В последние годы активно развивается и внедряется во все сферы жизни наука, именующей себя психологией. Ставки психологов введены в штатное расписание школ, предприятий, управленческих структур. Теперь есть психологи и в правительстве, и в Госдуме, и в банках, и в командах политиков, и в милиции, и в театрах. С одной стороны, можно приветствовать появление многочисленной армии специалистов, призванных формировать, здоровые отношения среди людей. Проблема видится в ином. Кто и чему научил этих специалистов, какими способами (советами, рекомендациями, приемами) они будут помогать людям, менять их отношение к психотравмирующим ситуациям, обучать искусству общения? Наконец, каким будет духовный фундамент российской психологии, неужели, как и на Западе, им станет сексуальный материализм З.Фрейда с его решительным антихристианством?
Психология без души
А теперь попытаемся обратиться к сути современной психологии, как науки. Здесь сразу же мы сталкиваемся с парадоксом: психология, оказывается, вовсе не признает в человеке душу и не верит в ее существование. Так, например, в достаточно распространенном ныне 2-х томном учебном пособии Ж. Годрфруа («Что такое психология» М., 1992 г.). Читаем: «Представление о человеке, состоящем из нематериальной души, управляющей материальным организмом, — это дуалистическая концепция, восходящая… к доисторическим временам. В научной психологии, однако, утвердилось представление о том, что наши чувства или мысли — это всего лишь результат жизнедеятельности нервных клеток, объединенных в один орган — головной мозг…» (с. 84).
Подобные или близкие к тому утверждения, можно найти практически во всех современных учебниках по психологии, включая российские, где вера в существование души однозначно объявляется архаичной, причем о христианской психологии не найти ни слова. Представьте, например, что медицина не верила бы в излечение человека от болезней или география не признавала бы существование земли, континентов, морей и проч.
Этот очевидный парадокс, заложенный в самом названии этой «науки о душе», нимало не смущает самих представителей психологии, нашедших выход в том, что душа — это оказывается нервные клетки мозга, то есть душа — вовсе не душа, а нечто иное. Тогда корректно было бы назвать науку как-то по иному, да вот до этого дело не доходит, ибо даже для неверующих притягательны духовные термины…
Согласно мнению известного русского философа С. Франка (1877 — 1950), «прекрасное обозначение «психология» — учение о душе — было просто незаконно похищено и использовано как титул для иной научной области». При этом, продолжает он «мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру)», а перед фактом совершенного устранения учения о душе и замены учениями о закономерностях так называемых «душевных явлений», оторванных от их внутренней почвы и рассматриваемых как явления внешнего мира. (Франк С. «О понятиях и задачах философской психологии»). Нынешняя психология не есть наука о душе, а, в лучшем случае, есть смесь каких-то логических, социальных, физиологических и философских построений и умозаключений. «Одно лишь несомненно, — констатирует Франк в той же статье, — живой, целостный внутренний мир человека, человеческая личность, то, что мы вне всяких теорий называем нашей «душой», нашим «духовным миром», в этой науке совершенно отсутствует».
Таким образом, базовой платформой современной психологии «без души» является подчеркнутый материализм.
Парадокс номер два. Это попытка психологии материалистически обосновать некоторые духовные и близкие к ним по сути категории: совесть, веру, любовь, стыдливость и другие. Что из этого получается, будет изложено в качестве примера ниже. Оперируя весьма туманными терминами, типа «мотивация», «побуждение», «бессознательное», материалистическая психология скрывает под ними свое непонимание тех явлений, которые пытается охарактеризовать. Возьмем хотя бы описание двух понятий, заимствованных из одного из современных психологических словарей, открытого наугад (на букву «л»):
«Личность — системное качество, приобретаемое индивидом в предметной деятельности и общении, характеризующее его со стороны включительности в общественные отношения».
«Любовь — интенсивное напряжение и относительно устойчивое чувство субъекта, физиологически обусловленное сексуальными потребностям и выражающееся в социально-формируемом стремлении быть своими личностно — значимыми чертами с максимальной полнотой представленным в жизнедеятельности другого таким образом, чтобы пробуждать у него потребность в ответстветном чувстве той же интенсивности, напряженности и устойчивости».
Кому-нибудь из Вас хотелось бы так любить «интенсивным напряжением и относительно устойчивым чувством субъекта» и проч. или быть любимым «с максимальной полнотой представленным в жизнедеятельности другого»?
Итак, думается, именно редукция души до уровня нервных клеток, а человека до физиологических и биохимических процессов низвели и саму науку, стоящую на этой платформе, до чего-то очень туманного и неудобоваримого. Подобный подход, по мнению одного из известных английских профессоров естествознания А. Харди (Манчестер), был «важнейшей методологической ошибкой» в изучении человека. Ибо именно при таком подходе еще в конце XIX века психологические изыскания явно зашли в тупик.
