До начала работы над большой картиной «Явление Мессии» («Явление Христа народу») художник Александр Иванов приступает к написанию двухфигурной композиции, «чтобы изведать свои силы в Италии». Дело в том, что Общество поощрения художников, на чьи средства Иванов был отправлен в Италию в 1830 году, не удовлетворялось его проектами и обещаниями исполнить грандиозную картину на оригинальный сюжет. Оно ждало от него решения более скромных задач – написания полотна, которое могло бы подтвердить результаты заграничного пенсионерства и послужить гарантией дальнейших успехов. Поэтому Иванов избирает один из традиционных сюжетов европейской живописи – явление Христа Марии Магдалине.
Для Иванова, ищущего поворотных моментов в истории человечества, явление воскресшего Иисуса Христа Марии Магдалине было точкой, в которой сходились концы и начала христианской истории. Порывистое движение восхищенной Марии останавливается величественным жестом Христа: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин. 20: 17). Подобная композиционная завязка нередко встречается в работах старых итальянских мастеров. Иванов сосредотачивает внимание на эмоциональной стороне происходящего, стремясь передать внутренний драматизм евангельского события.
А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему. (Иоан.20:11-17)
Христос пребывает на тонкой грани двух миров. Пластическим выражением встречи несовместимых сфер (живого плотского и неосязаемого метафизического) стал контраст пламенеющего цвета красного платья Марии и белых пелен Христа с их прозрачными переливами холодных и теплых тонов. Но, стремясь передать двойственную природу воскресшего Христа, Иванов испытывал творческие трудности, не находя пластического подобия этому образу ни в произведениях великих мастеров, ни в реальных впечатлениях.
Отправной точкой в поисках образа стали скульптура Христа, над которой работал датский скульптор Бертель Торвальдсен, и статуя Аполлона Бельведерского. Однако среди подготовительных рисунков Иванова мы встречаем не только зарисовки с работы Торвальдсена, но и фрагменты композиций Джотто, Фра Анджелико, Леонардо да Винчи, Фра Бартоломео, Рафаэля, наброски с античной скульптуры.
Жарким летом 1834 года Иванов уезжает в окрестности Рима, в горы. В Тиволи пишет для картины этюды столетних кипарисов в парке виллы д’Эсте. «Таким образом околичность у меня теперь кончена, и я принимаюсь за окончание фигур. Какая разница – писать большую картину или маленькую? Я в отчаянии от фигуры Христа. Думаю, думаю, углубляюсь и в наблюдение великих мастеров, и в природу и никакого не нахожу пособия…» – вспоминал он.
Чтобы понять колористическое мастерство великих итальянских художников, он совершает в том же году путешествие на север Италии. «Написать истинно колоритно белое платье, закрывающее большую часть фигуры в естественную величину… право, нелегко, – признавался художник. – Сами великие мастера, кажется, этого избегали. Я по крайней мере во всей Италии не нашел себе примера. Отец истинного колорита Тициан старался белое платье показывать каким-нибудь куском, смешавшимся с платьями других цветов или закрывающим только стыдливые места наготы. Фрески не могут быть примером, ибо там белое платье суть только оттененные рисунки».
Представление об античной пластике нашло отражение в образе Христа, своим физическим совершенством напоминающего греческого бога, в утонченной красоте персонажей и выразительных ритмах движений, жестов и драпировок. В письме отцу осенью 1834 года художник уточняет свою мысль: «…Платье… имеет цвет мистический, то есть голубоватый с золотыми звездами, как то представил его в своей превосходной композиции Рафаэль, если вы помните эстамп «Иисус поручает Петру пасти овцы Его». А также преподобный Анжелико да Фиэзоле, родитель церковного стиля, представлял в такой одежде Иисуса или Матерь по отшествии Их от земли».
В работе над образом Марии Магдалины особенно наглядно проявились творческий метод художника, его стремление достигнуть предельной наглядности, пластической достоверности поведения героев. Первой моделью для Марии Магдалины послужила знаменитая красавица из Альбано – Виттория Кальдони. Второй – неизвестная натурщица, с которой художник писал голову и руки. Чтобы добиться убедительности женских эмоций, Иванов заставлял натурщицу резать лук и одновременно смешил ее, желая вызвать на ее лице улыбку сквозь слезы. «Она так была добра, что, припоминая все свои беды и раздробляя на части перед лицом своим самый крепкий лук, плакала, и в ту же минуту я ее тешил и смешил так, что полные слез глаза ее с улыбкой на устах давали мне совершенное понятие о Магдалине, увидевшей Иисуса. Я, однако ж, работал в то время не хладнокровно, сердце мое билось сильно при виде прекрасной головы, улыбающейся сквозь слезы».
Зимой 1835–1836 годов картина «Явление Христа Марии Магдалине» с успехом показывается зрителям сначала в мастерской художника, а затем в Капитолии. Отправив полотно в Петербург, Иванов крайне обеспокоен его приемом и экспонированием. Он пишет отцу, что необходимо сделать золотую раму и «затянуть грубым зеленым полотном со всех сторон от рамы на аршин так, чтобы не беспокоили ее никакие картинки». Просит слависта Виктора Григоровича, в доме которого экспонировалась картина, выбрать «полутонную» залу с высоким светом, чтобы он «помогал сюжету, то есть чтобы похож был на утреннюю глуботу или казался бы самым ранним утренним, в каковой час Спаситель явился Магдалине у гроба».
В ответ отец с радостью сообщает сыну о прибытии картины и первом впечатлении от ее просмотра: «Ты, любезный Александр, напрасно заботился о золотой раме, о помещении картины твоей на выгодном для ея месте и прочем, для такой картины, как твоя, ничего подобного не нужно, она берет собственною своею силою все, производит сильное впечатление на душу зрителя по чувствам, в ней изображенным». Учитель Александра Иванова Алексей Егоров отозвался о картине скупо, но точно: «Какой стиль!» Признание со стороны известного академического профессора было тем более значимо, что именно он в студенческие годы Александра Иванова сомневался в самостоятельности его первых работ, бросив однажды сакраментальное: «Не сам».
Картина принесла ее автору успех и звание академика, Общество поощрения художников преподнесло ее в дар императору Николаю I в день тезоименитства. Это обстоятельство обрадовало и испугало Иванова, больше всего не желавшего скорого возвращения в Петербург. Ведь сам художник видел в своем произведении лишь «начаток понятия о чем-то порядочном», охваченный идеями нового замысла, должного превзойти все, им до сих пор сделанное, – картины «Явление Мессии»
Галерея «Танаис» (www.tanais.info)
