенка преодолевать страх, если этот вопрос возникает в его воспитании, то и здесь они найдут как его поддержать. Совершенно естественно, например, в такой ситуации сказать ребенку: «И я тоже боюсь, мне тоже бывает страшно идти на исповедь, но я с собой справляюсь. А иногда не справляюсь, но все равно потом преодолеваю себя». Вы можете сказать ребенку всё то же, что сказали бы взрослому человеку: что в чем бы постыдном он ни признался, священник его за это не осудит, а только лишь будет рад тому, что он нашел в себе силы об этом сказать, и, что самое главное, Господь тоже будет этому рад. Возможно, это стоит донести немного другими словами, чем взрослому, но по сути — то же самое.

А как «правильно исповедоваться»?

Все, что вы говорите на исповеди, должно быть достаточно четко: согрешил в том-то, тем-то,— но ни в коем случае не «согрешил гневом, тщеславием, гордостью». Должны быть озвучены конкретные проявления. Допустим, вы согрешили гневом, что это значит? Вы от гнева побледнели, вы от гнева выругались нехорошими словами, вы от гнева кидали посуду на пол, вы от гнева ударили кого-то сковородкой по голове? Диапазон очень широкий, и разница в этих проявлениях существенная. Кроме того, нужно обязательно называть обстоятельства, которые служат к прояснению греха. Предположим, приходит кто-то и говорит: «Я вчера побил человека». Что это — хулиганство? В процессе разговора выясняется, что на улице кого-то избивали, этот человек вступился и тем самым спас потерпевшему жизнь. Согласитесь, это меняет дело. Вы знаете, порой, если человек вот так, без контекста, называет свои грехи, священник может счесть, что перед ним безумец. В то же время не нужно впадать в другую крайность: объяснять каждую мелочь. Если, скажем, вы съели в постный день непостную пищу, не нужно уходить в подробности, почему вас этот соблазн поборол: потому что все вокруг ели, или потому что вы давно не ели это блюдо, или почему-то еще. Здесь нужно поступать по здравому смыслу.

Как правило, если человек исповедуется правильно, должным образом, после он чувствует облегчение. Если же этого нет, значит, возможно, исповедь была недостаточно искренней или отсутствовала решимость что-то в своей жизни изменить. Зачастую это происходит тогда, когда кающийся не верит в силу Таинства и в то, что Господь его простит.

Но бывает и иначе. Всё присутствует со стороны человека, что должно присутствовать, но Господь по только Ему ведомым причинам попускает врагу ожесточать его сердце. Так же и во время молитвы: бывает, что человек искренне молится и не чувствует ничего. Тут нужно просто верить в то, что ты делаешь: верить в силу исповеди, верить в ту благодать, которую дает Господь, и понимать, что в данный момент ты либо неспособен ее воспринять, либо Господь попускает тебе ее не ощущать, но это не значит, что ее нет. Господь действует в нашей жизни всегда, но мы Его действие ощущаем лишь время от времени. Точно так же и в том, что касается Таинства Покаяния.

ЖЖ игумена Нектария (Морозова)
http://igumen-nektariy.livejournal.com/