Наверное для многих из нас Великий пост представляется не чем иным, как исключительно системой ограничительных норм и правил, подготавливающих человека к празднованию светлого и радостного торжества — Воскресения Христова. «Так, что там, мясо, молоко и яйца есть нельзя? И всё?», — из года в год звучит вопрос от людей приходящих впервые в храм. «Да!», — утвердительно отвечаем мы, и тем сводим пост к диете, как забору, отделяющему нас от мясо-молочной продукции. И, вдруг, до нас как бы издалека доносятся отзвуки голосов наших пастырей и священников, вещающих с амвонов и церковных кафедр о Великом посте, как о «весне духовной», «благоприятном времени для спасения», «времени покаяния и духовной радости». «Так, что же не только диета значит? Но, подождите, а как же строгая дисциплина воздержания Великого поста может сравниться с весенней порой цветения и благоухания? И как же сочетать скорбь о грехах с радостью, пусть и духовной?», — спросите Вы. Давайте попробуем найти ответы на эти вопросы вместе.

Нам выпала возможность, получив благословение Владыки Ректора, Его Высокопреосвященства Мефодия, митрополита Пермского и Кунгурского, побеседовать о Великом посте с воспитанниками Пермской Духовной Семинарии. Моими собеседниками стали студенты очного отделения, учащиеся первого, второго и третьего курса. Кто-то из них пришел в семинарию, только окончив школу, а кто-то получив уже специальность в светском ВУЗе. Возможно потому размышления их на предложенную тему разнятся не только стилем изложения мыслей, но и расстановкой акцентов. Объединяет их одно — живая пламенеющая вера в Бога, ярко сияющая в юных сердцах. Впрочем предоставим слово ребятам…

---

Сейчас мы «постимся постом приятным». Вроде бы все хорошо. В Евангелии говорится: «когда постишься не будь уныл как лицемер» (Мф. 6:16), но Христос также говорит «горе вам смеющиеся ныне ибо восплачите» (Лк. 6:25). И здесь тонкая грань проходит. Здесь важно правильно понимать фразу: «Не будь унылым». Посмотрим чин исповеди Игнатия Брянчанинова, который разделен на восемь страстей. Там ярко говорится об унынии. Уныние это как бы большой «спрут» и у него есть свои «щупальцы». В том числе туда входят: малодушие, дух боязни уныния, неимение памяти о Боге, забвение грехов своих и празднословие.

В Апостоле как говорится: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите» (1 Фес. 5:16-18). Вот это радость в чем она заключается? В безудержном смехе, или же здесь апостол имел ввиду что-то другое? Здесь речь идет о радости в Боге, радости о Христе, духовной радости, когда наше сердце переполняет благодать Божья, когда все вокруг преображается. И все люди, которые недавно, буквально час назад казались нам какими- то мрачными, серыми, злыми вдруг они все преображаются и естественным способом они нам видятся хорошими. Странное ощущение, когда благодать касается сердца.

Как вот нам быть в Великий пост, мы ведь не можем только постоянно скорбеть о своих грехах? Нужно, конечно нужно, и радоваться! Святые отцы говорят что в нашем сердце всегда должен быть Великий пост. Что это значит? Это именно хранение себя, хранение своих чувств. Хранение от страстей, от лишней болтовни, от смеха над братом своим (если он как-то согрешил, а нам кажется это смешным), от лишнего слова в чей-то адрес, даже от взгляда косого. Ведь можно человеку слова не сказать, а взглядом его убить! «Раздавить взглядом» — есть такое выражение.

И нам важно хранить в своем сердце эту святую Чытередесятницу, но при этом ещё и сохранять пасхальную радость. Т.е. надо понимать, что это время которое нам дается на покаяние, на исправление себя — это великий шанс освободиться от того, что нас тянет вниз. Мы как птицы объевшиеся, большие не можем от земли отстать никак. Никак нам не дают мирские привычки, наши желания. Очень трудно свой ум от земного направить как говорят святые отцы «горе», вверх к небу, к Небесному Иерусалиму. Тем более мы — люди живущие в миру. Пускай мы отделены от всех, мы находимся внутри ограды церковной, но так или иначе он с нами рядом, мы с ним всегда соприкасаемся, мы от него никуда не уйдем. Конечно говорить легко, трудно делать. В первую очередь конечно нужно начать с себя! Постоянно нам хочется удовлетворения своих потребностей. И нигде мы не можем его найти не в компьютерных играх, не в любимой пище. Да от этого есть какое-то удовлетворение, но затем опять «томление духа» и ничего более. Что же нам делать? Как нам сесть на тот «поезд», который нас повезет к конечной цели? А конечная цель у всех нас встреча с Богом, становление на путь покаяния, на путь обожения!

Все знают, что есть Таинства церковные. Сейчас вот в Великий пост мы особо встречаемся с Таинством Соборования, в котором Господь прощает нам забытые грехи и исцеляет наши телесные немощи. Также всегда у нас есть в нашем арсенале для борьбы с диаволом Таинства Покаяния и Евхаристии. Человек! Все интеллектуальные способности, возможности, культура, музыка, интернет ничто не сможет заменить нам благодати Христовой. Трудно, больно, тернии, идем, карабкаемся, в кровь руки разбиваем, но идем. Как хотелсоь бы, чтобы слова мои не были сейчас тем же празднословием, избавление о которого мы постоянно просим у Бога, что бы они были действенны, дай Господи сил их исполнять!

Артем Афанасьев (3 курс)

---

На каждой службе Великого поста с понедельника по пятницу мы слышим молитву преподобного Ефрема Сирина. Но, воспринимаем ли мы всем своим сердцем слова этой молитвы? И как отзываемся на эти слова? Вот это наверное один из главных вопросов! Как наше сердце реагирует и реагирует ли оно вообще? И вроде бы пост только начался, первая неделя она очень трудная, но она пролетела быстро… и так и вторая, и третья, и четвертая и пятая, и вот мы уже подходим к Страстной неделе. А почувствуем ли мы за все эти недели хотя бы хоть что-то? И как нам это сделать? Это очень важно, ведь пасхальная радость она бывает не у всех! Что нужно сделать чтобы это пасхальная радость была? Как нужно проводить пост? Это наверное самое главное: «как приблизится к Богу, чтобы он дал нам почувствовать эту пасхальную радость?»

Апостол Петр говорит в своем послании о том, что «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет.5:5). Молитва Ефрема Сирина вся пронизана духом покаяния, духом призыва о помощи направленного к Господу! Дабы он помог приблизится к Себе. И вот праздность что же это такое? А праздность — это не что иное, как человеческая лень, которая каждое мгновение, минуту, где-то сидит в человеке. Он хочет и поспать, и отдохнуть. Хочет куда-то не идти, что-то не делать. Хочет не душе угодить, а плоти.

Господь нам говорит в Евангелии: «Итак бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру» (Мк. 13:35). Мы не задумываемся над этим! Когда же настанет этот час? Никто не знает этого часа, но нужно быть готовым, необходимо в душе иметь страх Божий! Ведь «один возьмется, а другой останется» (Лк. 17:34)! Я могу стоять не по правую сторону Спасителя, а по левую… И это действительно страшно! И мы должны не забывать об этом. И стараться, стараться, стараться, вот эту лень, праздность и все остальное, что из этого вытекает и уныние, и любоначалие, и празднословие искоренять у себя. Обратить внимание на себя, не смотря на другого как он постится, но открыв свои очи взглянуть внутрь своей души. И не только Великим постом, но стараться каждый день работать над собой.

Однажды отца Николая Гурьянова спросили: «Как жить?» И он сказал: «Живи так, как будто ты живешь последний день!» А живем ли мы так? Человек постоянно забывает о том, что он живет действительно может быть последний день. Завтра может быть я уже пред Богом предстану. Сегодня усну, а завтра могу уже не проснуться. И что ужасно страха нет, исправления нет и перемены ума нет! Великий пост дает нам вот эту перемену ума в себе произвести, взглянуть на себя со стороны и начать хотя бы с малого. И маленькими шажками приближаться к Богу.

Евгений Старцев (1 курс)

---

Великий пост. И казалось бы «плачьте и рыдайте о грехах ваших!» Но, не надо забывать ещё и о радости, к которой нас призывает Господь, через Евангелие, Апостолов. Порой нам не достает той радости, которой мы должны радоваться. Ведь Он дает нам «дыхание жизни», продлевает дни нашей жизни для покаяния. А мы не сильно радуемся этому, для нас все пространство заняла повседневность. Случилось и случилось. И в нас нет благодарности к Богу, за все что нам дано. Мы не радуемся тому, что Господь нас в молитвах наших слышит, помогает всячески! И приходит все чаще уныние в человеческую душу, все чаще оно её посещает. И с ним бороться весьма тяжко, но возможно хотя оно и словно бы налегает на душу человека!

О празднословии апостол Павел говорит: «Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны [вам], а, напротив, благодарение» (Еф. 5:4). А мы забываем о благодарении и опять таки присущей ему радости. Забываем о том как радость духовная важна в нашей жизни.

Евгений Бикмансуров (1 курс)

---

Молитва Ефрема Сирина. Необходимо только задуматься о каких величайших сокровищах мы просим! Целомудрие! Смиренномудрие! Терпение! Любовь! Это ведь самые важные сокровища, которые нужны человеку в наше время. Хотелось бы остановиться на смирении. Как учит авва Дорофей, — «каждый молящийся Богу: „Господи, дай мне смирение“, должен знать, что он просит Бога, дабы Он послал ему кого-нибудь оскорбить его» (Авва Дорофей. «Душеполезные поучения». Поучение десятое).

Когда вообще читается молитва Ефрема Сирина мы конечно молимся, но порой в сердце у нас вспоминаются обиды, возникает леность, нетерпимость. Почему же это так? Мне вспоминается отрывок из Евангелия в котором ученики просят Спасителя посадить их на престолы рядом с ним по левую и по правую стороны, а Господь отвечает им: «не знаете чего просите» (Мф. 20:22). Также и мы порой не знаем чего просим. Повторяем всего лишь слова и не можем понять их глубину. Когда мы просим что-либо у Бога, то Он дает нам это, но порой испросив себе смирение мы восклицаем: «что это со мной происходит? Я постился, причащался исповедовался, а ты меня так Господи наказываешь, почему?». Мы не хотим принять с благодарностью испрошенное, и не желаем благодарить Бога за «ответы» на наши просьбы, которые Он дает нам всегда, и особенно в эти прекрасные Великопостные дни.

Василий Мехоношин (2 курс)

---

Рассуждали ребята о Великом посте искренне и горячо. Они ни в коей мере не претендовали на статус учителей. Их мнения, это, в первую очередь, попытка осмысления воздержания в призме полученных ими знаний в стенах семинарии и их пусть ещё не большого личного опыта жизни в Церковной ограде.

Мне кажется, каждому из нас стоит прислушавшись внимательно к голосу великопостных богослужений в храме, читая Отцов Церкви, находясь наедине с собой, порассуждать о подвиге поста. Возможно, мы не всегда понимаем значение поста, потому и кажется он нам не «весной духовной», а напротив «лютой зимой». И смотрим мы больше не на себя, а на находящегося рядом «брата своего», от осуждения которого нас и предостерегает Господь. Подвести некоторый итог нашей беседе хотелось бы замечательными словами, встретившимися мне в поучениях аввы Дорофея: «Кто постится по тщеславию или, считая, что он совершает добродетель, тот постится неразумно и потому начинает после укорять брата своего, считая себя кем-то значительным. А кто разумно постится, тот не думает, что он разумно совершает доброе дело, и не хочет, чтобы его хвалили, как постника».

Юрий Кищук

Клуб православных литераторов «Омилия» (http://omiliya.org/)

«Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Марк 8:34,35).

Эти слова Христовы, слова огромной важности и глубины, у многих из вас могут вызвать недоумение. Как это Господь говорит, что если ты хочешь спасти душу свою, то должен ее погубить?

Как это так? Ведь мы же стремимся к тому, чтобы спасти душу свою, а Господь говорит, что если мы будем к этому стремиться, то мы погубим свою душу: «Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю». Выходит, что для того, чтобы спасти душу свою, нужно погубить ее, — погубить ради Самого Господа Иисуса Христа и Евангелия.

Что же это значит? Как это понять? Конечно, не может быть ничего противоречивого в словах Христовых. Надо уметь правильно их понимать. И вот какой ответ на это недоумение дает нам Сам Господь: «Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возьмет крест свой и по Мне грядет». Вот если это исполним, то душу свою спасем.
Что значит отвергнуться себя?

Вот это весьма важно знать нам. Отвергнуться себя — это значит совершенно отказаться от своего понимания путей жизни, совершенно отказаться от того, к чему мы стремимся по велениям нашего сердца. Это значит совершенно отвергнуть тот путь жизни, который мы сами себе начертали, это значит отказаться всецело от своей воли, от своего разума. Есть ли в этом что-нибудь странное, неисполнимое? Конечно, нет. Вы знаете, что когда ученик учится ремеслу, то он должен всецело руководствоваться указаниями мастера; должен беспрекословно повиноваться мастеру, исполнять все его указания и работать так, как велит мастер. Ученик не смеет ничего выдумывать сам, делать отступления от указаний мастера. Когда человек принимает решение вступить на путь монашеской жизни и приходит в монастырь, то первое требование, которое к нему предъявляется, — это полное отсечение своей воли. Ему дается наставник — старец из числа монахов, весьма опытных в духовной жизни, и он должен беспрекословно исполнять все, что повелит ему старец. Он не смеет ни одного шага ступить, ни одного дела предпринять без благословения старца. Он не смеет рассуждать иначе, чем рассуждает старец. Он должен всецело отвергнуть свою волю, жить по воле своего старца. Только тогда он станет истинным монахом.

На войне, вы знаете, всякий солдат обязан совершенно беспрекословно повиноваться приказам не только высшего командования, но и низшего начальника. Он не смеет рассуждать, не смеет критиковать их распоряжения, а должен совершенно точно исполнять эти приказания, должен идти на все, даже на смерть, и не смеет возражать. Вот что значит в жизни обычной, в жизни мирской отвержение от своей воли.

Такого же отвержения, — полного отвержения от всего, что кажется нам желательным, правильным и разумным, отвержения от всех нами самими выдуманных и предначертанных путей нашей жизни и деятельности, — требует от нас Господь Иисус Христос. Мы должны безусловно отвергнуть все то, о чем сами помышляем, чего сами хотим. Мы должны стать послушными Господу Иисусу Христу, и послушными до конца, послушными до смерти.

Мы должны возненавидеть свою душу, ибо Господь Иисус Христос, как читаем в Евангелии от Луки, сказал: «Аще кто грядет по Мне и не возненавидит душу свою, не может быть Мой ученик» (Лк. 14:26).

Как это, почему это надо возненавидеть свою душу?

А очень просто. Надо только хорошенько, вглядеться в нее, надо только глубоко, сосредоточенно и с полной честностью углубить свой духовный взор в тайники своей души. И тогда всякий грешник увидит, что творится там. Там тьма, там кишат змеи — змеи лжи, блуда, зависти, гордости, чревоугодия, воровства, даже убийства. Все эти змеи там кишмя кишат, и нет им числа. Разве мы не ненавидим змей, не уничтожаем их, разве не бережемся от них? А что же, змей, которые гнездятся в нашем сердце, мы будем любить? Мы должны возненавидеть их, должны возненавидеть душу свою, если в ней кишат змеи. В нас мало того, что заслуживает любви, но много того, что заслуживает ненависти. И нужно возгореться этой ненавистью. Если вы увидите случайно, что на плечах ваших смрадное, грязное рубище, разве не стряхнете, не затопчете его ногами? А если грешный человек вглядится в свою душу, то он увидит, что одеяние его души подобно этому смрадному рубищу. И ему станет отвратительно, противно, он возненавидит это рубище, он возненавидит душу свою, которая так безобразно одета.

Видите, нет ничего странного в этом требовании Христовом, что желающий идти за Ним должен возненавидеть свою душу. Надо возненавидеть свою гордость, самомнение, которые велят нам строить по-своему свою жизнь, ставить свои собственные цели жизни.

Надо все это отстранить, разорвать эту пыльную паутину, которую соткали мы, строя планы своей жизни. Надо все порвать, со всем распрощаться. Надо возненавидеть свою душу, отвергнуться от своей воли, своих планов жизни, своего разума и смиренно преклонить выю под легкий ярем Христа. Господу Иисусу Христу протянуть трепещущую руку и к Нему воззвать: «Господи! Не буду идти своим путем, за Тобой пойду, Ты меня веди!»

Вот только тогда станет для нас возможным шествие за Христом. И тогда не будет для нас ничего странного в этих словах Христовых: «Аще кто грядет по Мне и не возненавидит душу свою, не может быти Мой ученик». Нужно свою волю отвергнуть до конца, до конца и безусловно подчинить ее воле Христовой. Если Господь ведет нас туда, куда Сам шел, если Господь требует от нас, чтобы мы взяли свой крест и шли за Ним, то куда же это мы пойдем?

Если возложен на нас крест, то, конечно, мы пойдем не на веселье, не на празднество, а пойдем туда, куда должны идти преступники, несущие свой крест, — мы должны идти на Голгофу вслед за Иисусом Христом до конца, даже до смерти должны идти за Ним.