На сегодняшний день ведущие психологи практически во всем мире признают, что человека надо рассматривать в целостности, «во всей полноте его физических, психических и духовных проявлений, как духовной личности» (Мелехов Д.Е. Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. М., 1997)
Но тогда встает новый вопрос: что понимать под духовностью? Если это всего лишь «высокие моральные качества личности», то это все тот же тупиковый путь. Правда, в последних учебниках по психологии появляются какие-то туманные ссылки на некий «всеобщий интеллект», «высший разум», «ноосферу». К примеру, в упомянутом учебном пособии Ж. Годфруа читаем: «Поскольку вселенная построена из воли и частиц, находящихся в непрерывном взаимоотношении, в природе существует некий всеобщий интеллект, который возрастает по мере усложнения материи — от камня до самых высокоорганизованных существ. Что касается человека, то он — всего лишь одно звено в этой огромной совокупности» (с. 84). И все же «современная научная психология», как она сама себя именует, остается, повторяю, сугубо материалистической по сути, атеистической по своим убеждениям, весьма далекой от понимания истинного смысла жизни человеческого бытия, а потому хотя и стремящейся служить человеку, но на потребу времени и обстоятельствам, да к тому же и не бескорыстно…
Христианские духовные врачи
Теперь перейдем более предметно к христианской психологии. Тут же изначально снимается первое кричащее противоречие. Христианская психология действительно соответствует своему названию именно потому, что предметом ее изучения являются не клетки мозга, а бессмертная человеческая душа. Вместе с тем, задачи христианской психологии гораздо шире «исследования поведения и умственной деятельности» (Ж. Годфруа). «Современная официальная психология делает ошибку, резко разграничивая наше душевное «я» от обособленной внешности — «не я». Эта ошибка происходит от того, что свои наблюдения психология строит над душой (точнее внешними физиологическими функциями — В.Н.) человека, находящегося в состоянии выраженной греховности». (Пестов Н.Е. «Современная практика православного благочестия». «Сатис», СПБ, 1994 г.) Христианская же психология знает иной идеал, иной образ душевного состояния и духовного бытия.
Еще Н.В. Гоголь в ХIХ веке говорил: «здоровую психологию и не кривое, а прямое понимание души встречаем лишь у подвижников-отшельников … Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимать природы души» (См. Вересаев В. «Гоголь в жизни» Соч. В 4-х т. М., 1990 г. Т. 4. с. 383).
Кстати, именно незнание святоотеческой психологии в свое время привело автора «Мертвых душ» (безусловно, пронзительно тонкого литературного психолога и человековеда) к ложным измышлениям относительно якобы прирожденных человеку страстей высокого предназначения. «Это я писал в «прелести» (т.е. духовном заблуждении, ложном понимании истины — В.Н.), — сознается Гоголь после прочтения древнего христианского аскета Исаака Сирина. — Это вздор, прирожденные страсти — зло, а все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их… Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведа и прозорливого инока». Учение о страстях, впрочем, до сих пор остается неведомым официальной психологической науке!
Ум человека, не озаренного светом христианства, по словам одного из поздних отцов Русской Православной Церкви святителя Игнатия Брянчанинова (1807 — 1867), «блуждает как бы в мрачной, беспредельной пустыне, и вместо истинных познаний, к приобретению которых он не имеет никакой возможности, сочиняет мнение и мечты, облекает их в темное и хитросложное слово, обманывает ими себя и ближних, признавая мудрость там, где со всею справедливостью должно признать умоисступление и умоповреждение». «В христианстве сокровено и истинное Богословие, и неподдельная психология и метафизика», — повествует святитель Игнатий (собр. соч. в 7-ми т. М., 1993. Т.4. с.144 — 145 ).
Высоко оценивал значимость именно христианской психологии и необходимость совершенствования в этой области наш виднейший педагог-просветитель К.Д. Ушинский (1824 — 1870): «Психология, в собственном смысле этого слова, находится еще более, чем история, в тесном отношении к религиозным системам… Все религиозные системы не только возникли из потребностей души человеческой, но и были, в свою очередь, своеобразными курсами психологии» (Ушинский К. Д. Педагогическая антропология. СПб., 1908, Т.2. с.426).
Особо подчеркивал Ушинский глубинно-психологическое значение Евангелия: «Великие психологические истины, скрывающиеся в Евангелии, распространялись вместе с евангельским учением, и этим только фактическая наука может объяснить то умягчающее, гуманизирующее влияние евангельского учения, которое оно вносило с собою повсюду. Какая книга в мире представляет более глубокую психологию, более верное знание людей, и какая книга в мире более читалась, слушалась, обдумывалась! Если же евангельская психология, более или менее глубоко понятая, сделалась общим достоянием всего христианского мира, то есть всего образованного европейского мира, то каким же образом психолог может не знать этой психологии, может обойти ее, ограничив свои познания теориями Гербарта, Бенеке или какого-нибудь другого надуманного ученого?» (там же с.426-427).
