Перед вами — реальная история нашей современницы, падавшей и встававшей, заблудившейся и вернувшейся к Небесному Отцу. Если бы у меня спросили: «Какой самый главный опыт в твоей жизни?» — я бы сказала, что это опыт действенного участия Бога в жизни человека, и самое ценное для меня знание, полученное в результате этого опыта, это знание того, что каждый живущий на свете человек дорог Богу так же, как единственное дитя своим родителям (независимо от его личных качеств, просто потому, что он есть, он — радость); как единственная невеста своему жениху, который видит в ней то прекрасное, чего не видят другие, потому что он любит.
Но, сотворив человека свободным, Бог заботится о нем и являет ему Свое промыслительное попечение в меру того, насколько человек это позволяет Богу, насколько он этого хочет. И проблема в том, что современный человек, выходя из родительского дома во взрослую жизнь, не входит в Дом своего Небесного Отца, а остаётся, по сути, «блудным сыном», — бездомным, предоставленным самому себе, и живет с ощущением, что, по большому счету, он абсолютно одинок. Один на один с жизнью — такой переменчивой и непонятной, порой агрессивной и безжалостной, в которой все ненадежно, все кажется нелепыми случайностями.
Человек чувствует себя в жизни как в темном лесу, где полно врагов, и надеяться можно только на свой ум и смекалку, но в конечном итоге — всем правит случай. Порой ему кажется, что он владеет ситуацией, а на деле выходит, что он не владеет даже собственной душой. Он не понимает, почему то-то и то-то происходит в мире, почему люди так-то и так-то поступают, почему все не так? И не находит ответа. Что ему остается делать? Он ищет удовольствий, он ищет острых ощущений, — словом, всего, что дарует забвение. Забвение главного — мыслей о смысле жизни. О смысле своей жизни.
Это случилось со мной в конце 90-х, когда сексуальная революция, хлынувшая из-за «железного занавеса» в советскую реальность, уже прижилась во всех сферах нашей жизни и принесла обильные плоды: в кинофильмах все чаще стали появляться интимные сцены, в театрах стало модно показывать обнаженную натуру, в ночных клубах можно было увидеть буквально все — от эротических танцевальных программ до простого стриптиза.
Я приехала в Москву как раз в разгар этой «новой жизни». Мои внешние данные, талант танцовщицы и актрисы открывали для меня большие перспективы. Соблазн легких денег и веселой жизни был так велик, что я даже не стала продолжать учебу (а я уже отучилась 1 год в театральном институте). Я поступила в театр «Пластической драмы». Идея театры была неплохой — посредством танца и музыки показать историю — историю отношений между мужчиной и женщиной. Но, к сожалению, истории эти были далеко не целомудренными, и заканчивались всегда одним и тем же.
Сюжет был примерно одинаков: сначала — красивые романтические отношения героини с ее любимым, потом героиней красиво пользуются и красиво бросают. Естественно, что героиня чаще всего в кульминационный момент оказывалась полуобнаженной. Впрочем, все было вполне эстетично — мы были молоды, красивы, полны жизненных сил… И никто не думал тогда, на пике своего успеха, — театр наш был одно время очень модным, — что потеря стыда, особенно для женщины, — фактически, смертный приговор, и обжалован он может быть разве что в Небесной канцелярии.
В реальной жизни мы проживали то же, что и играли на сцене, только без декораций и костюмов — в бытовых условиях, что было далеко не так красиво. Вскоре я поняла безнадежность своих попыток создать семью — мы были уже не способны на здоровые отношения. Моя личная жизнь скорее напоминала горячку, которая сильно схватывает, но быстро проходит, каждый раз безвозвратно унося с собой жизненные силы.
Со временем наш театр превратился в банальное эротическое шоу, и мне это стало неинтересно. Я поступила в ГИТИС на театральный факультет и закончила его с отличием. Передо мной открывались перспективы актерской карьеры… И тут я пришла в Церковь. Звучит, конечно, нелогично. И правда, с чего бы это? Все хорошо, — престижный диплом, красота и талант — все при мне. С чего бы мне идти в церковь?
Сейчас я, конечно, понимаю, что это спасло мою жизнь. Но тогда это было катастрофой: я совершила поступок, который не могла себе простить. Нет, это не было что-то экстраординарное, напротив, это было естественно для моего мировоззрения и моего образа жизни. Но на этот раз было ощущение, что будто какая-то чаша переполнилась, и содержимое полилось через край. И то, что было сладким вином, вдруг стало невыносимой отравой.
Я потеряла сон и аппетит. Рыдания начинали душить меня в самый неподходящий момент. В театре я сорвала спектакль. Режиссер сказал мне, что психически неуравновешенным людям не место в актерской профессии. Я не понимала, что со мной происходит и как от этого избавиться. Я поделилась своей бедой с подругой — она только пожала плечами — «все так живут, что здесь особенного». И тут я поняла, что мне конец. Раз все так живут, а я не могу — значит, мне никто не поможет. И никто меня не поймет. И никто не научит, как мне себе это простить?
И в этот момент, в минуту крайнего отчаяния, я отчетливо услышала слова (как бы внутренний голос мне сказал, хотя это был не мой голос) — «простить тебя может один только Бог». И вот тут-то я пошла в церковь. И действительно получила прощение и исцелилась. Не сразу, конечно. Но это отдельная история, а мне бы не хотелось отвлекаться от главной мысли. А главная моя мысль — о выборе жизненного пути и о том, насколько судьба человека может измениться в зависимости от осознанности этого выбора.