Какой же это смерти требует от нас Господь Иисус Христос? Разве физической смерти на кресте, которую Сам Он претерпел? Нет, не этой смерти Он требует от нас. Он требует другого. Требует, чтобы мы были совершенно послушны, совершенно смиренны, чтобы мы подражали Ему, Который Себя умалил: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил себя, быв послушным, даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:6-8). Как Он был послушен Отцу Своему, так и мы до конца должны быть послушными Ему. Он ведет нас на смерть, но не на такую, от которой должно трепетать наше сердце. Он требует от нас, чтобы мы исполнили слова Павловы: «Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:24). Он требует, чтобы нашу плоть, наши страсти мы распяли на кресте и умертвили их. Требует, чтобы мы распяли на кресте свои грехи, как Он пригвоздил грехи всего мира к Кресту Своему. Требует, чтобы мы распяли ветхого человека, живущего не по заветам Его. Требует, чтобы того ветхого человека, который находится во власти дьявола, мы возненавидили, сбросили его, как грязную, ветхую одежду, и начали новую жизнь, жизнь возрожденного человека, преуспевающего в духе и идущего путем духа.

Этого требует от нас Христос. Это должны мы исполнить, ибо иначе, если не очистим всей скверны своей души, не возненавидим эту скверну, не может быть и речи о том, чтобы сердце наше было чисто, чтобы в нем засиял свет Христов.

Для того, чтобы засияло солнце, должна рассеяться ночная тьма. Для того чтобы был чистый воздух в жилище нашем, оно должно быть очищено от всякой грязи.
Так и с душой нашей, — если не отвергаемся от всей скверны, если не распнем на кресте нашу плоть, истлевшую в похотях, как же сможем идти за Христом? Это необходимое, совершенно необходимое условие.

Но надо знать, что если сделаем мы это великое дело, то нам предстоит тяжелая и долгая борьба, ибо тот ветхий человек, которого мы свергли, которого распяли на кресте, — это лютый зверь. И чем больше мы будем его бить, чем больше будем его распинать, тем яростнее он будет огрызаться. Он опасен для нас, он никогда не оставит нас в покое. И нам предстоит борьба с этим зверем до окончания нашей жизни.

Из житий святых мы знаем, что все они до конца дней своих вели бесконечную борьбу с этим своим ветхим человеком, которого распинали на кресте. Знаем, что много лет тяжко страдала преп. Мария Египетская после того, как оставила свою развратную жизнь, полную роскоши, неги и утех, и ушла в пустыню. Знаем, как мучили ее постоянно видения прежней ее жизни. Ей представлялись сладкие и вкусные блюда, к которым она так привыкла, она жаждала драгоценных вин, которые раньше пила, жаждала утех любви и блеска своей жизни в Александрии. Мучилась, мучилась она этими соблазнами, которых требовала ее плоть, ее ветхий человек, не желавший оставить ее в покое. Нужны были долгие, долгие годы борьбы, чтобы, в конце концов, могла обрести она вожделенный покой души.

Такую борьбу вели все святые, и такая борьба предстоит каждому из тех, кто решил исполнить эти слова Христовы — отвергнуться себя до возненавидения души своей, распять на кресте своего ветхого человека и идти за Христом. Ему нужно будет идти долго, тяжелый, тернистый путь пройти. И он не должен никогда останавливаться на этом пути, ибо остановиться в духовной жизни — это значит повернуть назад, это значит потерять все то доброе и святое, что было приобретено. Надо спешить, надо идти неуклонно, неустанно идти вперед, вперед и вперед.

Кто был выше святого Апостола Павла, который был восхищен до третьего неба и видел блаженство праведных? Кто может сравниться с ним в его решимости распять плоть свою? Кто смеет сказать, как он: «Уже не я живу, а живет во мне Христос, для меня весь мир распят на кресте?» И вот этот великий человек, посмотрите, что говорит: «Братия, я не почитаю себя достигшим, а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели» (Флп. 3:13). Он все вперед, вперед стремится, ибо цель перед ним великая, святая и чрезвычайно трудно достижимая. Он спешит, он бежит.

И нам ли не спешить, нам ли не бежать, если пойдем по тому пути, которым Апостол Павел шел и который указан Господом Иисусом Христом! Вот что значит отвергнуться себя и идти вслед за Христом.

А что значит взять крест свой?

Господь говорит, что каждый из нас должен взять свой крест. Что это значит? Какие у нас кресты? Кресты бывают разные, совершенно различные у разных людей, ибо для каждого Богом приготовлен свой крест.

Очень важно, чтобы мы поняли, что такое наш крест. Очень важно, чтобы мы взяли именно тот крест, который предложен нам Богом. Очень опасно самим себе сочинять кресты, а это бывает нередко. Богом уготован для каждого человека крест жизни мирской — жизни семейной, общественной. И он, даже приняв решение идти за Христом и нести свой крест, даже отвергнувшись себя, может ничего не сделать, если сочинит сам себе такой крест, который ему кажется подходящим. Например, если он решит, что ему надо идти в монастырь или пустыню и там спасаться.

Этот путь, этот крест для очень немногих уготован Богом, а для огромного большинства людей уготованы другие кресты, которые люди даже не склонны называть крестами и, неся их, даже не понимают, какой крест они несут.

Какие кресты уготованы для большинства из нас? Кресты простые, не такие, какие несли мученики, не такие, которые до конца жизни несли подвижники в пустыне. Нам уготованы другие кресты.

Наша жизнь, жизнь всех людей, есть горе, печаль и страдание, и все эти горести, печаль и страдания нашей мирской — общественной и семейной — жизни и составляют наш крест. Неудачная женитьба, неудачный выбор профессии разве мало причиняют страданий? Разве мало должен терпеть человек, которого постигла такая беда? Тяжкие болезни, унижение, бесчестие, разорение имущества, ревность супружеская, клевета — все злое, что творят нам люди, разве это не крест наш?

Именно это и есть крест наш, крест огромного большинства людей. Такие страдания несут и обязаны нести все люди, хотя они вовсе того не хотят. Люди, ненавидящие Христа, люди, отвергающие путь Христов, все равно несут свой крест страданий.

В чем же разница между ними и христианами, которые несут свой крест? Разница в том, что они несут его покорно, в том, что они не хулят Бога, а смиренно, склонив свою голову, несут до конца своей жизни тяжелый крест, идя вслед за Господом Иисусом Христом, несут его ради Него и Евангелия, несут из горячей любви ко Христу, потому что ум их и все желания пленены Евангельским учением.

Для того, чтобы исполнить Евангельское учение, чтобы идти по пути Христову, человек должен покорно и неустанно нести свои крест, не проклиная его, а благословляя. И тогда он исполнит завет Христов, ибо отвергся себя, взял крест свой и пошел за Христом, пошел в дальний путь, в тот путь, о котором Господь Иисус Христос сказал, что в Царствие Небесное ведет узкий, тернистый путь, началом которого будут тесные врата. А мы все хотим, чтобы жизненный путь был широким, просторным, без всяких терний, грязи, камней и рвов, чтобы он был усыпан цветами. Господь указывает нам путь иной, — путь страданий. Надо нам знать, что на этом пути, как бы он тяжел ни был, если мы всем сердцем обратимся ко Христу, Он Сам удивительно будет помогать нам. Он будет поддерживать нас, когда мы будем падать. Подкреплять, ободрять и утешать нас. И тогда поймем мы слова Апостола Павла о том, что «кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор. 4:17). Тогда эти страдания нашей краткой жизни будут для нас легкими страданиями. Когда мы пройдем этот путь, который только вначале кажется страшным и тяжким, когда почувствуем мы укрепляющую нас на этом пути Божию благодать, тогда радостно и со смирением будем нести крест свой и, идя, будем знать, что этим открывается для нас вход в Царство Небесное.

Вот что значит возненавидеть свою душу — возненавидеть нечистоту ее, отвергнуться ветхого человека, чтобы спасти ее, бессмертную, предназначенную для общения с Богом.

Кто так погубит свою душу, тот ее спасет, будет со Христом.

Да сподобит всех вас Господь наш Иисус Христос вечной, славной, бесконечной жизни с Ним, Его Отцом Святым и со всем сонмом святых Ангелов.

30 сентября 1945 г.

(http://www.na-gore.ru)

Беседа о человеке, о его падшей природе, его греховности и о стоящей перед ним задаче преодолеть грех, изменить себя к лучшему, уподобиться Богу и спастись для вечности.

— Скажите, отец Нектарий, с точки зрения Церкви — почему человек становится таким… каким становится? Свободны ли мы — выбрать, определить, сделать, как говорится, себя? Есть ведь еще и обстоятельства нашего рождения, качество полученного нами воспитания — то, что от нас не зависит…

— Богом человеку дана свободная воля, и каким человек станет — зависит от его личного выбора. Влияет на формирование личности многое, но определяет человека — собственное произволение, и ничего более. Человек не есть детерминированное существо. Он существо свободное. Достаточно примеров можно привести, когда человек рос в совершенно аморальной среде, в среде, где, казалось бы, только бандитом и можно вырасти, а вырос очень приличным и порядочным человеком. Бывает и наоборот: рос, кажется, как цветок в оранжерее, а вырос человеком непорядочным и нехорошим. Любое воспитательное воздействие — мягкое ли, жесткое — предполагает ответную реакцию воспитуемого. Ребенку говорят добрые, правильные слова, но услышит ли он эти слова, примет ли их — это зависит от него самого.

— Да, и ведь как часто бывает, что от суровых, даже жестоких наказаний человек — ребенок ли, подросток, взрослый — не исправляется, напротив, становится хуже. Значит, человек свободен даже под ударами — в буквальном или переносном смысле этого слова… Но ведь есть еще и воля Божия о человеке. Как бы Его план относительно конкретной личности.

— Этот план для всех один, и если бы мы его выполняли, мы все были бы святыми. Совершенно очевидно, что большинство людей не являются святыми и не исполняют волю Божию о себе. План Бога о человеке не определяет его — человека определяет лишь его свободный выбор. Да, благодать Божия влечет человека к добру. Но есть масса людей, в жизни которых это влияние благодати совершенно не просматривается. На человека влияет среда, но, как уже сказано, есть много людей, которые превозмогают влияние среды и живут вопреки этому влиянию. На человека многое влияет, но жизнь неопровержимо свидетельствует: решает все собственное волеизъявление человека.

— Но жития некоторых святых говорят, что их святость была Богом предрешена, предопределена: знаки этой предопределенности присутствуют во младенчестве святого. Значит, кому-то дано, а кому-то нет?

— На вопрос о предопределении очень хорошо отвечает преподобный Максим Исповедник. Он пишет, что предопределение основывается на предвидении Богом свободного произволения человека, выбора, который человек сам в будущем сделает. Почему Господь таким дивным образом Марию Египетскую обратил от греха к покаянию? Ведь не всех Он так обращает. Потому что не каждый человек, обратившись, идет до конца, как эта удивительная женщина. Господь провидел, предвидел все, что в ней есть, все, что в ней потом откроется.

Почему некоторым людям можно дать что-то авансом, а другим нельзя? Потому что один человек этот аванс во благо использует, а другой и себя погубит этим авансом, и окружающих. То же и здесь. Если мы, когда что-либо предпринимаем, можем основываться только на прошлом и настоящем, то Господь основывается и на будущем тоже. Поэтому то, что мы можем назвать Божиим предопределением о человеке, — не есть что-то внешнее по отношению к нему и ему навязанное. Это то, что вырастает из самого человека. Как говорили святые отцы: древо креста, который несет человек, выросло на почве его сердца. Так и Божие предопределение о человеке выросло на его личностной почве.

— Итак, каждый из нас — творец своей жизни и судьбы, это не красивая фраза, а реальность?

— Конечно реальность. Бог уже все дал нам. А мы либо пользуемся этим, либо не пользуемся или пользуемся неправильно. После того как Он нам все дал, все остальное зависит только от нас.

— Но ведь это совсем не легкий труд — творить себя. То есть, по сути, — изменять себя к лучшему. Пытаясь это делать, мы сталкиваемся с такими преградами, терпим такие поражения… Как добиться успеха, как на самом деле стать другим?

— Прежде чем задать вопрос, как стать другим, нужно задать вопрос, зачем человеку становиться другим. Абсолютное большинство людей совершенно не задумываются о том, что им нужно стать какими-то другими. Если вы попытаетесь объяснить человеку, что ему нужно измениться, он скажет — зачем, я вполне сам себя устраиваю. Но мы не просто о человеке здесь должны говорить, мы должны говорить о христианине. Как, каким образом христианин приходит к тому, что ему нужно сделаться другим? Он уверовал, крестился, пришел в Церковь. Он читает Евангелие и из него узнает, каким христианин должен быть. Иными словами — каким должен быть человек по замыслу, по воле сотворившего его Бога. Если человек действительно верит в Бога и хочет стать учеником Христовым — а если он пришел в Церковь, значит, такое желание у него все же есть, — то он должен стать таким человеком, о котором говорится в Евангелии. Евангельские заповеди для него должны стать — не внешним чем-то по отношению к его жизни, не набором запретов — написано, значит, нужно исполнять, если не исполню, будет плохо, — нет, а чем-то, что проникает в самую глубину его сердца, что становится подлинной его жизнью и природой.

— Боюсь, что не я одна, многие наши читатели здесь, в этом месте, скажут: «А вот у меня не так было. Я еще не пришел (не пришла) к вере, далек был от Церкви; я просто рос, учился, двигался по жизни. И о том, что мне необходимо измениться, мне сообщало не Евангелие, нет, а мои неудачи, мои конфликты с людьми, многие печальные, а подчас и постыдные события в моей жизни. Именно они заставляли меня задуматься: что-то во мне не то, как-то не так я живу и действую. А Евангелие я открыл уже потом — бессознательно ища, помимо многого другого, еще и ответа на вопрос об источнике моих несчастий».

— Бог никогда человека не оставляет, Он с ним с момента его рождения; и, если человек не пришел еще в Его Церковь, Бог говорит с ним на ином языке, иначе помогает человеку увидеть его греховность. Но только в Церкви человек может получить ответ на вопрос о причине греха, только в ней этот процесс — узнавания себя и изменения к лучшему — может продолжиться и привести ко спасению.

— Но вот человек пришел в Церковь, он по-настоящему открыл Евангелие и осознал, что ему необходимо измениться; но ведь это только начало пути?

— Это начало борьбы — той, о которой говорит апостол Павел: желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Рим. 7, 18–19). Человек обнаруживает в себе тот закон, о котором апостол говорит чуть ниже: по внутреннему человеку нахожу удовольствие в Законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником (Рим. 7, 22–23). И эту борьбу человек наблюдает в себе. Он видит, насколько это хорошо — быть настоящим христианином, жить по евангельским заповедям, но в то же время не может таким быть и так жить. Тогда-то человек и понимает, что ему предстоит очень долгий и сложный путь изменения себя. Для того, чтобы он мог сказать о себе словами того же апостола Павла: подражайте мне, как я Христу (1 Кор. 4, 16).

Человек хочет измениться — не просто потому, что его извне к этому обязали. А потому, что это его внутренняя потребность. Ведь семя любви к Богу, оно в сердце человека всеяно изначально, а когда оно начинает прорастать, человек чувствует тоску по Богу, боль от удаленности от Него. И начинает искать путь к Богу — не только сознательно, обдумывая, анализируя свою жизнь, но даже и на подсознательном уровне пытается изменить что-то в себе самом, устранить препятствие меж ним и Творцом.

Безусловно, здесь действует благодать Божия; она человека ведет, она подсказывает ему, учит его. Но результат зависит от произволения человека, от того, насколько он будет последователен, постоянен. Насколько он сможет быть по отношению к самому себе жестким, даже жестоким. К себе в данном случае означает — к ветхому человеку, которого для жизни человека нового приходится так или иначе умерщвлять.

— Ветхий человек — это человек не преображенный?

— Это человек, который на Бога не похож. И именно поэтому он не чувствует того единения с Богом, о котором пишут святые отцы и которое является самым центром, самым средоточием христианской жизни, — хотя и пытается жить церковной жизнью, молиться. Причина именно в том, что этот человек не такой, как Бог.

— Но разве человек может быть подобен Богу?

— Странно звучит? Но ведь мы должны понимать: общение с Богом для человека становится возможным лишь тогда, когда он становится на путь богоуподобления. Не в безначальности, конечно, он может быть Ему подобен, не во всесилии. А в том, о чем неоднократно сказано в Евангелии: будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6, 36); будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48); научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (ср.: Мф. 11, 29). Спаситель показал то, в чем человек может Богу уподобляться. Не в тех Его Божественных свойствах, к которым человек как существо ограниченное причастен быть не может, но именно в любви, смирении, кротости.

А пока человек не таков, его непохожесть на Бога, чуждость Ему по духу становится препятствием к богообщению. Как говорит апостол: Если же кто Духа Христова не имеет, тот [и] не Его (Рим. 8, 9). Такой человек остается для Бога внешним, и Бог для него остается внешним. Как бы ни хотел Господь, чтоб каждый человек был к Нему максимально близок, но вот эта непохожесть, она порой стоит как стена.

И вот тут начинается борьба между этими двумя людьми, между ветхим человеком и новым. Это нашло совершенно гениальное выражение в романе Роберта Луиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Герой этого романа, врач, изобретает эликсир вечной молодости. Он вводит эту сыворотку самому себе и превращается из старика в молодого, полного сил и энергии человека. Но этот молодой человек принимается уничтожать все на своем пути — настолько необузданна его тяга к удовольствиям, что малейшее препятствие приводит его в страшную ярость, и он убивает.