К большому сожалению, христианская психология по сей день находится в состоянии некой недовостребованности. Более того, она еще в достаточной мере не систематизирована, не написано по ней достойного учебника. Следует отметить, что некоторая появившаяся в последнее время литература, такая как «Введение в христианскую психологию» протоиерея о. Бориса Нечипорова, психолога по образованию, мало отражает сущность обозначенного в заглавии предмета, ибо не четко ориентирует читателя на базисные понятия христианской психологии: святоотеческое учение о страстях, добродетелях, самопознании, понятие о душе, стадиях развития греховного процесса. Впрочем, выражено лишь личное мнение, не умоляющее заслуг автора на пастырском и православно-просветительском поприще.
Рассуждая о разнице современной научной и святоотеческой психологии, аскетический писатель ХХ века епископ Варнава (Беляев) замечает следующее:
«Всякий, изучивший психологию научную (мирскую), желая приступить к изучению психологии святоотеческой, должен быть готовым встретить между ними большую разницу. Ученые психологи в миру, сами будучи душевно-плотскими людьми, изучают всегда душевно-плотских людей и изучают только под душевно-плотским углом зрения. Они настолько погрузились в плотяность, что изучение психологических явлений с помощью психометрических методов и разных машин стали считать высшим достижением науки. Эта поразительная узость их миросозерцания и рабское подчинение материалистическому направлению, которое их держит наподобие каторжника, прикованного по рукам и ногам цепями к своей тачке, в данном случае разными «авторитетами» и «духом времени», не дают им возможность увидеть и поверить, что существует, кроме затхлой атмосферы их аудиторий экспериментальных институтов и кабинетов, еще другая жизнь, где — свобода духовной мысли, сияние вечного дня, благоухание небесных откровений. Поэтому учение их о душе и ее способностях односторонне и лживо. А святоотеческая психология — динамична, в высшей степени живая, рассматривает дело в широком масштабе приснодвижущегося духа — духа, разорвавшего путы и оковы мира, борющегося со своими и его страстями и перешедшего грань материализма.
Психология научная страдает поразительной бедностью мыслей, выводов. Все «открытия» ее — толчея на одном месте, разные повороты вокруг того же самого столба. Под вычурными терминами, производящими впечатление только на мало- и полуграмотных людей, скрывается полное убожество содержания. Ученые психологи не знают и не подозревают ни тех чувств, ни тех настроений, которыми горит подвижник. Даже движение собственных страстей, гордости, тщеславия, неверия, плотоугодия и проч. ими не изучаются, а уж, кажется, что бы проще и чего бы ближе этого было к ним.
А психология святоотеческая — это откровение новой жизни. Это проникновение в такие уголки и глубины человеческого духа, которые никакому психологу со всеми его тонкими инструментами не под силу. Вхождение в изучение святоотеческой психологии — это вхождение в необозримое и бездонное море духовных откровений и осияний». (еп. Варнава, «Основы искусства святости» Нижний Новгород, 1995, Т.2).
Христианская психология рассматривает личность во всей полноте ее духовного, душевного и физического бытия. Она утверждает, что теперешнее состояние человека есть состояние греховности и одержимости, ибо грех стал почти нормой нашего бытия. Что подлинно здоровое состояние души — это бесстрастие. Святые Отцы утверждают, что в первую очередь надо бороться не со злыми предрассудками, а с порождающими их страстями. Так, например, с позиции христианской психологии пьянство — это лишь внешнее проявление автоматизированного греховного навыка, но его корни — чревоугодие, гордыня, сластолюбие и некоторые иные страсти, которые совершенно не учитываются при попытках современного лечения. Отсюда и такие плачевные результаты при столь самонадеянной рекламе, обещающей сто процентов исцеления от пьянства. Особое внимание христианская психология уделяет не физическим или биологическим проявлениям, и даже не поведению человека, а его духовности, которую рассматривает как норму человеческой жизни.
Согласно христианской психологии, человеческая личность духовна, а потому принадлежит, прежде всего, сфере духовного бытия. В каждом человеке запечатлен образ божественной любви и свободы (не в политическом, а духовном смысле). В каждом из нас потенциально заложены нравственные достоинства (добродетели), постепенно раскрывающиеся по мере очищения души человека от греховности, в стремлении к правде, святости и чистоте.
Христианскую психологию можно (и следует) рассматривать как один из предметов духовной школы будущего, которая, по словам игумена Никона (в миру Николая Николаевича Воробьева) (1894 — 1963 гг.) должна:
«укрепить веру;
научить молиться;
научить познать себя, свое падение;
научить бороться с грехом и искушениями, как боролись святые Отцы;
научить понимать и чувствовать творения святых Отцов, а через них и Евангелие, сделать их своими, родными, близкими сердцу, живыми, отвечающими на все требования души в любом состоянии, а не предметом изучения;
научить смотреть на заповеди Св. Евангелия не как на препятствие к вольной жизни, а как на путь к нахождению еще здесь на земле драгоценной жемчужины, увидя которую человек радостно продает все…»
Владимир Невярович
(www.orthedu.ru)