Итак, прошло некоторое время. У меня уже был духовный отец. Я постепенно пришла в норму (кстати, без всяких таблеток, хотя у меня было тяжелейшее нервное расстройство), и снова передо мной встал вопрос о профессии. Мне звонили с «Мосфильма», приглашали на пробы. Я поговорила об этом с духовным отцом, просила благословения вернуться к своей профессиональной деятельности. Он внимательно посмотрел мои фотографии для киностудии — и не благословил.
Я растерялась. Ради чего же я училась 5 лет? Да и делать я больше ничего не умею, чем же я буду жить? А у меня к тому времени был ребенок, и растила я его, естественно, одна. Я была просто в недоумении — это было нелогично. Я могла бы тогда еще сделать карьеру, решить свои проблемы с жильем, и, в целом, наладить свою жизнь. Но благословение духовного отца я воспринимала безусловно как волю Божию, и действовать вопреки — просто побоялась, — слишком свежи еще были воспоминания о том, чем это чревато. Но я была в такой растерянности, что все время только и думала: «Господи, как же мне быть? Почему нельзя заниматься своей профессией? Я ведь отучилась, я ведь могла бы? И что мне теперь делать? Не полы же мне мыть всю жизнь после Академии Искусств? Я же теперь здорова. Но почему?».
И вот тут-то я увидела этот сон. Он был настолько явный, что, проснулась я с ощущением, будто все это только что произошло со мной на самом деле. Я помнила каждую деталь и в точности записала все, что видела. Это было ясным ответом на мое недоумение.
Но прежде нужно сказать еще вот что: единственным человеком в нашей семье, который читал Библию, была моя покойная бабушка. Незадолго до смерти к ней стали ходить «евангелисты» или кто-то в этом роде, точно не знаю, и они вместе читали Библию, подчеркивая наиболее значимые места. Эта Библия и досталась мне по наследству. Ее я и прочла, когда пришла в церковь.
И еще: у меня действительно были мысли попробовать себя в качестве певицы — у меня хороший голос, я занималась вокалом, умела хорошо двигаться на сцене, — словом, такие перспективы у меня тоже были. Ну и, конечно, я была движима тщеславием. Вообще, чтобы добиться успеха на сцене, тщеславие необходимо как горючее для двигателя, и, в общем-то, у кого его больше, тот и успешнее. И враг действительно это видит, тем более, ему это качество очень свойственно. Он хорошо видит в человеке свое. И охотно помогает ему в этом укорениться, чтобы потом получить над этим человеком безраздельную власть.
Но сердца человеческого он не знает. Он его не творил. Он не был допущен к этой тайне. Проникнуть в глубину сердца — ему не дано. Если, конечно, это сердце до конца не повреждено. Мое, видимо, каким-то чудом сохранилось (или исцелилось — я к тому времени уже исповедалась за всю свою жизнь и часто причащалась). К тому же, я на самом деле всегда хотела иметь нормальную семью, быть верной и любящей женой, это было моим искренним желанием, несмотря на то, что вела я себя совершенно противоположным образом.
Известно, что Православная Церковь учит не придавать значения снам. Но сон, о котором я хочу рассказать, я увидела и пережила настолько подробно, ясно и реально, будто все это только что случилось со мной на самом деле. Но главное не в этом. Главное, что из этого сна я осознала очень важные для меня (особенно в тот период моей жизни) вещи: как бы ни пугал и не запугивал сатана человека, на деле он совершенно бессилен, если человек исповедует себя как Божье творение и полностью предает себя в руки Божьи. Господь никогда не подведет и, как говорят, не посрамит веру. Самое главное — никогда не дрогнуть перед врагом. И что бы ни происходило — совершенно спокойно положиться на Бога.
Еще я поняла, что сатана получает власть над человеком только с его согласия, то есть, когда человек вступает с ним в какой-то контакт. Например, боится его и от страха сбивается с пути; или что-то получает от него и оказывается его должником, или еще как-то согрешает и не кается Богу, а пытается выпутаться своими силами. И даже, если самые насущные земные потребности человека являются для него высшей целью, то человек, отрекаясь от своего высшего предназначения, делается похожим на курицу, которая постоянно и очень деловито копается в земле, не поднимая головы, не понимая, кто хозяин ее жизни.
Так я увидела людей в образе таких кур — надменных, глупых и беспомощных. Они думали, что живут и питаются в свое удовольствие, а на самом деле они служили развлечением для своего хозяина и набирали жир для хозяйского стола. Они даже не могли оглядеться и увидеть где они находятся — слишком были заняты собой.
Помню, что после этого сна у меня завязалась внутри какая-то новая жизнь, будто открылись какие-то другие двери, показался другой путь, я стала чувствовать потребность в молитве, в церковной службе и особенно в причащении. Все это было необходимо мне как воздух, для меня ничего другого вообще не существовало. Теперь я понимаю, что враг яростно и упорно борется за то, что уже считал навсегда своим, и оторваться от него очень нелегко. Во всяком случае, для себя я поняла, что эта борьба, в той или иной мере, будет продолжаться всю жизнь.
Вскоре после этого сна мне предложили работу инструктора в детском клубе. Я освоила несколько спортивных и развивающих программ для дошкольного возраста. Мне стали предлагать заниматься реабилитационной работой с детьми-инвалидами. В настоящее время преподаю английский язык в учреждениях дополнительного образования, веду театральную студию для детей-инвалидов, пою в церковном хоре, веду занятия в Воскресной школе. Есть и другие планы. Имею семью.