Потом действие эликсира заканчивается. И доктор возвращается к самому себе. И страшно переживает весь ужас содеянного. А потом опять делает себе укол, чтобы пережить ощущение полноты греховной жизни. И в какой-то момент вот этот молодой человек, мистер Хайд, поглощает личность доктора Джекила. Это и есть образ борьбы между ветхим и новым человеком. Если мы своего ветхого человека выпускаем на свободу, даем ему волю, он уничтожает в нас все новое. А если мы запрем его, загоним в тупик, он будет умаляться, слабеть, и новый человек в нас обретет силу.

Нельзя построить прекрасное долговечное здание из некачественного материала, даже и при наличии самого современного и совершенного проекта. Негодный материал в данном случае — человеческая природа, искаженная грехопадением. Но то изменение нашей природы, то исцеление, которое делается для нас возможным благодаря всему домостроительству спасения, благодаря Пришествию в мир Спасителя, Его проповеди и Крестной смерти и Воскресению, — это изменение не может быть одномоментным. Оно совершается на протяжении всей жизни человека, и человек становится во Христе новой тварью постепенно — всей своей жизнью.

— Но безгрешным-то ведь он не станет…

— Да, природа его остается поврежденной, и грех в нем будет жить до самой его смерти. Вот почему, когда преподобный Макарий Египетский восходил на небеса и бесы кричали: «Макарий, ты победил нас!» — он отвечал: «Нет, я вас еще не победил». У того же преподобного Макария есть мысль: человек, который считает себя чистым от греха, не понимает, что он представляет собой как бы огромное, безмерно огромное здание с бесконечным множеством комнат, и лишь некоторые из этих комнат он сумел прибрать, очистить от мусора и грязи, вывести паразитов. Если он не будет это понимать, в один прекрасный день двери иных комнат откроются и вся тьма и грязь, все паразиты хлынут в чистые комнаты. Поэтому христианин призван постоянно находиться в состоянии самоуглубления, видеть в себе нечистоту и очищать от нее свой внутренний дом и, даже если нечистоты не видно, — знать, что она есть. Понимать это — удел смирения. А не понимать — свойство гордости. Смирение предохраняет от падений, гордость же и порождаемая ею слепота непременно приведут к страшным искушениям и падениям.

— А разве не бывало так, что к Вам приходил человек и говорил: я пытаюсь, но не могу измениться, я, скорее всего, безнадежно плох, я не изменюсь никогда?..

— Да, приходят и говорят, что измениться невозможно, что это требует слишком большого труда, подвига, на это не хватит сил. Но, открывая церковный календарь, мы видим, как много было на свете людей, не просто сумевших себя изменить, но ставших, по выражению святых отцов, земными ангелами и небесными человеками. А на деле их гораздо больше, чем в месяцеслове; безвестных, непрославленных святых гораздо больше, чем прославленных. А сколько вокруг нас людей, которые, хотя и не стали святыми, стали другими и очень существенно изменились. Значит, все дело — не в исходных условиях, а в произволении человека. Проще говоря, в его желании.

— Иногда именно желания-то человек в себе и не находит. Слишком сложное он существо: хочет захотеть и не захочет никак. Поражена где-то там, глубоко, воля.

— Человек, как уже сказано, существо недетерминированное, и происходящее в нем не может быть описано причинно-следственными законами, подобными законам физики или биологии. Нельзя сказать: вот этому человеку природой отпущено столько-то желания, и больше ему негде взять, и то, что требует большего желания, у него не получится. Человек не просто сложен, он — тайна, а разгадка ее — только в глубине неповторимого человеческого «я». Перед этой тайной надлежит в благоговении остановиться и отступить. Почему человек способен в бою броситься с гранатой под танк? Почему именно этот человек оказался способным на страшную жертву, в то время как миллионы других людей на нее не способны? И противоположный пример: почему человек спивается, гибнет от наркотиков, становится убийцей? Что такое в нем? Почему это произошло именно с ним? Что, ему Бог чего-то не дал? Бог дает каждому из нас все, что ему надо. Но есть путь, который проходит человек, есть его исходные качества, и есть то, как он ими распоряжается.

Это очень наглядно бывает в спорте: у человека с превосходными физическими данными дело может не пойти, а другой человек, тот, чьи природные данные, казалось бы, оставляют желать лучшего, может добиться успеха. В чем причина такого парадокса? В произволении, в решимости, а еще есть такая вещь, как способность человека к творчеству. Произволение иной раз способно двигать человека лишь по прямому пути — как говорится, до упора, — а творческое начало позволяет ему найти обходные пути, совершить маневр.

Но в высшей степени эта способность человека к творчеству проявляется не в спортивных занятиях, конечно, а в труде над самим собой. Чтобы что-то сделать с собою, нужно очень глубоко себя узнать. Это труд головоломный, труд невыносимый, но в то же время потрясающе интересный: человек открывает в самом себе неизведанный мир. Мир не малый, не микрокосм, как принято говорить, нет — мир совершенно безграничный. Однако бывает и так: человек понимает, какой путь перед ним, и от этого пути отказывается.

Понятно, что стать другим в один прием невозможно. Мне приходилось спрашивать людей, приходивших ко мне со своими трудностями: «Вы кто по профессии?» — «Инженер». — «А вы что же, за один день стали инженером (или врачом, или музыкантом…)?». Все понимают — чтобы овладеть профессией, нужно положить много труда и немало времени потратить. Почему же человек стать другим, то есть, по сути, стать христианином, надеется не затрачивая сил, не делая того, что нужно для этого сделать? Читал ли он святых отцов, то есть людей, которые реально стали другими и оставили нам бесценные советы, как это сделать? В ответ часто слышишь: «Не читал», и видно при этом, что и не собирается. «Ну а что вы еще делаете для того, чтобы стать другим?» — «Ну… просто стараюсь». — «А что было бы, если бы вы у себя на работе “просто старались”, не обладая профессиональными знаниями?» Я говорю это человеку не как какой-то внешний судья, нет, я говорю и о себе тоже. Чтобы стать профессионалом в какой-либо области, нужно заниматься этим последовательно, постоянно, советоваться, консультироваться с теми, кто больше тебя в этом деле преуспел, ко всем своим задачам подходить творчески. То же и в жизни христианской — это такой же конкретный осязаемый труд, только гораздо более важный.

Нередко бывает так, что человек, пытающийся вроде бы бороться с грехом, постоянно обрубает ветки дерева вместо того, чтобы выкорчевать его корень. То есть он не может увидеть причину своего греха. В нем вновь и вновь вспыхивает зависть, и он пытается эту зависть в себе подавить: «Нельзя, грех, стыдно». А если подойти к проблеме с другой стороны, спросить себя: чему я завидую? Это вопрос об иерархии ценностей. Если самое ценное, самое важное для меня — быть с Богом, если это вышло в моей жизни на первый план, то как я могу завидовать, скажем, чьему-то успеху, удаче, славе? Значит, причина — не повод, а именно причина, основа зависти — исчезает. Если зависть ко мне возвращается, нужно не пытаться ее быстренько подавить или залить, как пожар, водой, нужно вернуться к себе самому и себя спросить: как получилось, что для меня вновь стало важным именно это, а не Бог?

Когда человек пытается ломать себя в мелочах, он мало преуспевает, но когда он идет к духовному центру своей жизни и вновь спрашивает себя, что для него важно, — тогда ему удается изменить себя. Разбираться с поломкой нужно именно в центре механизма. Тогда внешние проявления поломки сами исправятся. А что такое центр? Это сердце человека. Как к нему идти? Помимо сердца, у нас ведь есть еще голова. Нужно регулярно себя спрашивать: если ты верующий, если ты хочешь идти за Христом, то почему для тебя по-прежнему важны какие-то вещи, которые суть мусор на самом деле? Зачем, отправляясь в этот далекий путь, ты тащишь на себе контейнеры с мусором? Приведи себя в соответствие, сделай выбор: либо оставь веру и Церковь и живи «как все», либо сбрось этот лишний груз.

Отсутствие успеха в труде над собой говорит об отсутствии соответствующего желания. Можно еще проще сказать: почему мы не святые? Потому что не хотим. Страшный ответ, но это именно так.

— Если не хотим, значит, недоосознаем… чего именно?

— В психологии есть такое понятие, как мотивация: мотивированный человек может сделать то-то и то-то, а немотивированный человек не может. В данном случае мотивация — это мысль о вечности, которая неизбежно наступит и в которой нельзя будет уже самому ничего изменить. Если человек о ней помнит, он не может не заботиться о том, с чем он в эту вечность пойдет. Но если человек о вечности не думает, его жизнь вряд ли можно назвать жизнью: он не живет, он существует. Какие-то импульсы у него вспыхивают периодически — попытаться свою жизнь изменить, стать другим, — но быстро гаснут.

— Мы с Вами все время говорим о человеке хотя и проблемном, но все же верующем. Но бывает ведь и иначе. Человек говорит: я неверующий и ничего с этим поделать не могу. Вот нет во мне веры, и все, хоть тресни.

— Господь ходил по дорогам Палестины, люди Его видели, слышали, удивлялись Его словам, видели, какие чудеса Он совершает. Они сами говорили: никто никогда не говорил так, как этот Человек говорит. И все это не влияло на их способность Христа принять.

Другой пример — из области естественных наук. Как возможно быть биологом и не быть верующим? Каждый живой организм настолько уникален, чудесен, таинственен, в каждой клетке записана вся информация о нем — уникальный текст, кто его автор? И в то же время среди биологов верующих и неверующих — такое же процентное сочетание, как и среди людей, не представляющих себе этой картины. Мысль об Авторе остается за рамками сознания неверующего генетика. Это ведь загадка, это еще загадочнее, чем клетка, — почему человек видя, не видит (ср.: Мф. 13, 13). Все зависит от произволения каждого.

Это очень важное качество в человеке — чувствовать таинственную глубину Логоса. Ведь что есть Логос? Не просто слово, смысл. Нет, нечто гораздо более глубокое и не определяемое нашим сознанием. И человек, который дошел до границы собственного разумения, должен остановиться и понять: есть нечто, что не подчиняется законам тварного мира. Есть Кто-то, Кто это все сотворил. Сделай еще несколько шагов, встреться с Тем, Кто все это и тебя самого сотворил!.. А человек разворачивается и уходит. Хотя он ученый, исследователь, и сама его профессия, кажется, должна заставлять его идти до конца, до наступления ясности. Но он не хочет. И в этом нет логики. И это то, что делает человека чуждым Богу. Ведь каждый верующий человек на самом деле логичен. Не в русле земной логики, которая на каждом шагу может трансформироваться, а в русле логики Божественной. Все, что сотворил Бог, удивительно логично. Мир устроен так, что все в нем на своем месте — как в хорошо знакомой квартире, в которой можно жить с закрытыми глазами: протянул руку и взял то, что тебе нужно. И логика Божественная для человека не чужая, не посторонняя, он ее понимает, потому что все это для него сделано. И потому, когда человек сознательно закрывает глаза, здесь, там, тут — чтоб не видеть, не слышать, не чувствовать, — он сам себя делает Богу чуждым.

Мне думается, что я могу говорить с вами не с объективной точки зрения, а просто как старый человек (мне восьмой десяток, поэтому я вправе считать себя старым), и как человек с почти что пятидесятилетним опытом врача и священника.

Проблемы, с которыми человек встречается в пожилом возрасте, коренятся в его прошлом, настоящем и будущем, и мне хотелось бы сказать несколько слов о каждой из трех ситуаций. В первую очередь, всем пожилым и стареющим людям неизбежно приходится сталкиваться с необходимостью стать перед лицом своего прошлого. Это относится к отдельным людям, это, в равной мере, относится к целым народам. Кажется, Солженицын в одной из своих книг писал, что народ, который не примирился со своим прошлым, не сможет разрешить ни одной проблемы в будущем. И на самом деле, это имеет отношение ко всем нам: пока мы отворачиваемся от нашего прошлого, закрываем на него глаза, не желаем о нем помнить, мы не способны решать проблемы ни настоящего, ни будущего. Поэтому первое, что пожилой человек обязан сделать, это поставить перед собой задачу – не избегать своего прошлого; быть готовым, если прошлое предстанет в виде воспоминания или человека из далекого, давно забытого времени и напомнит о неразрешенной проблеме, встретить его лицом к лицу. Это может происходить по-разному, и мне хотелось бы привести два примера.

Несколько лет назад ко мне пришла одна пожилая прихожанка и сказала: «Я не знаю, что мне делать: я не могу спать по ночам, меня одолевают мысли, образы прошлого, моменты прожитой жизни. Я обратилась к врачу за помощью, он дал мне снотворное, но оно не помогает: то, что было воспоминаниями и мыслями, превращается в ночной кошмар, и я не могу ничего с этим поделать».

И я ей указал на то, в чем сам все больше убеждаюсь со временем: нам дается жить и проживать заново свое прошлое до тех пор, пока мы не разрешим все встающие проблемы. Пока мы не встретили ситуацию из прошлого лицом к лицу (а во время бессонницы приходит на память только неладное), пока не разрешили тот или иной вопрос, он будет настойчиво возвращаться в виде воспоминаний, ночных кошмаров или образов. Поэтому я предложил этой женщине принять то, что прошлое ее так глубоко тревожит, как милость Божию: случись ей войти в вечность со всеми этими нерешенными проблемами, ей все равно придется их решать, но уже не тогда, когда сами обстоятельства ей помогают. Она спросила, что же делать, и я ей посоветовал, когда вспоминается какое-то событие, постараться вернуть себя в обстоятельства того времени и пережить это событие заново, но пережить на основании нового опыта, опыта долгих лет. И затем поставить перед собой вопрос: «Бог вернул меня обратно к этой ситуации. Сделала бы я сейчас то же самое, произнесла бы те же слова, что пятьдесят, семьдесят, сорок лет назад?» И нужно ставить этот вопрос до тех пор, пока не сможешь сказать всем своим существом не только из страха, но на основании всего жизненного опыта, всей с годами приобретенной зрелости: нет, оказавшись в прежней ситуации, я бы так уже не поступила; всем умом и всем сердцем, всей волей и плотью отрекаюсь от этого, прежняя «я» умерла.

И знаете, это сознание, это чувство, что ты умер по отношению к своему прошлому, в некотором смысле совершенно реальное. Помнится, один человек пришел к священнику и сказал: «У меня такая проблема: много лет тому назад я поступил неладно в том-то и том-то. Я могу рассказать о своем грехе или проступке, но каяться я не могу, не потому, что не признаю его за грех, а потому что у меня абсолютное ясное чувство: человек, который совершил его двадцать – двадцать пять лет назад, – не я. Я уже не тот человек, тот человек умер, я могу описать его действия, но не могу от своего лица принести за них покаяние, потому что я – не он». Именно эту мысль я пытался донести до пожилой прихожанки: нам дается жить и проживать заново, с неизбежностью возвращаться во все неладные, болезненные, уродливые ситуации нашего прошлого с тем, чтобы изнутри обретенной зрелости разрешить их, развязаться с ними, как развязывают узлы и отпускают на свободу.

Второй пример, который мне хотелось бы привести, похожий, только разрешился он иначе. Ко мне пришел человек, которому было за восемьдесят, и попросил совета. Когда ему было лет двадцать, в России шла гражданская война, и он служил офицером Белой армии. Он был влюблен в медицинскую сестру своего подразделения, она его глубоко любила, и они собирались пожениться. Все было полно надежды и радости, но однажды во время перестрелки она нечаянно высунулась, и он ее застрелил. И он никак не мог с этим примириться.

Он мне говорил: «Я убил девушку, которую любил. Я убил девушку, которая любила меня. Я оборвал жизнь, только начинающую расцветать, полную возможностей и будущего. Что мне делать?» Я спросил: «А что Вы делали до сих пор, это ведь произошло лет шестьдесят назад?» Он сказал: «Я следовал всем советам, которые мне давали. Я молился о прощении, но не находил покоя в сердце; исповедовался, плакал о том, что совершил, получал разрешительную молитву, но ничего не происходило; творил в ее память, сколько мог, добрые дела, но опять в моем сердце ничего не менялось; причащался, делал все, что благочестивые люди, священники и друзья мне советовали».

И тогда… знаете, мне часто кажется, что моя небесная покровительница – валаамова ослица, которая проблеяла нечто полезное, когда пророк Валаам не разглядел ангела, преградившего ему дорогу. Поэтому я прислушался к своей валаамовой ослице и проблеял по ее наставлению. Вот что я сказал: «Вы молили о прощении Бога, Которого не убивали, Вы просили священника, которому не нанесли вреда, отпустить Вам грехи. А просили ли Вы Машу, которую убили, простить Вас?» «Но она мертва», – сказал он. «Да, она мертва в том смысле, что физически Ваша пуля оборвала ее жизнь. Но разве Вы не верите, что Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых?» (Мк 12: 27). Он говорит: «Верю». «Значит, она жива. Поэтому после вечерних молитв сядьте в кресло и поговорите с ней. Помолитесь Богу, чтобы она смогла услышать то, что у Вас на душе. Расскажите ей о своем раскаянии, о всем том, что Вам пришлось пережить, о своей боли и отчаянии, попросите ее простить Вас и помолиться Богу, чтобы Он, если она может от всего сердца Вас простить, ниспослал бы Вам мир». И это совершилось.

Это – другой подход к решению проблемы прошлого, если мы действительно верим, что Бог есть Бог живых, и что в Нем и для Него все живы. Ситуацию не всегда возможно исправить, если переменился только ты сам, потому что в нее могут быть вовлечены другие люди. Нельзя просто сказать: «Я примирился со злом, которое причинил другим людям», но можно примириться с обстоятельствами, и к этому я еще вернусь, когда буду говорить о проблемах настоящего.

Таково наше положение по отношению к прошлому: прошлое присутствует в нас двояким образом. Это могут быть события, которые с нами произошли, повлияли на нас, но потом утратили свое значение, растворились так же, как пища, которую мы едим: из нее строится наше тело, но мы перестаем ее замечать, как только она вошла в состав нашей плоти, нашей крови, наших мышц, нашей жизни. Но прошлое также присутствует в нас в виде неразрешенных проблем, и необходимо помнить, что Бог дает нам шанс, настойчиво возвращая к ним в снах, в ночных кошмарах, в воспоминаниях, во встречах того или другого рода или, порой, в чтении романов, в которых мы неожиданно наталкиваемся на описание наших собственных обстоятельств и ужасаемся, что приходится пережить их заново. Мы не должны отворачиваться от прошлого, нужно взглянуть ему в лицо и поставить перед собой вопрос: «Тот ли я человек, который так поступил, или нет? Если я остался прежним, то это не прошлое, это – мое настоящее, и его необходимо изжить тем или другим образом». Вот что я хотел коротко сказать о проблеме прошлого.

Есть еще проблема настоящего. Когда старость унесет все, что составляло наши молодые и зрелые годы, перед нами встанут определенные проблемы. Но пока это не произошло, может наступить период, когда время зрелости еще не закончилось, но мы уже ощущаем, что оно постепенно отдаляется: физические силы слабеют, умственные способности уже не те… И зачастую пожилые люди отчаянно цепляются за то, что уходит, чего они не могут удержать, как бы ни старались. Как ни напрягай физические силы, в семьдесят уже не удается быть таким же, как в сорок или тридцать. Как ни тренируй ум, есть вещи, на которые мы способны в двадцать пять, но не способны в восемьдесят, и т.п. Что же делать? Большинство людей какое-то время пытаются раздувать угли в надежде вызвать язычок пламени, чтобы хоть на мгновение снова стать такими, какими были раньше. Я думаю, это – ошибка: чем старательнее мы раздуваем угли, тем быстрее они превращаются в пепел. Верное решение, как мне представляется, дается в дивных строчках стихотворения Виктора Гюго:

Тот возвращается к первичному истоку,
Кто в вечность устремлен от преходящих дней.
Горит огонь в очах у молодых людей,
Но льется ровный свет из старческого ока.

Нам необходимо осознать, что есть время пламенеть, а есть время светить. Свет тихий, спокойный, ровный свет, который во тьме светит, может принести больше пользы людям, чем обжигающее пламя.

Ницше в своем единственном действительно религиозном стихотворении говорит: «Свет есть все, что я хватаю, Уголь все, что отпускаю: Пламя — пламя я и есмь!» Для старого человека опасность заключается в том, что, прикасаясь к вещам, он превращает их в пепел, потому что больше не способен поддерживать сияющее пламя. Он способен испепелять, но не питать живой огонь, который сообщил вещам. Поэтому в нас должна произойти чрезвычайно важная перемена: нам нужно научиться принимать, что мы больше не способны гореть жарким пламенем, но можем сиять тихим светом. Для окружающих мы можем служить средоточием внутреннего мира, покоя, примирения вместо того, чтобы производить зажигательную энергию, которая побуждает людей к действию, к движению. И с этим процессом каждый из нас должен смириться, потому что силой перемениться никого не заставишь, но если упорствовать и продолжать полыхать, то рано или поздно сгоришь, и тогда будет уже слишком поздно преображать пламя в сияние, преображать огонь в свет.

Другой трудный момент в старении – это то, что многое становится недоступным. В особенности нелегко осознавать, что перестаешь влиять на события. Но есть две разных состояния – пассивность и созерцательность. Чаще всего пожилой человек со страхом готовится к тому, что, как только он перестанет влиять на события, ему придется жить пассивно и принимать удары судьбы. Вместо этого он мог бы научиться созерцательности, т.е. способности спокойно вглядываться в события не спеша, со всем жизненным опытом, со всем бесстрастием (которое дается, если не бросаешься действовать сломя голову) и только после этого произносить слово, которое зазвучит из глубины покоя или, если хотите, из глубины внутреннего молчания и которое будет словом истины, потому что выразит то, что находится в сердцевине молчания, за пределами слов.

Но есть вещи, на которые человек не способен независимо от возраста, ведь не только старики не справляются с тем или другим делом. Поэтому каждому пожилому или стареющему человеку нужно сесть и поразмыслить: «На что я способен?» не в смысле кипучей деятельности, потому что, как правило, она представляет собой весьма печальное зрелище, а в смысле пределов моих способностей, моего физического состояния, моего зрения, слуха, понимания. Порой пожилому человеку можно помочь открыть в себе нечто очень важное: кем он является, даже если он не способен делать то, с чем он или она отлично справлялись в прошлом.

Я вам приведу пример. Моя бабушка умерла, когда ей было девяносто пять лет. Задолго до девяносто пяти, ей уже было не сорок и не пятьдесят, и она не могла делать то, что ей замечательно удавалась, когда она была моложе. Однажды она настояла на том, чтобы помыть посуду после обеда. Было слышно, как она мыла, но под конец раздался ужасный грохот. Она вошла в мою комнату и сказала: «Я разбила всю посуду. Я ее чисто вымыла, а потом столкнула локтем на пол, и от нее ничего не осталось. Почему Бог позволяет мне жить, когда я уже ни на что не гожусь, даже мыть посуду?» Я ей говорю: «Могу назвать две причины». Она навострила уши, потому что две – это много. «Во-первых, на небесах полно старушек. Думаешь, Бог может Себе позволить заполучить еще одну?» Она обиделась и сказала: «Ты все шутишь, а я говорю серьезно». Я сказал: «Да, но есть и вторая причина. Есть нечто, чего с момента сотворения мира до Страшного Суда и после ни одна Божия тварь, за исключением тебя, не сумела сделать». Она посмотрела на меня с интересом и спросила: «Что это?» Я ответил: «С сотворения мира и до того момента, как перед нами распахнется вечность, никто, кроме тебя, не сумел быть моей бабушкой».

«Быть моей бабушкой» не означает просто произвести мою маму, чтобы мама, в конечном итоге произвела меня. Быть бабушкой включает в себя всю полноту ситуации, всю полноту отношений. И, знаете, для нее это прозвучало убедительно. Поэтому, если приходится иметь дело с пожилыми людьми, которые считают себя бесполезными, можно сказать: «Нет, есть одна вещь, которую ты можешь делать, как никто другой. Ты – моя мать, моя бабушка, мой друг, ты то-то или то-то», чтобы человек понял: в этом его абсолютная и неизменная, несомненная, вечная ценность, и вы увидите, какой заряд надежды и радости это может дать человеку.

Есть еще один момент, который относится к настоящему: с возрастом мы все больше начинаем зависеть от других людей из-за того, что слабеет зрение, отказывает память, оставляют силы, или из-за того, что серьезно заболеваем. И зачастую пожилые люди говорят: «Почему я никак не умру? Я не хочу быть обузой для окружающих».

И такие слова никогда нельзя оставлять без ответа, потому что это ситуация безнадежности. Если ты уверен, что ты – обуза, для тебя ничего не остается, как покончить с собой или постараться приблизить свою кончину. Но ты никогда не будешь обузой, если – и существует два «если». Первое: если окружающие любят тебя, тогда ты для них не обуза. Ухаживать ласково, заботливо, вдумчиво за тем, кого люди любили всю свою жизнь, – радость и привилегия, и, на самом деле, плата (хотя само по себе слово уродливо), плата за все то, что ты для них сделал. Мать годами заботилась о детях, и теперь их привилегия, и я настаиваю, для детей это – привилегия, заботиться о матери. Но не безусловно. И здесь – второе «если».

Если ты стал зависеть от ласки, любви и преданности твоего окружения, твоя задача – сделать ситуацию простой и легкой. Нужно научиться принимать с благодарностью то, что тебе дается, и превратить взаимоотношения с окружающими в праздник, а не в наказание для себя и для них. И знаете, научиться принимать великодушно, благодарно, радостно – искусство, которым не каждый владеет. Даже в периоды короткой болезни люди не всегда на это способны, а когда впереди долгая старость, этому нужно учиться и учиться, не откладывая. Необходимо напоминать себе, что мы тоже можем оказаться объектом заботы, и это может стать опустошающим или, наоборот, чрезвычайно плодотворным опытом. В одном псалме говорится: «Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне?» И ответ: «Чашу спасения прииму и имя Господне призову» (Пс 115:3-4).

Принимать дар радостно, с открытым сердцем, с сияющими глазами, отвечая лаской на ласку – не только лучший, но единственный способ сделать так, чтобы давать было легко и возможно. И наоборот, если принимать со стесненным сердцем, всем видом показывая: ни за что от тебя ничего бы не принял; не будь я жертвой ревматизма, болезни или старости, я бы от тебя не зависел; какое несчастье, как мне жаль тебя, а еще больше жаль себя, – то, разумеется, можно превратить отношения любви в нечто полное горечи. Это наука, которой должны овладеть все стареющие люди, но и самих себя мы должны прошколить как можно раньше, потому что все зависят от любви окружающих – дети и взрослые, и семейные, и одинокие, и старые. В любом возрасте нужно учиться принимать с благодарностью, принимать великодушно, принимать так, чтобы для ваших близких давать было бы радостью и новой глубиной отношений.

Есть еще одна сторона, на которой я коротко остановлюсь: пожилой человек время от времени размышляет о своей смерти, и смерть в какие-то моменты представляется ему освобождением, а в какие-то – ужасом. Смерть представляется освобождением, пока еще не нависла над нами. Пока смерть еще далеко, мы можем рассуждать в таких категориях, но, когда она совсем рядом, когда в теле уже ощущается мертвость, может напасть страх. Поэтому чрезвычайно важно начинать вырабатывать в себе здоровое отношение к смерти не тогда, когда мы ее боимся, а значительно раньше, в детстве, в молодости, в зрелом возрасте нужно учиться смотреть на смерть творчески.

Раньше всего, мне кажется, необходимо понять разницу между процессом умирания и смертью как таковой, потому что многие не боялись бы смерти, если бы не боялись того, что им проходилось наблюдать при умирании близких: слабеющего сердцебиения, затрудненного дыхания, страданий, которые сопровождают некоторые заболевания и т.д. Но это – не смерть, и при современном состоянии медицины не представляет такой проблемы, как раньше.

С. Сондерс, одна из лучших специалистов по уходу за умирающими, говорила мне, что в наше время уже нет причин, по которым больной раком человек должен испытывать страдания или впадать в бессознательное состояние. Имеется достаточно препаратов, которые при умелом использовании позволяют это предотвратить. Поэтому в большинстве случаев людям можно объяснить, что умирание – это не кошмар, как им представляется из увиденного или услышанного в прошлом. С другой стороны, с мыслью о смерти или с надеждой, которую она дает, можно свыкнуться. Но чего никогда нельзя делать, беседуя о смерти со старыми или больными людьми, – это говорить так, будто мы можем к ней подготовить. Невозможно никого подготовить к тому, чего не сам испытал, поэтому весьма неубедительно звучит, когда люди, в особенности молодые священники, говорят умирающему: «О, не волнуйтесь, вы увидите, как это просто, как это прекрасно».

Что же делать? Сделать можно многое, но есть нечто абсолютно основоположное: мы должны готовить человека не к смерти, а к вечной жизни. Только в той мере, в какой человек сейчас, пока он во плоти, переживает опыт вечной жизни, он будет способен взглянуть в лицо физической смерти, разделяющей душу и тело, и взглянуть не только с самообладанием, но с надеждой, как апостол Павел, который мог сказать, что для него умереть означает не сбросить с себя временную жизнь, а облечься в вечность. Духовно поддержать умирающего можно только помогая ему постепенно врастать в вечность.

Я закончу одним примером, который произвел на меня чрезвычайно большое впечатление. Когда я был молодым священником, у меня был друг, старше меня, его жизнь сложилась очень трудно. В девятнадцать лет он попал в советский концентрационный лагерь, заболел гангреной, ему ампутировали ногу по бедро и выкинули из лагеря, потому что он стал ни на что негодным. Ему немало пришлось пережить.

В какой-то момент он заболел желтухой, очутился в госпитале, где врачи его обследовали и обнаружили не подлежащую операции опухоль, которая распространилась на печень. Ему ничего не сказали, но сказали мне и его сестре, и я пошел его навестить. Он лежал на койке, сильный, высокий, красивый человек, и сетовал: «Как некстати! Столько дел и вот: я в постели, и мне даже не могут сказать, как долго это продлится!» Я сказал: «Сколько раз Вы мне говорили: как бы хотелось остановить время, чтобы ничего не надо было делать, а только быть. Вы никогда этого не осуществили». Он ответил: «Нет». «Что же, Бог сделал это за Вас. Делать Вы ничего не можете. Научитесь быть». Он посмотрел на меня и сказал: «Да, действительно, но как? Быть означает как бы пребывать в вечности. Нельзя «просто быть» в пустоте, подвешенным между небом и землей». Я сказал: «Это очень просто. Во-первых, нужно примириться со всем, что произошло в Вашей жизни, с собственной совестью, с окружающими Вас людьми, со всеми теми, кого приходилось встречать, со всеми обстоятельствами жизни, со всеми словами и поступками и с Богом. Давайте займемся этим. Подумайте о своем непосредственном окружении: о родственниках, друзьях, знакомых – и поставьте перед собой вопрос: примирился ли я с каждым из них? Если нет – ищите примирения». Он сказал: «Да, но некоторых уже нет в живых». И я ему привел пример, который приводил вам, пример человека, застрелившего свою возлюбленную. Так мы перебрали все его окружение. Это была борьба, это было непросто, но у него в сердце водворялся мир, и мы продолжали двигаться дальше, вскрывая слой за слоем.

Один русский святой говорил, что производить суд своей совести – все равно как луковицу чистить: вначале снимаешь сухую шкурку, она отваливается без труда, потом начинаешь снимать слои, в которых сохранился сок, и тогда льешь слезы и плачешь, плачешь, пока не дойдешь до самой сердцевины и не обнаружишь, что она сладка.

Этим мы и занимались. Мы занимались этим три месяца, в течение которых он постепенно угасал. И когда он уже умирал, недели за две до смерти, когда от него уже ничего не оставалось, кроме больших сияющих глаз, слишком слабый, чтобы держать ложку, он мне сказал: «Знаете, мое тело почти умерло, но я никогда не ощущал себя таким интенсивно живым, как сейчас». И поскольку он обнаружил, что жизнь зависит не от физического состояния, а от цельности, которую приобрел, от жизни преизбыточествующей, в которую погрузился, он смог взглянуть в лицо смерти так, как не смог бы взглянуть, если бы предстал перед ней со всем грузом своего прошлого, со всей горечью, болью, неудовлетворенностью и отчуждением.

На этом я закончу свою беседу, которая и так оказалась слишком длинной.

Электронная библиотека. Митрополит Сурожский Антоний (http://www.mitras.ru/)

Наступает Великий Пост. «Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения…», – молим мы Бога. Тема Исповеди и покаяния звучит в каждой православной душе. Невозможно встретить Светлое Христово Воскресение нераскаянным. Невозможно явиться на этот духовный пир в «небрачных одеждах».

Именно в период Поста мы гораздо острее осознаем необходимость духовного руководства (окормления) для своей души. Для тех, кто недавно переступил церковный порог, самое время задуматься о том, как найти своего духовника, своего пастыря «словесных овец Христовых».

* * *

«Как найти духовника? Для чего вообще нужен духовник? Неужели я просто не могу, осознав свои грехи, попросить у Бога прощения? Для чего мне «посредник», и кто дал ему право распоряжаться моей судьбой?» – эти вопросы можно услышать довольно часто. Попытаемся, хотя бы кратко, ответить на них.

Духовник – не «посредник», а свидетель нашего покаяния. Он будет свидетельствовать на Страшном Суде, что мы осознавали свои грехи и стремились исправиться. Право прощать человеческие грехи дано священникам Самим Богом (Ин. 20, 22…23).

* * *

Если Вы больны и хотите излечиться от недугов, то постараетесь обрести своего постоянного лечащего врача. Лечащему врачу нет нужды перед каждым приемом перечитывать Вашу историю болезни – все ваши хвори ему хорошо известны.

Так и христианин, стремящийся к избавлению от недугов духовных, стремится найти постоянного духовника. Как же его найти?

Один семинарист, из неофитов (новообращенных), пришел на исповедь к великому старцу. После исповеди спросил батюшку:
– Как мне найти духовника? Хотел бы, батюшка, к Вам ходить, но у меня столько вопросов, что я Вас ими «задолбаю»! Что делать?
– Не унывать, и молиться Божией Матери. Чтобы Она Сама послала тебе духовника. А ко мне не стесняйся, подходи, если что.
– А как молиться об этом Богородице?
– Вот так просто и молись. Когда утренние или вечерние молитвы закончил, воздохни от всего сердца и попроси ее: «Матерь Божия, Пресвятая Владычице Богородице, пошли мне духовника!» Ходи чаще на исповедь, и вскоре среди обилия батюшек сам узнаешь своего духовника.

Так вскоре и произошло. Чтобы развеять всякие сомнения насчет своего выбора, этот семинарист получил от старца благословение окормляться у выбранного батюшки.

Итак:
Молись Божией Матери, чтобы Она Сама послала тебе духовника. Чаще бывай на исповеди. Ищи духовника «доступного», с которым будешь иметь возможность часто общаться. Ищи того, с кем будет полное взаимопонимание, не будет недомолвок. Того, которому будешь доверять больше, чем кому-либо. Того, кого не постесняешься переспросить, если что непонятно. Ищи духовника не многословного, а многоназидательного. Чтобы каждое слово было как жемчужина. Ищи духовника строгого прежде к самому себе, но милосердного к падшим. Того, в сердце которого живет любовь Христова. Ищи «врача своих недугов».

* * *

Исповедуя одну женщину, батюшка понял, что все ее беды вокруг неурожая картошки. Подбросив ей такую «скорбь», демон постоянно тянул ее в гнев и раздражительность, в зависть и осуждение. Оказав «первую духовную помощь», батюшка понял, что его собственного опыта «городского жителя» явно недостаточно для успешного врачевства духовного недуга. И посоветовал обратиться к отцу С. Поскольку отец С. и духовно опытнее, и огородник известный.

Через месяц женщина от всего сердца поблагодарила за совет. Отец С. и духовный совет ей дал, и про картошку проконсультировал. В ее жизни произошло главное – она нашла своего духовника, слово и благословение которого было для нее авторитетным.

* * *

Если Вы уже нашли себе духовника, то не удивляйтесь бесовским попыткам воспрепятствовать вашей духовной связи. Ничего так не желает бес, как поссорить Вас с духовником.

Одному человеку как-то показалось, что он нашел своего духовника. С батюшкой складывались доверительные отношения, было взаимопонимание. Но сделать решительный шаг и прийти на исповедь к нему он боялся. «Ведь этот священник хорошо ко мне относится, уважает меня. Как же смогу я ему рассказать о себе всю правду, поведать о своих мерзких грехах?» Сомнения терзали душу, и он все откладывал свое покаяние. Когда же душевная боль переполнила его, он решился пойти на исповедь. Выбранный для покаяния день начался с телефонного звонка.

Позвонил один «малознакомый персонаж» и, ни с того ни с сего, стал со злобой хулить того священника, храм, где он служит, да и все Православие в целом. Демонская злоба была столь явственна и очевидна, что человек уже нисколько не сомневался в своем выборе. Если демону так ненавистно его стремление вверить свою душу этому батюшке – то это точно Божия воля!

Зная, что в это время батюшка должен быть в храме, наш герой прямиком отправился туда. И замер перед закрытыми дверями! Стояла ненастная погода, лил холодный дождь. «А я никуда не уйду! – сказал себе человек, – Буду стоять здесь хоть несколько дней, пока не дождусь этого батюшку». И Господь не посрамил его, вознаградив стремление к покаянию. Не прошло и трех минут, как подъехал батюшка.

А потом была исповедь, были слезы сокрушения. И наполненный Христовой любовью голос священника: «Бог простил тебя, чадо».

* * *

Безусловно, при современном дефиците общения, «жители бетонных коробок» стремятся к взаимному доверию, хотят взаимопонимания. И в духовнике очень хочется встретить родственную душу.

Один человек в начале своего духовного пути искал себе духовника. Он порой дерзновенно просил Бога дать ему некое указание, некое «знамение». Стоит отметить, что увлекался он военной историей. И постеснялся бы признаться кому из священников в подобном «милитаризме». Однажды заехал по делу к одному знакомому батюшке. Переступил порог – и замер от удивления. На вешалке в прихожей батюшкиной квартиры висели «стандартные трофеи следопыта» – немецкая каска и гофрированная противогазная банка. Точно такие же, как и у него самого дома! Этот батюшка стал его духовником и другом. Какие мы, такие и чудеса нам: «Бог посылает чудо чудакам».

…Не судите слишком строго об их увлечениях. Интерес оптинского старца Нектария к техническим новинкам того времени современники тоже считали блажью…

* * *

Духовники, как и врачи, бывают разные. И по опыту, и по «специализации». Не каждый врач одинаково разбирается во всех болезнях. Так и не каждый священник может, к примеру, быть военным капелланом или исповедовать заключенных. Но, подобно тому, как каждый врач может оказать первую медицинскую помощь, так и каждый священник может оказать «первую помощь» духовную – принять Вашу исповедь. А уж за советом лучше всего обратиться к специалисту, разбирающемуся в Вашем «недуге».

Среди духовников, как и среди врачей, бывают свои «молодые специалисты» и свои «профессора». Подобно тому, как молодые хирурги любят резать, так и многим молодым священникам свойственна некоторая категоричность суждений. Это отчасти оправдано – «лучше перебдеть, чем недобдеть». По мере приобретения опыта врачевство становится более искусным.

Есть среди духовников и своя «профессура» – это те, кого называют старцами. Они получили от Главного Врача душ и телес наших особый талант – дар духовничества. Как и к медицинским профессорам, к ним обычно большие очереди. И не стоит беспокоить их по мелочам.

Возраст духовный не зависит от возраста телесного. История Церкви знает старцев и весьма молодых годами.
Но следует опасаться «младостарцев», от прелести бесовской напустивших на себя лишь вид «благодатности». Настоящая мудрость познается не в мудровании, а в простоте общения. Все подлинно великие отличались этой простотой.

* * *

Побывав на приеме у известного профессора медицины, человек получил точный диагноз заболевания, рецепты лекарств и рекомендации «медицинского светила»:
– А теперь, милейший, наблюдайтесь у своего участкового доктора. Если будут какие вопросы – все к нему. Ко мне подойдете через годик-полтора, надеюсь, уже полностью здоровым.

Так и к старцу следует не бегать каждые пять минут, а взяв благословение, исполнять его, советуясь в деталях на исповеди у своего «участкового доктора» – приходского священника.

* * *

Сколько раз предупреждали врачи: «Не занимайтесь самолечением! Загоните себя в могилу!»

И в духовной жизни так. Не может человек сам себя вытащить за волосы из пучины грехов. Сколько раз мы, осознав свои грехи, обещали себе больше этого не делать. И вновь творили то же самое. Псалмопевец Давид сравнивает это с псами, съедающими то, что только что изблевали. Мы настолько огрубели духовно, что боимся человеческого презрения больше, чем кары Господней. У нас хватает «мужества» бросить вызов Небесам и сотворить грех, прекрасно понимая, что всеведущий Бог видит и наши дела, и наши помыслы. Мужества не хватает лишь признаться в этом не себе самому, а Богу в присутствии духовника. Мы стыдимся людей больше, чем Бога…

Даже самый духовно опытный человек не в состоянии помочь себе сам. Лишь если кто другой «выверит тебя по Христу», сможешь с Божией помощью исправиться. Это подобно тому, как самые точные приборы тоже периодически нуждаются в проверке. Поэтому и самые великие старцы имели духовников. А заниматься «духовным самолечением», полагаясь лишь на свой опыт, – путь глубочайшего самообольщения, духовной прелести и погибели.

Один батюшка впал в некое согрешение. Имея уже кое-какой пастырский опыт, он знал достаточно о борьбе с этим грехом. И книг много прочитал, и сам не раз врачевал подобные немощи у других. Но самому себе помочь не мог. Его взгляд всегда был субъективным: он был то излишне строг, то чрезвычайно милостив к себе. А то и просто чего-то не замечал за собой. Когда же покаялся перед духовником, то получил от него столь простой и действенный совет, до которого никогда бы сам не додумался.

* * *

«Да, мне стыдно признаться на исповеди в своих страстях. Мне стыдно обнажать свою душу перед «посторонним человеком»».

Но ведь не стыдимся мы обнажаться перед врачом. Мы с готовностью показываем ему даже сокровенные участки своего тела в надежде получить исцеление. А для исцеления духовного необходимо обнажить свою душу. В деле здоровья «посторонними» могут быть Ваши родные и знакомые. А врач и духовник не «посторонние»!

Нам гораздо легче рассказать о своих бедах соседям или друзьям, чем духовнику! А толку? Ну, посетуют, посочувствуют. И надают советов «в меру собственной испорченности»! Если вы больны – идите к врачу!

Невольно вспоминается один человек, который всем знакомым рассказывал о замучившем его геморрое. Пока один из приятелей не стал всенародно бестактно подшучивать на тему «больной задницы»…

Тайна исповеди священна гораздо более, чем врачебная тайна. Болтливого врача ждут лишь «оргвыводы». Нарушившего тайну священника извергают из сана.

* * *

Одну и ту же болезнь можно лечить по-разному. У каждого врача свой метод, и каждый метод по-своему хорош. Если же воспользоваться всеми советами одновременно, то ничего толкового не выйдет. Больным уже будут заниматься патологоанатомы…

И в жизни духовной так. Есть люди, которые «бегают по духовникам». Наберут разных советов и благословений – часто несовместимых друг с другом «духовных лекарств». Это может стать причиной духовной смерти.
Если нашел духовника – держись за него. Помни, что демон будет всячески стараться вас поссорить, внушить недоверие к духовнику.

* * *

Существует немного причин оставления своего духовника. Самая объективная – это уклонение духовника в ересь или раскол. Но даже в этом случае необходимо поставить его в известность о причине своего «ухода». Известно немало случаев, когда впавшие по наущению диавола в ересь духовники раскаивались, будучи обличаемы от своих духовных чад. Бывало и так, что священник придерживался ложного мнения не от злокозненности, а по недомыслию. Своевременное увещевание помогало ему вернуться к истине.

В одном монастыре братия возроптала: «Не будем больше ни служить, ни здороваться с отцом N. – он на проповеди высказывал еретические мысли!». Так и шептались меж собою, пока Бог не надоумил их обратиться к настоятелю монастыря, мол, прогони еретика! Настоятель покачал головой: «А Евангелие что говорит? Если брат твой согрешит – обличи его наедине! Кто из вас, прежде чем жаловаться мне, указал брату на его заблуждение?» Вразумленная отцом-настоятелем братия отправилась к «еретику» и изложила свои претензии к его проповеди и воззрениям. Согрешивший же брат сначала удивился, а после со слезами просил у них прощения. Он благодарил их за вразумление и просил молиться за него. Ибо, как выяснилось, согрешил не по причине любви к лжеучениям, а от скудоумия и недостатка образования. Так его душа была уврачевана, а не погибла в изгнании.

Ни в коем случае нельзя покидать своего духовника без его на то согласия. Если же общение с духовником становится весьма затруднительным из-за перемены места жительства или по другой веской причине, то необходимо сразу выяснить с ним вопрос о Вашем дальнейшем духовном окормлении. Благословит ли он окормляться у кого другого, или порекомендует пользоваться его советами по переписке, а исповедоваться у любого священника – не столь важно. Будьте уверены – Господь подаст ему достаточно мудрости, чтобы не бросить Вас на произвол судьбы.

* * *

– Ну, что у Вас болит? – спрашивает доктор пришедшего пациента.
– Ничего, – отвечает тот.
– А ко мне чего пожаловали? – удивился врач.

Так порой бывает и на исповеди. Вроде и на исповедь пришел человек, а грехов своих не осознает, считая себя чуть ли не безгрешным. Это лишь свидетельствует о духовной слепоте, помрачении души. Ведь чем ближе к свету стоишь, тем более мелкие пылинки видишь на своей одежде. Лишь стоящий во мраке не замечает, что его одежда грязна. Потому-то святые мужи считали себя грешнейшими из людей, ибо стоя в свете Божества, замечали мельчайшие пылинки грехов на «одежде души своей».

Не стоит уповать на прозорливость батюшек, которые «как рентгеном» увидят все наши проделки. Никакой прозорливец не исправит нас, пока мы сами не осознаем всю глубину своих падений.

* * *

Есть много грехов, неведомых нам по милости Божией. Есть много грехов, в которые по благости Бога мы не впадали. Поэтому не стоит лживо заявлять: «Всем грешен!»

* * *

– Доктор! Вы мне таблетки прописали, а что-то не помогает…
– А вы их принимаете? Регулярно?
– Не-а…
– А что же вы от меня хотите? Чтобы я за вас их принимал?

Никакие полученные от духовника советы и благословения не помогут нам, если мы не будем их исполнять.

* * *

Епитимия, налагаемая духовником – не наказание, а всего лишь горькая пилюля, необходимая для нашего скорейшего выздоровления.

* * *

Напоследок наверное не лишним будет напомнить в русском переводе то увещание, с которым обращается священник к кающимся:

«Вот, чадо, Христос невидимо стоит, принимая исповедь твою. Не устыдись и не побойся, да не скроешь что от меня. Но не смущаясь скажи, что сделал, да получишь оставление грехов от Господа нашего Иисуса Христа. Вот и икона Его пред нами, я же всего лишь свидетель, да свидетельствую пред Ним обо всем, что скажешь мне. Если же что скроешь от меня, то двойной грех иметь будешь. Осознай, что ты пришел в лечебницу – да не уйдешь отсюда неисцеленным».

P.S. Если у Вас уже есть духовник, то Вы имеете полное право не обращать никакого внимания на приведенные выше советы. Спросите лучше об этом у него, и поступайте так, как он благословил Вам.

Сайт игумена Валериана (Головченко) (http://o-val.ru/)

Дорогие мои, здравствуйте! Святой Иоанн Креститель, обращаясь к народу с проповедью, говорил: «Всякое дерево, не приносящее плода, срубают и бросают в огнь» (Мф. 7, 19). Осень жизни — это время созревания плодов в житницу небесную. А плоды следующие — «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5, 22).

Естественным образом по закону Божиему в старости должны увядать наши страсти как телесные, так и душевные. А на их месте должны возрастать добродетели, противоположные страстям. Старость всегда была почитаема не столько за долготу лет и седину волос, сколько за мудрость житейскую и духовную, которую собрал человек за всю жизнь. В старости человек всё взвешивает с точки зрения вечности: имеет ли это событие, этот шаг значение для жизни будущего века?

Но это – в идеале. А в жизни всё печальнее. В храмах есть немножко старушек, а стариков практически нет. Это значит, что на пороге вечности человек не задумывается о самых важных вопросах. К старости подошло поколение людей, равнодушных к вере или активно противящихся Богу. Их убедили, что они — неплохие люди, прожившие достойную жизнь на благо государства. С точки зрения мирской нравственности это действительно так. Они порядочны, ответственны, трудолюбивы, хорошие семьянины… Но им не нужен Бог. Самая страшная беда этих людей – гордость. Они недовольны коммунальными услугами, медициной, правительством, но они слишком довольны собой. Вот и получается, что дети этих стариков удобнее и быстрее приходят к вере в Бога.

Переломить эту ситуацию по-человечески невозможно, потому что гордому человеку никто не может помочь. Старик считает себя авторитетом, ведь он достиг определенного возраста. Но по духовному состоянию во многих семьях дети и внуки оказываются более мудрыми, потому что они узнали Христа.

Страшно прожить жизнь зря, не найдя Бога, несмотря на звания и регалии, достижения и должности. Страшно умереть и, представ перед Ним, недоуменно или гордо молчать. Подумайте, дорогие мои, что вы скажете Богу, когда предстанете перед Ним? А ведь это событие может произойти сегодня вечером. Какие дела вы принесете под ноги Его? «Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7, 21).

А родственникам стариков хочется сказать следующее: нельзя пропустить самого главного дела – помочь пожилому человеку примириться с Богом, приготовиться к вечности. Спросите вашу бабушку, крещена ли она, хочет ли она подготовиться к Исповеди и Причастию, носит ли она нательный крестик? Нужно убедить её примириться со Христом, пока она ещё в памяти, пока не впала в кому, пока не утратила способность есть и пить.

Часто душа старика желает вернуться или войти в Церковь, а родственники боятся упомянуть священника в присутствии пожилого человека. Родственники думают, что потом, на отпевание, позовут батюшку. Но только лишь на отпевание звать батюшку, по сути, уже поздно, если человек не примирился со Христом до перехода в вечность. Нужно позвать священника к старику не один раз, чтобы через таинства душа его напиталась жизнью со Христом, чтобы в его сердце пришел мир: мир с Богом, с совестью и с ближним.

Не пропустите старость!

Журнал «Православный вестник» — Екатеринбургская Епархия (http://orthodox-magazine.ru/)

Сколько ни поднимай тему присутствия в храме детей, решающе важным останется одно: все мы, прихожане, делимся на тех, кто детей в храм приводит, – и тех, кто их там терпит (или не терпит). И сколько ни пытайся писать о том, что дети не куклы – их нельзя «выключить» или оставить дома постоять на полочке, – всегда будут те, кто резонно возразит, что прочие простые прихожане – тоже люди, что от детского писка сбивается хор, регент сжимает камертон «до хруста», молящиеся не слышат, как читают Евангелие, уборщицам доставляет много хлопот детская любовь качать подсвечники и т.п. Как выразился один владыка, «дети в Уставе не прописаны!»

И, видимо, единственные рассуждения, которые могут принести практическую пользу, – это рассуждения о том, как минимизировать разрушительное воздействие детской непосредственности на храм и нервы присутствующих, не лишив при этом ребенка и родителей службы и не отбив детского интереса к храму чрезмерной строгостью. Я надеюсь, что по предложению портала «Православие.Ру» многие родители смогут поделиться своей практикой вождения детей в храм. А пока попробую представить кое-что из того, что сильно облегчало (или, наоборот, отягчало) мое родительство.

На службе с рождения – это реально

Родители и священники единогласно утверждают: чем раньше и регулярнее дитя начнет присутствовать в храме, тем более спокойным будет это присутствие. Иногда дрожь берет, когда наблюдаешь, как несчастная мама или бабушка (а иногда они обе вместе с папой) тщетно скручивают орущего и «борющегося за жизнь» двухлетнего ребенка перед Чашей. А чадо, которое с месячного возраста часто причащается, преспокойно открывает рот и в год или полтора уже с воодушевлением встречает вынос Чаши и старается жестами или осмысленным мычанием понудить маму скорее нести его к Причастию.

Своих детей я старалась причащать хотя бы раз в неделю, но однажды, еще с первенцем, приехав на дачу, я неосмотрительно оставила младенца без Причастия почти на месяц. И через этот месяц дитя перед Чашей намертво сжало челюсти, а при попытке алтарника слегка надавить на щеки, начало пищать. Спас положение только вышедший из алтаря папа, которому пришлось «помаячить» перед ребенком для успокоения.

При этом многие родители просто боятся идти в храм с новорожденными, думая, что время до годовалого возраста – самое сложное. А принеся ребенка в год, отчаиваются, видя, как он испуган и агрессивен в новой обстановке. Но самое спокойное время с ребенком в храме – это именно время до семи-девяти месяцев! Ребенок – в большинстве случаев – тихо спит, а мама спокойно молится (правда, тут «спокойно» бывает, если ребенок еще только один). Наверное, это утверждение вызывает улыбку своим кажущимся неправдоподобием. Но я на практике убеждалась в этом трижды: бессловесный младенец – самый тихий прихожанин из тех, кому нет восемнадцати. Но – важны нюансы.

До полугода основное детское занятие – это, в идеале, сон, и очень желательно, чтобы в храме новорожденный именно спал, а не громко страдал, устав от избытка впечатлений. Есть дети, которые так и делают – спят – независимо от усилий родителей. Они могут заснуть вертикально, привалившись к маминому плечу, они мирно сопят в переноске от коляски, поставленной в углу храма. Причастившись, они минут пять блаженно гулят и вскоре вновь засыпают. Таким нежданным подарком была, например, моя младшая дочь.

Но большая часть детей засыпает несамостоятельно, однако – засыпает и прекрасно спит под пение хора. Меня в храме в первые месяцы очень выручал слинг (специальная «переноска» из ткани, позволяющая носить ребенка на себе с минимальной нагрузкой на руки мамы. Информация о ней широко доступна в интернете). Старшую дочь я приносила в храм на Часах, раздевала, клала в слинг, немного прикачивала и в результате уже к началу Литургии она спала, и сон в слинге у нее был крепче, чем в кроватке или коляске. Главное – научиться правильно располагать ребенка.

Более искусные «слингомамы» и годовалых детей носили по храму спящими, только уже в положении вертикально: ребенок прижат к маме, ноги его раздвинуты (напоминает лягушонка) – поза эта вполне физиологична, без лишней нагрузки на позвоночник. Для этого идеален слинг-шарф, но я не рискнула с ним связываться (надо ведь еще научиться его наматывать) и использовала слинг с кольцами, а позже эрго-рюкзак (он же слинг-рюкзак).

Кстати, вертикально хорошо укладывать самых «тяжелых» в плане поведения детей. Например, мой сын напрочь отказывался спать в обычном слинге лежа. В храме он нервно откидывался назад, кричал, не засыпал ни в слинге, ни на руках. Только когда невролог указала мне на проблемы ребенка с повышенным тонусом, особенно в районе спины и шеи, до меня «дошло». Именно вертикально, лягушкой, грея пузо об маму и максимально разгрузив позвоночник, он смог заснуть в плотно притянутом эрго-рюкзаке, и в нашу жизнь возвратилось спокойствие, которое позже упрочило соответствующее лечение. Главное, не спутать физиологичный слинг-рюкзак с рюкзаком-переноской типа «кенгуру» – «кенгурушка» вредна для детской спины, да и заснуть в ней куда сложнее.

Если маме позволяют средства, то еще один прекрасный помощник для похода в храм с новорожденным – это «слингокуртка». Такая специальная верхняя одежда для мамы, которая позволяет сажать ребенка в слинг легко одетым, прикрывать его слингокурткой, приносить в храм уже крепко заснувшим (лучшее укачивание – мамина ходьба) и не будить лишними раздеваниями-переодеваниями. Две мои знакомые ходят в храм подобным образом – и от нуля до года их младенцев вообще не слышно. Разве что иногда они пробуждаются, чтобы немного повертеть головой, потом в углу за вешалкой «перекусить» и – снова «баиньки».

Конечно, можно заметить, что набирающая обороты культура «естественного родительства», частью которой является и слингоношение, балансирует на тонкой грани между реальной пользой (в плане педагогики, детского здоровья, маминого спокойствия и т.п.) – и уже полу-оккультным увлечением чрезмерной натуральностью и «естественностью». Но никто не воспрещает верующей маме брать от этой культуры и моды всё лучшее, что она может дать, и активно «воцерковлять». По крайней мере, слинг в храме – помощник действительно великолепный.

Кажется, если малыш только спит, разве так он привыкнет к храму? Привыкает, и с самыми лучшими впечатлениями. Ведь сон на руках у мамы – это время максимальной защищенности и спокойствия. И именно с таким спокойствием будет ассоциироваться церковное пение, слышанное ребенком и «в пузе», и в полусне с первых дней жизни.

Ребенок и… архитектура

Наверное, это звучит странновато, но «непереносимость» детского воздействия на службу и психику молящихся сильно зависит от внутренней конструкции храма. Конечно, чаще всего родители выбирают не стены, а место служения своего духовника. Однако если духовника еще нет или он служит где-то в далеком монастыре, и большую часть служб семья всё равно посещает не у него, а в своем районе, то можно подумать и о таком странном на первый взгляд критерии выбора храма, как его устройство.

Не так давно в нашем городе достроили и освятили новый храм, и в считанные месяцы он стал едва ли не самым «детским» приходом в округе – несмотря на то, что первое время в нем даже не было воскресной школы. Чудесная особенность этого храма в том, что ребенок в нем – почти незаметен. Клирос так удачно расположен наверху, что создает мощнейшую «звуковую завесу». Те, кто молится ближе к алтарю, практически не слышат гуления и движения в конце храма. А когда прихожане спокойно слушают службу и не вскидываются нервно со строгим взглядом в сторону чужого ребенка, мама ребенка тоже меньше нервничает, меньше ребенка теребит, и тот, соответственно, спокойнее себя ведет.

К тому же, в нашем «детском» храме не просто просторный и теплый притвор, а целое отдельное помещение гардероба, где «мелочь», устав стоять на службе, может ползать под столами для цветов и никому не мешать, а самых активных мамы за руку водят по широкой лестнице на первый этаж и обратно, умудряясь при этом улавливать отголоски богослужения. Раскапризничавшегося ребенка можно спокойно одеть и вынести на улицу в полной уверенности, что в храм из гардероба не долетят звуки детской борьбы за право сорвать шапку.

Если дети совсем маленькие, если их несколько, то возможность выбрать храм с верхним клиросом или хотя бы просторным притвором (гардеробом, «подсобкой») облегчит маме жизнь невероятно. Мы с детьми бывали в разных храмах. Например, храм, где служит мой муж, в советское время был превращен в пивзавод и изуродован настолько, что при реконструкции его пришлось оставить поделенным на две половины, из-за чего основной храм оказался просторным, широким, но «коротким»: от входа до солеи рукой подать, и нет притвора. И если ребенок только начал капризничать, его сразу очень громко слышно даже в алтаре. Его надо быстро одеть и вынести на улицу – при том, что именно процесс одевания младенцы воспринимают особенно громко! Бывало, что мой голосистый сынок начинал «подпевать» хору после Причастия. Еще причащают взрослых, все сосредоточенны, а тут вместо «Тело Христово приимите» под сводами раздается: «А! Аа-а! Ыыыы…»

В другом храме, зная, что нас не так уж страшно слышно, я бы могла провести «педагогическую работу»: отвлечь ребенка, переключить на шепот, успокоить. Но на это нужна хотя бы пара минут и чуть больше спокойствия. Здесь же времени на уговоры нет, на улице мороз, и ты, сзывая старших, бежишь к вешалке. Пока достанешь детский конверт, две детских куртки, три шапки из рукава и свое пальто, семь потов сойдет. Мне еще везло – я хотя бы жена священника, и некоторые прихожане меня знали, а потому ради уважения к батюшке не только не «гоняли» особенно, но и брались помогать с одеванием детей. А каково тем, у кого нет такой «крыши»? Я видела, как выскакивали из храма другие мамочки: ребенок закутан, а мама – красная от стыда и нараспашку. В минус двадцать. А что поделаешь?

«Методика» выхода из дома

Еще важны такие моменты, как подготовка к службе. Самое главное, что я замечала многократно, – это влияние твоей подготовки на детей. Мне кажется, что приступы особенно безобразного поведения случались у моих детей (даже у старшей) тогда, когда я сама не причащалась. Одно дело – состояние женского здоровья, другое – когда ты «допоздна посуду мыла», «проспала», «и вообще как-то морально не готова…» Конечно, с детьми не очень удобно подходить на исповедь, не всем матерям духовники позволяют причащаться, если они пришли не к началу, но все-таки попытка как-то решить эти вопросы в сторону частого материнского причастия действительно отражается на детях.

Например, одним из возможных решений является ранняя Литургия. Если дети встают не слишком рано, если среди них есть кто-то один сознательный, то можно купить ему на всякий случай «мобильник» и попытаться с утра встать пораньше, спрятать спички, закрыть газ и «сбежать» на службу, а вернуться как раз к детскому подъему, собрать и отвести на позднюю. Конечно, это возможно лишь тогда, когда храм находится недалеко от дома…

Еще важным моментом выхода из дома является мамино спокойствие. Понимаю, это звучит смешно – далеко не все умеют спешить, да и просто собираться, без нервов. Я тоже не слишком умею. Однако какими же паиньками бывают мои чада, если с утра мне удается взять себя в руки и одевать детей с молитвой, а не с криками и раздражением!

Еще я многократно замечала, что на поведение совсем маленьких детей очень решительно влияют элементарные физиологические потребности: поесть, попить, памперс поменять, в конце концов! Здесь могут быть разные мнения, но все-таки лет до трех, я считаю, лучше не пытаться детей «постить» перед Причастием. А насчет детей на год-два старше можно посоветоваться со священником. Можно, например, их только поить или поить и давать съесть что-то совсем простое – кусок хлеба с молоком, например. Если очень хочется с утра устроить детям пост, то тогда будить их лучше непосредственно перед выходом, чтобы не успели до Причастия проголодаться и «раскиснуть». А вскоре после Причастия можно извлечь из сумки сок и что-то съедобное или хотя бы не препятствовать есть любимое детское лакомство – просфоры.

Много есть и других нюансов, связанных с приходом в храм детей, но я думаю, что и другие отцы и матери захотят о них рассказать. В конце концов, среди авторов портала и читателей есть женщины с «родительским стажем», в разы превосходящим мой. Очень бы хотелось услышать их советы или, может быть, возражения.

Елена Фетисова

(http://www.pravoslavie.ru/)

Грехи языка – одни из самых труднопреодолимых, и потому так часто появляется соблазн посчитать их незначительными, как-то оправдать, «не заметить». К сквернословию, особенно в последнее время, так привыкли, что многие его действительно не замечают и удивляются, что слова эти все ещё являются нецензурными. Слово… Звук, живущий доли секунды и пропадающий в пространстве. Где он? Пойди, поищи эти звуковые волны. Слово… Почти нематериальное явление. Кажется, и говорить-то не о чем. Но слово – то, что уподобляет человека его Создателю. Самого Спасителя мы называем Божественным Словом. Творческим словом Господь создал из небытия наш прекрасный мир, «космос», как называли его греки. Это значит «красота». Но и человеческое слово обладает творческой силой и воздействует на окружающую нас действительность. Слова, которые мы произносим и слышим, формируют наше сознание, нашу личность. А наши сознательные действия оказывают влияние на ту среду, в которой мы живем. Наше слово может содействовать Божьему замыслу о мире и о человеке, а может и противоречить ему.

Церковь всегда призывала своих чад быть внимательными к словам и особенно предостерегала от греха сквернословия. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе… (Еф. 4, 29), – учит апостол (Павел). А блуд и всякая нечистота… не должны даже именоваться у вас (Еф. 5, 3), – настаивает он. Неслучайно Апостол называет эти слова гнилыми.

Святые отцы говорят, что блудные грехи смердят. Сквернословие же, или так называемый мат, по своей тематике относится к блуду. И смердит. Хотя не все это ощущают – придышались. И что удивительно, запах только что съеденной котлеты сразу же стараются приглушить жевательной резинкой, поту с помощью какого-то снадобья из баллончика вообще перекрыли дорогу наружу, чтобы как-нибудь не «запахнуть» на людях, туалетную бумагу стали делать с фруктовыми отдушками, а духовного зловония от матерщины совершенно не чувствуют. И даже женщины.

Есть такое тропическое растение – скопелия. Его цветы – само совершенство формы и цвета. Но невероятно! От палево-оранжевых светящихся лепестков исходит запах гниющего разлагающегося мяса. Когда из прекрасных женских уст вылетает матерная брань, я всегда вспоминаю оранжерею, нежные восковые лепестки и страшное зловоние над ними. И опять недоумеваю, зачем было укладывать в модную прическу волосы, подбирать фасон и расцветку костюма, подправлять какие-то изъяны на лице, чтобы потом оттолкнуть от себя ураганом грязных слов? Речь наиболее ярко обнаруживает нас, позволяет окружающим увидеть наше истинное лицо. «Заговори, чтобы я увидел тебя», – это изречение принадлежит Сократу, мудрейшему из древних греков. Женщина с грубой лексикой может выглядеть привлекательно, только когда она молчит – как цветок скопелии за стеклом.

Обыденность и распространенность этого греха почти «узаконила» его. И мало кто из матерщинников задумывается, какая беда для общества и для каждого из нас заложена в матерной брани. Мистические корни этого явления уходят в глубокую языческую древность. Люди дохристианской эпохи, чтобы оградить свою жизнь от злобных нападок демонического мира, вступали с ним в контакт. Этот контакт мог быть двояким. Демона либо ублажали, превознося его и принося ему жертвы, либо пугали его. Так вот, пугали демона именно скверной бранью, демонстрацией своего непотребства. Подобное можно наблюдать в начале драки, когда противники, делая свирепые гримасы, кричат друг другу о своей жестокости, о своей гневливой невменяемости, о готовности позволить себе то или иное гнусное поведение. То есть каждый из них пытается придать себе в глазах другого как можно больше скверности. Для страха или от страха. Но и призывали демона теми же словами, демонстрируя свою одержимость, свою готовность к общению с. ним.

Таким образом, мат являлся средством «связи» с демоническими силами. Таковым он и остается. Его относят к инфернальной, то есть демонической, адской лексике. Через скверные слова человек сам отдает себя в руки беса, становится одержимым. Некоторые, наверное, знают, что избавиться от привычки матерной брани труднее, чем от курения. Годы и годы люди приходят с этим грехом на исповедь, пока, наконец, не освободятся от него.

В медицинской практике известно следующее явление: парализованный человек, у которого полностью отсутствует речь, не в силах выговорить ни «да», ни «нет», но может, тем не менее, совершенно свободно произносить целые выражения, состоящие из непечатной брани. Явление необычное, но встречающееся. Мне самому дважды доводилось сталкиваться с подобным, и вот каким образом.

Некоторое время назад мы с семьей снимали дом в деревне. Нашим соседом через улицу был парализованный мужчина. Почти недвижимый, он мог лишь слегка шевелить одной рукой. Каждый день родственники выносили его на деревенскую улицу, и, подложив дощечку, укладывали на зеленой лужайке перед воротами или усаживали, прислонив к дереву. Что ж, дома, в четырех стенах, больному, конечно, было скучно… Как-то раз, стоя возле своей калитки, я вдруг услышал громкую брань. Через несколько секунд она повторилась. Потом еще. Это было странно, так как местные жители вслух, громко, да еще рядом с духовным лицом не «выражались». Я оглянулся. Улица была пуста. Только больной сосед лежал на своей дошечке, выражение его лица было, как всегда, неопределенным. «Но ведь не послышалось же мне? От кого могла исходить эта брань?» – подумал я. Тут из калитки вышла жена. Она и объяснила, что паралитик часто произносит эту непристойную фразу. Причем только ее. Зато четко и внятно, как здоровый. Произносит с различными интонациями. Этой фразой он выражает просьбу, гнев, недовольство, жалобу. Ею же здоровается с проходящими и сообщает им о самочувствии. Когда ему что-нибудь нужно, он повторяет ее, не переставая, кричит, пока не услышат в доме. Позже мне не раз пришлось в этом убедиться.

Второй раз с похожим случаем я столкнулся также в сельской местности. Мне необходимо было узнать один адрес, и, чтобы навести справки, я постучал в дверь первого попавшегося дома. Изнутри послышался какой-то звук, и я, знакомый с деревенскими обычаями, без лишних церемоний переступил порог застекленной терраски. Немедленно раздалась громкая брань. Я оглянулся и, увидев человека, сидевшего в глубоком старом кресле в углу терраски, сделал шаг в его сторону, желая объяснить, что я не вор. Но тот опять выкрикнул непристойное выражение, причем несколько раз подряд. При этом интонации его голоса вовсе не соответствовали словам. Было впечатление, что мужчина кого-то зовет. Долго раздумывать на эту тему мне не пришлось, так как на терраску вышла хозяйка. Она поздоровалась и сразу же принялась извиняться за мужнину брань: «Вы нас простите. Так уж вышло, что у него после инсульта вся речь отнялась, а эти слова остались. И теперь он только и может, что ругаться… Уж как мы измучились! И перед соседями стыдно…»

Странность такого явления говорит о многом. Получается, что так называемый мат «проходит» по совершенно иным нервным цепочкам, чем остальная речь. Не бес ли, используя греховный навык человека, оказывает ему такое «благодеяние», демонстрируя тем самым свою власть над частично омертвевшим телом? Что же будет после смерти? Власть демона станет полной и окончательной.

Одну девушку, после воцерковления, очень интересовала судьба ее умершей бабушки. Дело в том, что бабушка была верующей: ходила в церковь, молилась, постилась, и девушка была убеждена в том, что ее благочестивая бабушка находится в раю. Но ей хотелось удостовериться в существовании рая, поэтому девушка молилась и просила Господа как-то открыть ей, как там ее бабушка? Однажды бабушка приснилась ей и сказала, что находится в аду, потому что при жизни, хотя и ходила в церковь, молилась и постилась, но часто ругалась скверными словами.

Незавидна судьба сквернослова, и Церковь предупреждает, что злоречивые… Царства Божия не наследуют (1 Кор. 6, 10). …От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься, – говорит Спаситель (Мф. 12, 37).

Святитель Григорий Двоеслов рассказывал историю, случившуюся в Риме.

«В нашем городе один человек, всем известный, имел сына лет пяти, которого очень любил и воспитывал без всякой строгости. Мальчик, которого все ублажали, привык произносить скверные бранные слова, и какая бы мысль ни приходила ему в голову, он тотчас же начинал по привычке злословить, бранил не только людей, но, случалось, дерзал хулить и, страшно сказать, Самого Бога, произнося хулы на святые предметы. А отец не запрещал ему говорить те хульные скверные слова. Во время моровой язвы, бывшей у нас за три года пред сим, мальчик тот разболелся к смерти, и когда отец держал его у себя на коленях, то, по рассказам лиц, которые там находились сами, пришли нечистые бесы взять окаянную душу мальчика. Мальчик, увидев их, затрепетал, закрыл глаза и стал кричать: „Батюшка, отыми меня от них! Отыми!“ и со страшным криком спрятал свое лицо за пазуху своего отца, стараясь как бы укрыть себя. Отец, глядя на малютку, как он трепетал, спросил: „Что ты видишь?“ Мальчик отвечал: „Пришли черные люди, хотят меня взять…“ – и, сказав сие, стал произносить скверные и богохульные речи, к которым привык, – и тут же умер».

Сквернослов не только свою душу отдает во власть бесов, но влияет и на состояние души окружающих его людей и даже на их здоровье. Всякое слово несет в себе информацию, которая воздействует на наше сознание, формирует и изменяет его. В лучшую ли сторону преобразует его скверная брань? Однажды услышанное слово живет в нас до конца жизни. Анестезиологи рассказывают, что под наркозом, когда ослабевает воля, человек никогда не употреблявший скверных слов, случается, скажет что-либо из когда-то услышанной брани.

Как уже было сказано, брань деструктивна и в отношении нашего здоровья. Произнесенное или услышанное бранное слово оказывает на нас действие, сопоставимое с легким сотрясением мозга. У писателя Фазиля Искандера упоминается случай, когда здоровый и сильный мужчина, услышав матерную брань, бледнеет и падает в обморок. «Не могу привыкнуть», – смущенно говорит он.

Один мой приятель, молодой человек, по своему воспитанию, относился к матерщине неприязненно, но не замечал за собой какой-нибудь особенной реакции на нее. Когда же он стал ходить в церковь, молиться, исповедоваться и причащаться, то изменилась и его реакция на скверные слова. Как-то раз, Великим постом, он пошел в баню. Для него, как и для многих русских людей, баня всегда была большим удовольствием. Но в тот раз ему не повезло: рядом с ним двое незнакомцев горячо что-то обсуждали и беспрестанно сквернословили. Не ссорились, а так, походя, пересыпали свою речь матерными словами. Сначала молодой человек почувствовал себя неуютно, потом его стало слегка подташнивать, а потом, как он рассказывал, он почти потерял сознание. Перед глазами у него все поплыло, и он чуть не «грохнулся» на каменный пол. Понятно, ведь с церковной жизнью у него изменилось и окружение. Сквернословия рядом с собой он давно не слышал, потому его организм так и откликнулся на грязные слова – тошнотой и головокружением. Неприятное впечатление было настолько сильным, что от удовольствия попариться ему на некоторое время пришлось отказаться.

Разрушая юношескую стыдливость и возбуждая нечистые пожелания, сквернословие мостит дорогу к разврату. Целомудрие и чистота не смогут ужиться со скверными словами. Дети, не довольствуясь отвлеченными звуками, обязательно будут стремиться узнать значение услышанного. Растление малых сих будет лежать на совести сквернослова. Горе тому человеку, через которого соблазн приходит (Мф. 18, 7), – предостерегает Спаситель.

Сквернословие заглушает, притупляет чувство стыда не только у детей, но и у взрослых. Стыдливость же, как говорит святитель Иоанн Златоуст, «Бог вложил в природу нашу», чтобы она предохраняла нас от греха. Ту же мысль находим и у святителя Григория Нисского: «Великим и сильным оружием к избежанию греха служит обыкновенно хранящийся в людях стыд, для того, думаю, и вложенный в нас Богом, чтобы такое расположение души производило в нас отвращение от худшего». По мнению святителя Димитрия Ростовского «наибольший стыд происходит от обнажения наготы телесной». Матерная брань, символизируя такое обнажение, заставляет преодолеть этот наивысший градус стыда, разрушая защитную стену стыдливости и повергая человека в бесстыдство. Ведь «презрение стыда есть бесстыдство» (святитель Григорий Богослов). Там же, где бесстыдство – нет Бога.

Неустойчив, хрупок мир в семье сквернослова. Брань возбуждает и раздражает человека. Но самое большое несчастье в такой семье – это судьбы детей. Дети, слыша грязную речь, сами приучаются сквернословить. Умственное развитие таких детей заторможено. Чем раньше внимание ребенка обратится к половой сфере, тем более в таком низменном и примитивном отображении, тем медленнее будет идти его духовное и умственное развитие. Есть наблюдение, что у таких детей замедляется и рост, и в итоге они не «дотягивают» до заложенного в них природой.

Те родители, которые не стесняются в выражениях, должны помнить, что сквернословие, уничтожая в ребенке чувство стыда, является мостиком к последующим преступлениям. Ведь изгоняя из дома стыд, эти родители изгоняют и лучшего воспитателя. «Ибо стыд часто больше страха обучал избегать дел несообразных» (святитель Григорий Нисский). Пусть они не ищут потом виноватых, в случае несчастья с сыном или дочерью, – они сами запланировали его.

В воспоминаниях преподобномученика архимандрита Кронида (Любимова) описан следующий случай:

«Лет двадцать назад, когда я был еще в обители преподобного Сергия, пришел помолиться преподобному Сергию, угоднику Божию, крестьянин Иаков, прихожанин храма той местности, где я родился, и зашел ко мне. Видя необыкновенную грусть на лице его, я спросил о причине его грусти, и он поведал мне следующее: «У меня есть сын, младенец лет шести, который привык к такому ужасному пороку срамословия и ругани матерным словом, от которой даже я, мужчина, прихожу в смущение и ужас. Пробовал, было, наказывать, после наказания бросал в подпол, но все это не помогает, мой сын хуже озлобляется и с таким ожесточением произносит ругань, что даже чернеет в лице, и тогда страшно бывает смотреть на него». Ясно, что к душе малютки приразился дьявол и понуждает его к сквернословию. Я спросил отца, откуда же малютка мог научиться такому ужасному сквернословию? Тогда крестьянин сознался, что причина сего – он сам. „Я, – сказал он, – имею эту привычку сквернословия, когда бываю в нетрезвом виде. Вот о сем-то я больше всего и скорблю, что сам насеял эти погибельные плевелы в душе невинного ребенка“. Видя его смущение душевное и слезы, жаль мне было от всей души сего страдальца, но помочь ему в горе я ничем не мог, кроме искреннего сердечного слова утешения. И вместе с тем посоветовал ему всю скорбь души своей излить пред мощами преподобного Сергия и, как живому, поведать тому печаль своего сердца, и просить его дивной помощи себе и страждущему погибельным недугом малютке. Через гол после сего свидания с Иаковом я виделся с ним на родине и спросил о малютке. Слезы обильной струей потекли из очей Иакова при вопросе о сыне. Успокоившись, он сказал мне: „Дивен Бог во святых Своих. Молитвами и предстательством преподобного Сергия малютка мой за последнее время совсем перестал сквернословить, да и сам я теперь, благодарение Богу, водки уже не пью“».

Нередко люди, подверженные греху сквернословия, чтобы как-то оправдать себя в глазах окружающих, говорят, что к сквернословию их вынуждает среда, или, что они не получили в детстве правильного воспитания. Приведу такой пример. У нас на приходе работала одна женщина, помогала готовить. Она всегда приводила с собой маленькую внучку. Приготовит обед, накормит всех, потом уберет посуду, помоет полы, а домой не идет. Все ищет, что бы еще сделать? Ей, бывало, говорят: «Да иди ты домой. Не мучай ребенка». А она улыбается виновато, а домой все равно не идет. Сама-то она не жаловалась, а знакомые потом рассказали, что дома у нее – настоящий ад. Все ее близкие: муж, сын и дочь – постоянно пьют. Каждый день в квартире – пьяные компании, крики, скандалы и, конечно, все матом. Внучка ее, можно сказать, зачата, родилась и растет среди постоянной матерщины. Для малышки отказаться от матерных слов, все равно, как от части себя. От руки, или ноги, или от собственной кожи. Всего-то один или два раза в неделю бабушка приводила ее в церковь. Но через какое-то время девочка не только перестала произносить грязные слова, но и других детишек, не сдерживавших свой язык на церковном дворе (речь, конечно, не о мате, а просто о грубых словах), останавливала: «Нельзя так говорить, ты ведь причащаешься». Малышка сделала свой выбор, хотя она живет все в той же тяжелой атмосфере.

Раньше матерную брань называли еще «солдатскими» словами, потому что сквернословие было большей частью распространено в солдатской среде. Между людьми, на двадцать пять лет оторванными от семей, общения с близкими, привычной крестьянской работы, родных мест – людьми, отчаявшимися в своем будущем. Позже язва сквернословия поразила и рабочую среду, сформировавшуюся почти в таких же отчаянных обстоятельствах: без семей, вне привычных отношений – люди жили сегодняшним днем. Все это были люди, с точки зрения основного населения, «несчастненькие», попавшие в тяжелые обстоятельства. Их жалели, но тех, кто перенимал их дурные привычки, осуждали.

Наверное, это в советское время появился тип начальника-«демократа», демонстрирующего свою «близость» к народу через употребление крепких слов. Появилось даже выражение: «сказать крепко, по-русски». Хорошо бы знать, что матерные слова в большинстве своем – отнюдь не русского происхождения. Русский же человек, хотя бы в своих идеалах, всегда отличался целомудрием. Эти целомудрие и стыдливость отразились в национальной одежде и быте, удивлявшем иностранцев строгостью и чистотой нравов. При благочестивых царях Михаиле Федоровиче и Алексие Михайловиче за сквернословие полагалось телесное наказание. По рынкам и площадям ходили переодетые чиновники, хватали матерщинников и тут же, на месте, чтобы другим неповадно было, наказывали их розгами.

Удивительно, что сегодня многие образованные люди считают нормальным невзначай этак «тонко интеллигентно» выругаться, возможно, желая подчеркнуть таким образом «широту» своих взглядов. Так и просится на язык Достоевский: «Широк русский человек, хорошо бы сузить». А между тем на них лежит огромная ответственность. В России к образованным людям всегда относились с уважением. Образованный человек именовался личным почетным гражданином. Университетское образование приравнивалось к офицерскому званию и позволяло обладателю пользоваться правами личного дворянства. Знание почиталось. Глядя на образованного человека, простые люди как бы говорили себе: «Мы по темноте своей можем впасть во многие грехи и ошибки, но он-то знает, где свет, он человек грамотный».

Образование помогает человеку воссоздать в себе образ Божий. Именно понятие воссоздания образа Божия и отражает слово «образование». Поэтому грязная ругань из уст интеллигента особенно недопустима! От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12, 48).

Кто-то может сказать, что для них сквернословие не сознательная брань, что грязные слова они произносят механически, не вникая в их смысл. Появилась даже некая «мягкая» форма сквернословия, когда матерные слова заменяются другими, но находятся во фразе на привычных местах. Некоторые даже спрашивают, допустима ли такая замена? (Хорошо еще, если спрашивают, а не утверждают.) Мне сразу вспоминается вопрос Любочки из «Пошехонской старины» Салтыкова-Щедрина: «Маменька, под какое декольте шею мыть? Под большое или под малое?» Шею нужно мыть, чтобы она была чистой, а от сквернословия в любой форме следует отказаться совсем и окончательно. Мы не можем отнести слова-«заменители» к обычным словам-паразитам, засоряющим речь. Разве что, – приравняв их к энцефалитным клещам. Ведь сущность сказанного проглядывает и сквозь завесу. Так никого не оставляет в неведении «пищалка», прикрывающая теле- и радио-матерщину.

«Народ» по-славянски – «язык». Язык народа – это то, что создает и объединяет народ. И характеризует его. Немецкий философ и лингвист В. Гумбольдт ставил формирование и развитие национального характера, культуры и быта в прямую зависимость от языка народа. Язык, несомненно, оказывает влияние и на исторический путь народа. Так можем ли мы столь легкомысленно с ним обращаться?

Древние демонические культы Ближнего Востока, от которых мы унаследовали большинство матерных слов, использовали их в ритуальных действиях, сопровождавших человеческие жертвоприношения. И как раньше таким образом призывали демонов, так и сегодня человек, произносящий эти слова, призывает на свою голову беса. Вопрос о допустимости мата – это вопрос веры. Для православного человека достаточно сознания того, что Господь не любит этих скверных слов. Примером тому можно привести одно из посмертных чудес святого праведного Симеона Верхотурского, случай, вошедший в его жития.

«В 1711 году, в апреле месяце, один монастырский старец, по имени Иаков, внимательно слушал Божественную литургию и старался отрешиться мыслию от всего земного. Тихо стоял он в молитвенном умилении. Вдруг, при возгласе: Со страхом Божиим и верою приступите, он упал ниц и лежал долгое время без чувств. Когда же он пришел в себя, то рассказал следующее:

При взгляде на образ Пресвятой Богородицы, именуемый «Одигитрия», его вдруг объял страх. Что с ним дальше было – он не помнит, лишь помнит одно, как предстал пред ним праведный Симеон и, прикоснувшись к нему, сказал: „Встань, пойди и объяви всем, чтобы воздерживались от сквернословия и от слов бранных, иначе Господь пошлет на людей и на скот их голод и мор. Пусть все усердно молятся Господу, Его Пречистой Матери и всем святым, пусть весь народ отслужит молебное пение об отвращении гнева Божия“.

Кроме того праведный Симеон приказал Иакову рассказать о сем архимандриту и воеводе, дабы люди раскаялись в своих прегрешениях и молились бы об избавлении от праведного гнева Божия, что и было исполнено всеми с величайшим усердием».

Нам только кажется, что сегодня мы сильны и независимы со своим научно-техническим прогрессом. Что способны строить свое благополучие исключительно по своему желанию. Но что мы можем, если Господь за наше нечестие не даст нам Своей благодати, не благословит наши труды? От нашей, как нам кажется, небольшой, слабости страдает вся наша жизнь. И личная, и семейная, и государственная. Поэтому, устраивая эту жизнь, прежде всего послушаемся голоса Церкви, говорящей нам через апостола Павла: Отложите… сквернословие уст ваших (Кол. 3, 8).

Впрочем, чем более молитв, священных и духовных текстов произносит и читает человек, тем проще и естественнее ему бывает отказаться от грубых слов. Потому что, как говорит Апостол, не может (не должно) из одних уст исходить благословение и проклятие, как один источник не может изливать соленую и сладкую воду (Иак. 3, 12).

Протоиерей Сергий Николаев

Сайт «Дорога к храму» (http://www.road2church.ru/)

Варвара не раз слыхала от Елены про духовную брань, но всерьез это в голову не брала. В эпоху Интернета такое словосочетание слегка ухо режет.

И вот однажды…

Шла служба. Сбоку от алтаря стояла очередь исповедников. Вдруг в стройное пение хора вклинились бессвязные выкрики:

– Фашист! Негодяй! Целую неделю готовилась… Уж так держалась… Все насмарку… До Причастия не допускает…

Перед очередью дергалась маленькая фигурка в берете и в черных очках, отчаянно жестикулировала, потрясая сухонькими кулачками. Окружающие шикали на нее:

– Держите себя в руках!
– Вы в храме находитесь!
– Выйдите отсюда.
– Не мешайте молитве!

Тем самым они только подливали масла в огонь.

Нарушительница тишины, отпихиваясь локтями, естественно, защищалась:

– А это не ваше дело!

Поворот влево:

– Ты заткнись, святоша!

Но «святоши» в своем праведном гневе никак не хотели затыкаться. Из алтаря уже выглядывали ребята-алтарники.

Не знаю, как вам, а Варваре стало жалко эту маленькую крикунью. Точнее, даже не ее, а себя.

Представилось моментально – это, ведь, ее, грешной Варвары, возможное будущее. Если сейчас она еще кое-как ухитряется прятать свою злость внутрь, то к 60-ти годам, когда нервы на ноль сойдут, будет из нее фонтаном бить тоже самое.

И Варвара, подхватив крикунью под руку, повлекла ее к выходу, изливая на нее все свое восточное красноречие, почерпнутое у старика Хотаббыча.

– Выйдемте-ка отсюда, наше солнышко! Давайте вот сюда, алмаз души нашей. Расскажите мне, кто вас обидел.

Продолжая бухтеть Варваре в ухо о том, как расплодились вокруг всякие фашисты и негодяи, Нона механически вышла за ней во двор.

Тут, на свежем воздухе, она слегка остыла, вывалив предварительно по пунктам, что именно думает о священнике, не пустившем ее к Причастию.

Вдруг респондентша почувствовала что-то и уставилась на Варвару, сверля ее голубыми глазами через черные очки.

– Чего это ты меня так выслушиваешь?
– Я тебя хорошо понимаю, сама такая же.
– Правда? Неужели?! – голубые глаза расширились в неподдельном изумлении. – Со мной же никто не общается. Даже не здороваются… твари позорные.

Ее тут же перекосило от нахлынувших воспоминаний и старых обид.

– Сколько я людям добра сделала, а они мной пренебрегают… У-у, зла на них не хватает!

Варвара бросилась протестовать:

– Нет, это не совсем так. Вот один человек вас точно любит!
– Кто любит? – Нона аж задохнулась от неожиданности.
– Отец Филарет! – удар пришелся прямо в яблочко.

– Он… Да… Он знает, какая я на самом деле, – лицо ее тут же разгладилось и стало каким-то беззащитно-детским. – Он, родненький, знает какая у меня душа… Хоть я и великая грешница … Я… Я ведь какую жизнь провела, – прикрыв глаза, качала головой. – Я же гной смердящий. Тьма тьмущая во тьме ходячая… И покаяния нет во мне… Он меня за простоту любит… Я, если пьяницу или бомжа на улице увижу, ему последнее отдам и домой иду, от жалости плачу.

В глазах у нее заблестели слезы размером с горошину.

Это была чистая правда. Без малейшего преувеличения. Варвара сама однажды видела, как Нона принесла из дома накрахмаленное белоснежное полотенце, мыльницу советского образца и взяла на абордаж Элгуджу – бомжа-просителя у дверей. Пока он руки тщательнейшим образом не помыл, не дала ему просфоры вкусить. «Куда мне до нее!», – восхитилась тогда Варвара, наблюдая их препирательство во дворе. И с тех пор Нона в ее глазах поднялась на недосягаемую вышину.

Теперь, слушая все это, приходилось только удивляться резким перепадам ее настроения. В голове сами собой всплывали рассказы Елены.

– … Знаешь, как отличить, кто находится рядом с человеком? – так начала она свое объяснение для Варвары на тему «Что такое духовная брань». – Когда злишься, или унываешь, значит, все, подступил к тебе лукавый, на свою волну настраивает, все больше и больше тебя заводит. А если ты в умиротворении и всех тебе жалко, а себя ничтожнее всех почитаешь, значит, рядом твой Ангел-хранитель…

Нона тем временем занервничала.

– Ах, как курить хочется… Пойдем в лесок! Не могу я здесь, в святом месте…

По дороге в парк Нона не замолкала ни на минуту в самообличении.

– Вот, ведь, страсть гадкая. Никак от нее не избавлюсь… Уж как Боженьке молюсь и все напрасно! Отец Филарет сказал, что меня как на курево потянет, чтоб я сразу за Евангелие бралась. Так он, искуситель, мне так мозги заморочит, что я и коснуться Евангелия не могу.

Варвара слушала, не встревая.

– … Я как-то помолилась Божьей Матери перед ее иконой «Нечаянной Радости» от всей души. И что ты думаешь? Как отрезало! Шесть месяцев – никакого желания. И опять этот проклятый меня попутал! Убиралась я как-то на работе – я тогда в одном учреждении подрабатывала. Вытряхиваю, как обычно, урны. Смотрю, начатая пачка «Мальборо» лежит. У меня глаза разгорелись. Такое добро пропадает! Я-то никогда его не пробовала. Дура, я дура! Выкурила одну сигарету и все… С тех пор не могу избавиться… Иной раз на хлеб денег нет, а на «Астру» последнее отдаю…

Табак явно настраивал Нону на философскую волну.

– Я что думаю, – рассуждала она, затягиваясь. – Почему я, когда с этой соской сижу, совсем не психую, вот себя, грешницу, ругаю, а всех других так жалко – слов нет. А когда в церкви на Литургии стою, становлюсь прямо как пантера лютая. Чуть кто толкнет случайно, готова глаза выцарапать. Из-за любого пустяка аж трясти начинает. Боюсь, чтоб инсульт меня не хватил. И так уж из-за нервов зоб у меня вырос и сердце барахлит.

Варвара не нашлась, что ответить. Пыталась вспомнить, что там еще ей Елена вычитывала из своей толстой тетради с выписками на духовные темы по поводу очередных ее, Варвариных, «психов».

В это время мимо них проходили несколько школьников. Глянули в сторону парочки, чему-то засмеялись и побежали дальше.

Нона проводила их беззлобным взглядом.

– Эх, смеетесь, детишки, надо мной, страхолюдиной. Я тоже раньше над такими, как я теперь, хихикала. Не знала тогда, что, если кого в чем осудишь, сам потом в это же попадешь…

«Во, кошмар какой!», – ужаснулась Варвара. Это что ж такое будет, если все, что она осуждала, на ее голову свалится? Просто туши свет, кидай гранату. Тогда точно от нее все нос будут воротить. Недаром ей Елена на днях дала перфокарту, оставшуюся от ее программистского прошлого, на которой собственноручно вывела: «Всегда помните закон духовной жизни: если смутишься каким-либо недостатком другого человека и осудишь его, впоследствии тебя постигнет та же участь, и ты будешь страдать тем же недостатком. Преп. Никон Оптинский».

Велела при себе носить и раз в день перечитывать. Носить-то Варвара носит, но читать, ясное дело, забывает.

И вынула тут эту грамоту Ноне показать. Собралась было уже Елене хвалебные песни петь, как Нона насторожилась.

– Это которая? С голубыми глазами и много на себя берет, да? Знаю ее, задаваку! Она еще к отцу Зурабу ходила в Михаила-Тверского…

Нону снова перекосило от воспоминаний. И пошла она чихвостить Елену с отцом Зурабом вкупе, заводясь все больше и больше.

– А я о нем много хорошего слышала, – заикнулась было Варвара, стараясь переключить Нону на что-то другое. Но только вызвала очередной приступ яростного мата и новый залп – уже на себя.
– … Иди ты знаешь куда… Защитница…

Словом, пришлось Варваре ретироваться обратно на службу.

В церкви люди уже подходили к кресту. Варвару окликнула Зинаида, ее бессменный обличитель. Она – человек, убеленный сединами и наделенный жизненным опытом, вот и печется о младшей сестре во Христе.

– Куда тебя понесло с этой болящей? Я видела, как вы вышли. Нашла с кем общаться!
– У нее душа хрустальная, – пыталась втолковать ей свое Варвара, заранее понимая тщетность своих попыток. – Она из-за бомжей плачет и такое мне рассказывала.
– Ты в церковь молиться ходишь или сплетни собирать? – не слушая ее, продолжала Зина, гневно морща лоб. Потом обнадежила:
– Погоди, попадешь ты с ней в историю!

В историю Варвара попала и очень скоро.

Заметила она как-то, что Нона в церкви уже вторую неделю не появляется. (Нона-то, не в пример Варваре, ходит всегда, не пропускает). Вот и запаниковала неуемная, стала ко всем приставать:

– Вы не знаете, где маленькая Нона на больших каблуках? Она совсем одинокая. Вдруг, что случилось?

Никто ничего толком не знал. Только плечами пожимали.

Варвара все-таки провела расследование и кое-как выяснила адрес.

– Знаешь, где мужик с рогами стоит? – так начала свое подробное объяснение Ольга.
– Чего?
– Ну, памятник такой на проспекте!

Насилу Варвара сообразила, что Ольга подразумевала скульптуру Важа Пшавела – великана в бурке, а у ног – оленьи рога лежат.

– … От мужика того, – продолжала толстушка обстоятельно, поправляя завязку платка у подбородка, – вправо пойдешь. Там еще одна мегрелка майки на веревке развесила – продает. Посчитай от нее третий корпус. Зайди во двор и кричи погромче. Нона не всем дверь открывает.

Так оказалась Варвара в незнакомом дворе у корпуса-хрущевки и стала выкликать Нону во всю глотку, вглядываясь в окна – авось мелькнет где-нибудь знакомый силуэт.

Вместо этого на крик появилась из подъезда какая-то внушительная тетка (ну, вылитая Верка Сердючка) и поманила Варвару пальцем-сарделькой.

– Чего орешь? – спрашивает и пыхтит от злости, как закипающий чайник со свистком. – Кто такая?
– Нону ищу, – отрапортовала Варвара, держа дистанцию. – Вы не знаете?
– А ты ее откуда знаешь? – тетка ощупала Варвару злыми глазами.
– С церкви.

Тут копия Верки Сердючки как завопит сиреной:

– Ах, вы еще и в церковь шастаете, алкаши проклятые! Еще и сюда, наглая твоя рожа явилась, не запылилась, чтоб ее и дальше спаивать! Нону тогда пьяную соседи на улице подобрали и домой принесли. Сейчас смотрят за ней! Давай мотай отсюда, собутыльница, а то полицию вызову! – и пошла на Варвару мощной грудью.

Варвара, само собой, струхнула и боком, боком от крикливой тетки в бега кинулась. Тут не до объяснений.

– Ну что, нашла свою шипящую подругу? – спросила Зинаида с ехидцей при очередной встрече. И, узнав подробности визита, со знанием дела заключила:
– Нечего общаться с кем попало!
– А как же «возлюбим друг друга да единомыслием исповемы…»? Должно же быть хотя бы элементарное общение между нами!
– Э-э, – Зинаида заметно погрустнела и смягчилась. – Думаешь, я тебя не понимаю? Я тоже так думала, когда в церковь пришла. Мне казалось, что здесь я встречу людей, от которых веет любовью, а выяснилось, что здесь те же страсти кипят, как у меня на работе. Поэтому и тебя хотела уберечь от лишних разочарований, – и Зинаида обобщила круг деятельности Варвары в церкви. – Ходи, молись и хватит с тебя. Не надо здесь самодеятельностью заниматься.

Скоро Нона снова появилась в церкви. Пришла к Варваре извиняться.

– Мне соседка рассказала, как ты приходила, и она тебя поперла… – Нона заплакала. – Прости меня Христа ради… Из-за меня, грешницы, претерпела…

– Да ладно, проехали! – засмущалась Варвара, не любительница таких высокопарных фраз.

Вообщем, помирились два ходячих осуждения. Да на долго ли, неизвестно. Духовная брань – штука непредсказуемая.

Только Варваре после всей этой катавасии расхотелось вникать, что с кем в церкви стряслось. Что ей, больше всех надо? Поумнела, наверное.

Не каждый из духовной брани выходит победителем…

***

Прошло 12 лет. Нона все так же ходит в ту же церковь, не пропуская ни одного праздника. Стоит все у одной и той же иконы. И внешне она такая же, как была. С годами не меняется. А метаморфоза кое-какая присутствует все же. С большинством прихожан у нее теперь наилучшие отношения. Того она обнимает, эту о детях спрашивает. Кому-то в сумку незаметно хлебушек пихает. Варвару как-то от щедрот своих пыталась даже куском сулгуни оделить, объяснив, что ей подарили, а она столько не съест. Да Варвара отказалась. Иногда, по старой памяти, бывает, психанет на толкнувшего ее прихожанина. Но какое сравнение с прошлым! Примерно из ста один раз – в такой вот пропорции.

Выходит, работает над собой человек, с Божией помощью совершенствуется. Любо, дорого посмотреть!

Мария Сараджишвили

(http://www.pravoslavie.ru/)

Александр Каломирос – современный греческий богослов и проповедник, автор многочисленных книг и статей по богословию и апологетике, ревностный защитник Православия, катехизатор в церковной общине Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова в Фессалониках (Элладская Церковь).

Церковь как Таинство прихода

В нашей вере все точно и определенно. Таким же является и таинство Церкви. Церковь — это не что-то теоретическое и невидимое, но нечто конкретное и ощутимое. Беспредельный Бог являет Себя в конкретном и определенном. Не стремись любить человечество, невидимую и неуловимую идею, но люби своего ближнего, конкретного человека, кто рядом с тобой. Так и Церковь – не невидимая идея, исчезающая в Истории и вечности, но конкретное собрание знающих людей (знатоков среди людей). Все собираются вместе для поклонения Богу, как всегда делали все христиане, в конкретном храме, в окружении святых икон, имея во главе богослужения и учения духовного преемника Апостолов — Епископа или назначенного им пресвитера с диаконами и остальным клиром. Само сладкое таинство прихода – это конкретная поместная Церковь. И сама конкретная поместная Церковь – это Кафолическая Церковь. Поэтому «Кафолическая Церковь» в словаре Православия означает Тело Христово, обладающее всеобщностью (кафоличностью) Даров и Благодати Божией. Конкретная малая поместная Церковь имеет все сокровище благодати Божией, у нее ни в чем нет недостатка. Приход — это не часть Церкви, но сама Церковь. Другой, близкий или далекий, приход — это не дополнение к первому, но его полное повторение в пространстве и времени.

В одном и том же малом приходе человек оглашается и научается вере Христовой. В нем он крестится. В нем приобщается Телу и Крови Христовым, исповедуется и освящается. В нем он находит торжествующую Церковь – в иконах, в святых мощах, в празднованиях дней памяти святых. Что же из освященных даров остается вне малого прихода? Ничего. Приход – это Кафолическая Церковь, где каждый конкретный человек своим особым образом становится Человеком, поскольку в его лице присутствует вся человеческая природа, а не одна ее часть. Но одно лицо также и у того Человека, вне Которого никто не должен оставаться. Двое, каждый со своей, казалось бы, природой нисколько не делают человеческую природу большей или совершеннейшей, только потому, что их двое. Один становится Человеком или тысячи, природа остается той же самой, полной. Таково и таинство Церкви. Весь приход в целом представляют собой Церковь Христову в полноте.

В приходе осуществляется цель нашего творения – жить жизнью Пресвятой Троицы. Жизнь Пресвятой Троицы – жизнь божественной любви. То же самое – и жизнь прихода. Нет жизни любви между людьми, которые незнакомы друг с другом. В приходе все знают друг друга и любят друг друга в меру своей личной святости. Приход – это мастерская любви. Жизнь прихода не ограничивается только богослужением, но распространяется на все ее проявления. Все радуются с радующимися и плачут с плачущими. Один помогает другому духовно, другой – материально. Один прощает и терпит другого, другой – заботится, чтобы не было огорчений и обид между ними. Вместе подвизаются за веру и изучают святых отцов, стараясь иметь веру и исповедание, которое всегда и всюду имеет вся Церковь.

В первые века христианства все члены Церкви были сознательными христианами. Границ приходов для них как бы и не существовало. Для современных же христиан, кто в какой храм ходит, имеет большое значение. Приходами сейчас принято считать места, где на богослужение собираются какие-то люди, и не столь важно, какую именно веру каждый из них исповедует. Однако даже там, где формально исповедуется истинное православие, люди часто если и не враждебны друг к другу, то, по крайней мере, остаются чужими. Особенно сознание таинства прихода ослаблено в больших городах. А главной причиной этого служит ослабление уз любви между прихожанами, а значит – утрата церковного самосознания. В таких условиях представление о Церкви становится только теоретической общностью. Конкретное, определенное понятие Церкви как прихода верных становится редкостью.

Но православие не может по-настоящему существовать вне прихода. Атлет не соревнуется вне поприща, как бы ни старался – не увенчается. Приход является поприщем православной жизни. В монашестве приход – киновия или скит. Христианская жизнь вся концентрируется вокруг общины. Христианин борется за то, чтобы любить конкретных людей, своих ближних, с их достоинствами и недостатками. С этими конкретными людьми он должен хранить единство в вере. Но должен терпеть их личные отличия от него, прощать и просить у них прощения.

Увы, сегодня, в наших храмах немногие действительно благочестивые прихожане теряются в толпе безразличных захожан. Откуда же может возникнуть там христианская жизнь? Где общение любви и братство душ? А ведь именно ради этого люди, казалось бы, приходят в христианские общины.

Человек, если он родился в православной семье, находится в приходе с самого рождения. Еще будучи некрещеным младенцем, он получает первые впечатления от церковного пения, свечей, икон. С детского возраста он соединяется с жизнью Церкви. Там его мать, там его отец, братья и друзья-сверстники. Богатые и бедные, юные и старцы, образованные и неграмотные, сильные и слабые, чистые и нечистые, стояще и молящиеся бок-о-бок, предварительно уравнявшиеся в нелицеприятной вечной истине.

Приход – это семья во Христе. Там один сознает другого родственником, потому что у всех в жилах течет одна и та же кровь воскресшего Христа. А разве христианская семья не является маленьким приходом? Ведь и каждый истинный христианин является Церковью, представляя собой клетку Церкви-прихода.

Два истинно-православных прихода связаны между собой узами любви и общим тождеством: тот – Церковь Христова и другой – тоже Церковь Христова. Лица разные, сущность одна и та же.

«В сем познают, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою». Эта любовь и в теле одного прихода, она же и между разными приходами. Именно любовью жизнь во Христе укрепляется «костями» и обрастает «плотью». Нельзя жить во Христе, будучи только посетителем Церкви. Нужно быть живым членом Христова Тела!

Александр Каломирос

 Сайт Церкви Иоанна Предтечи г. Кирова (Вятки) (http://hram-predtecha.ru/)